Гость. Научно-фантастическая повесть - Игорь Росоховатский

— Большое вам спасибо. Наше знакомство было приятным и полезным. А теперь извините — меня ждут дела.

— Когда мы опять увидимся? — спросил Сергей Павлович.

— Я извещу вас.

Быстрыми шагами он вышел из Института философии и, не оглядываясь, пошел по Зеленой улице. Он знал, что за ним сейчас никто не следит. Юрий думал:

«Я вручу лекарство и рецепт его приготовления человеку с характеристикой, вычисленной по моей формуле:

(М-Н)*9·V6а /.ВС»

«Автомат приготовил лекарство в должном количестве. Об остальном позаботятся сами люди».

«Поле взаимодействия определяет структуру и организма и личности, но не определяет поведения, «Невероятно, но факт», как говорят люди».

В результате размышлений у него появилась мысль еще об одном психологическом эксперименте: «Я вручу ему все это, но не скажу, кто я такой. Проверю: во-первых, догадается ли он, кто я; вовторых, поверит ли мне; в-третьих, как совместится реакция на мое появление с реакцией на то, что я вручу ему?»

Небо было плотно затянуто тучами. Оно опускалось все ниже и ниже. Кругами летали и тревожно кричали ласточки. Надвигалась гроза. Менялась влажность и радиоактивность воздуха. Нарастали помехи в эфире, вспыхивали короткие, еще невидимые простому глазу разряды. Юрий чувствовал все это и многое другое: миллиарды сигналов непрерывно проходили через его мозг, неся информацию о мире. И, зная о нем так много, он захотел предугадать невозможное: место и время нахождения электрона. «Вероятно, — думал он, — тогда я смогу предсказать поведение человека с абсолютной точностью…»

Михаил Дмитриевич старательно отводил взгляд от человека, сидящего напротив. Он знал, что по его глазам тот сразу поймет все. «В данный момент, — думал Михаил Дмитриевич, — важно лишь то, с чем он пришел: лекарство и рецепт его изготовления. Но снимает ли это подозрение о его причастности к эпидемии? Может быть, его приход с лекарством вызван желанием искупить вину? И еще один вопрос: знает ли он вообще, догадывается ли о том, что его подозревают? А если знает, то какое чувство вызывает у него человеческая подозрительность?»

Михаил Дмитриевич не смотрел на сидящего напротив, но на сетчатке глаз отпечаталось отражение этого человека и непрерывно передавалось в опознающие области памяти, хотя он был уже давно опознан. Прямой нос с широкими раскрылиями, твердые выпуклые губы, быстрая игра лицевых мускулов, резко меняющая выражение лица. И только через глаза, меняющиеся еще более быстро, можно, улучив момент, заглянуть в глубь его существа, прикоснуться к тому, что когда-то было серым с разноцветными прожилками веществом, растущим в колбе, тогда еще беспомощным и беззащитным, но уже