Третья жертва - Лиза Гарднер

Жизнью их в течение дня по большей части руководили смотрители, четко соблюдавшие режим приема пищи, занятий и отдыха. Делай то, что тебе говорят, иди туда, куда тебе говорят, и все в порядке. Можешь даже оставаться один в своей комнате в отведенное для общения время. Сиди. Смотри на свою синюю больничную форму. Наблюдай за пауком. Не важно.

Главное – не выходи за определенные для тебя рамки. Не зря же в комнатах плексигласовые окна. Не зря все двери из толстой, в дюйм, стали. И двор не зря окружен десятифутовым забором, поверх которого проложена колючая проволока. И прожекторы не зря. А у смотрителей есть ключи от ружей, заряженных резиновыми пулями.

Когда Дэнни только попал сюда, ребята постарше рассказали ему о тех, кто пытался бежать. О тех, кому прыскали в лицо перцовым спреем, кого – в тех редких случаях, когда они преодолевали ограждение, – преследовали с собаками. И если доберманы настигали беглеца, каждому из псов полагалась награда – один укус.

Дэнни считал, что все они полный отстой, но вслух ничего не говорил. С самого первого дня он держался одного правила: никому ни слова.

Я – умный, я – умный, я – умный.

Мне страшно.

Он наблюдал за пауком, упорно подбиравшимся к зарешеченному окну. Может, паук истосковался по солнечному свету, а может, ему хотелось ощутить ветер на своем крохотном косматом личике.

Дэнни прошелся пальцами по форме – ни шнурков, ни пуговиц, ни ремней находившимся под круглосуточным наблюдением не разрешалось – и постарался отключить мозг.

Накануне к нему приходил адвокат. Дэнни не желал его видеть. На нем был модный серый костюм, на руке – дорогие часы, и Дэнни знал, что все это стоит кучу денег. От этого ему стало еще хуже. Мама будет только и думать о том, как с ним расплатиться, а отец станет кричать, что это не важно. Старина Шеп так и не понял, что мир работает по-другому. Он запутался в своих футбольных фантазиях, где его сын делает победный тачдаун в большой игре.

Хуже всего ему было из-за матери. Он знал, что она плакала. Знал, потому что слышал сам. Поздно вечером он попытался закрыть уши ладонями, чтобы ничего не слышать, но потом одну руку пришлось убрать, чтобы сунуть ее в рот. Чтобы не захныкать.

Адвокат говорил о всякой ерунде. Рассказал, что делает защита и что такое суд. Какой будет его роль, и какой – роль Дэнни. Растолковывал все, как какому-нибудь младенцу. Дэнни не возражал. Адвокат распинался целый час, и все это время Дэнни смотрел в одну точку за его ухом.

Разговаривать с консультантами центра не следует, сказал адвокат. Формально они сотрудники правоохранительных органов, и все, что он сообщит им, может быть использовано против него в суде. В крайнем случае, если захочется излить душу, нужно попросить капеллана, пастора или раввина. Священник имеет право не давать показаний.

Дэнни и не разговаривал ни с кем. Он точно знал, что не может позволить себе это, не может никому доверять и должен молчать даже в тихие ночные часы, когда слова поднимались изнутри и сбивались в груди в плотный, сухой комок. Вот тогда он снова видел, что случилось, видел ясно, но как будто со стороны, как будто это все было сном и не имело к нему никакого отношения. Он поднимал руку, видел, что она даже не дрожит, и ему хотелось кричать, кричать и кричать.

Адвокат сказал, что к нему придут два эксперта. Далее следовали новые инструкции. Одному из них доверять нельзя. Нужно быть очень осторожным. Другой – кажется, Шафер? – работал на его родителей. Ему можно рассказать все. Может быть, даже следует рассказать. Может быть, ему станет легче, если снять камень с души.

Адвокат сочувственно посмотрел на него.

Дэнни подумал о мисс Авалон. Какое выражение появилось на ее лице. Как она повернулась к нему. Он подумал о ее последних словах, которых не понял.

Беги, Дэнни! Беги, беги, беги!

Паук добрался до окна и, довольный, побежал по теплому небьющемуся стеклу.

В голове у Дэнни было столько всего. Столько образов. Четких, но таких далеких. Кровь. Шум. Запахи, которых он никогда и представить не мог. Горячее оружие в руках. Все так далеко. Может, это только сон. Надо только открыть глаза, и все исчезнет. Или какой-то нехороший фильм. Выключи телик и иди спать.

Салли, Элис и мисс Авалон. Салли, Элис и милая мисс Авалон.

Беги, Дэнни! Беги, беги, беги!

Дэнни встал. Поднял руку и прихлопнул паука. Раздавил. От счастливого, довольного паука осталось пятно на ладони. Дэнни посмотрел на пальцы. Они не дрожали. Он посмотрел на свою руку – ну же! Нет. Рука не дрожала.

Дэнни, хладнокровный убийца.

Он шагнул к кровати.

Рейни налетела на Чарли Кеньона рассерженной гарпией. Она уже четырежды сталкивалась с этим девятнадцатилетним оболтусом и на этот раз была настроена отнюдь не миролюбиво. Чарли катил на детском велосипеде по ухабистой лесовозной дороге, проходившей по участку его отца, и Рейни, заметив его, включила фары и бросилась в погоню.

Куинси сидел на переднем сиденье и даже не моргнул глазом, когда она, демонстрируя весь полицейский антураж – сирену, мигалку и пыль из-под колес, – прижала Чарли к обочине и заставила остановиться. Из машины Рейни вышла, положив руку на дубинку, висевшую у нее на поясе.

– Слезь с велосипеда, Чарли.

– Что за хрень? Чего-то превысил? – В черной кожаной куртке и облегающих джинсах – просто красавчик! – Чарли остался на месте, да еще и вызывающе ухмыльнулся. Рейни пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вмазать ему по физиономии. Надо больше спать. Уж больно вспыльчивой она становится. Даже по собственным меркам.

Чарли бросил взгляд за спину Рейни, туда, где из машины выбирался Куинси.

– Что за тип? – спросил он.

– Не твое дело.

– Обкатываете нового напарника? Вы бы ему про дресскод объяснили. Ну и ну… В здешних местах людей убивали только за то, что они носили шелковые галстуки.

Рейни пропустила его комментарии мимо ушей.

– Чей велосипед?

– А что? Желаете сделать предложение?

– Чей велосипед, Чарли?

– Мой…

– Тебе не восемь лет.

– У меня ностальгия по детству.

– Неужели? А я думаю, что ты просто лживый кусок дерьма. Слезь с велосипеда, Чарли, и подними руки.

Чарли перестал наконец изображать Джеймса Дина и захныкал:

– Я его выиграл. Честь по чести. И я не виноват, что парень не научился уходить в драке влево.

– Живее.

– Это участок моего отца и…

– Ну!

Чарли притих. Посмотрел пристально на Рейни. Посмотрел на Куинси. Потом неохотно перебросил ногу через велосипед, который упал на землю.

– Ладно, ладно, только не надо заводиться по пустякам.

– Подними руки. Повернись. Руки на дерево. Расставь ноги.

– Будете обыскивать? Из-за краденого велика?

– А кто сказал, что это из-за велика?

– Какого…

Поздно. Рейни уже подошла достаточно близко, чтобы зацепить его ногу своей, развернуть лицом к дереву, завести руки над головой и обыскать. Минутой позже она разжилась штопором, складным ножом, двумя сотнями долларов и тубусом с четвертаками.

Куинси заинтересовали монеты. Он подержал тубус на ладони, сжал в кулаке – серьезная штука. Чарли Кеньон определенно знал, как нанести убойный удар.

– Скучный вечерок, а, мистер Кеньон? – спросил он.

Рейни убрала руку со спины юнца. Чарли нарочито неторопливо повернулся, демонстративно потряс руками и долго поправлял воротник кожанки. После чего пригладил каштановые волосы и смерил Куинси презрительным взглядом.

– Извините. – Он подпустил добрую порцию сарказма. – Не расслышал ваше имя.

– Специальный агент по надзору Пирс Куинси, Федеральное бюро расследований.

– А, черт…

Рейни наконец улыбнулась:

– Забавно. Твой папаша сказал то же самое, когда я разговаривала с ним сегодня. Одно дело собачиться с местными и совсем другое – связаться с федералом. Этого себе даже твой отец не позволяет.

– Можете забрать велик.

– Шутки в сторону, Чарли. Расскажи нам про Дэнни О'Грейди.

– Что?

– Ты меня слышал. Мы хотим знать все, что ты когда-либо сказал Дэнни. И я бы на твоем месте выбрала вариант с полным сотрудничеством, потому что у нас есть несколько свидетелей, показаний которых вполне достаточно, чтобы ты проходил по делу как соучастник в убийстве. Тебе уже девятнадцать. Подстрекательство и соучастие в массовом убийстве – серьезное обвинение, и даже твой папаша, пусть он и бывший мэр, ничем уже не поможет. Судить будут как взрослого. Получишь на полную катушку, и на загородный клуб не рассчитывай – сядешь в настоящую тюрягу.

– Эй, эй, эй. – Чарли поднял руки, показывая, что наезд не пройдет. – Думаете, я как-то причастен к убийству тех девочек? Ну уж нет, не прокатит. У меня алиби. – Он посмотрел на Куинси. – А она милашка, если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду.

– Что ты делал возле начальной школы? Или ребята постарше для тебя слишком круты? Они ведь и сдачи могут дать, а?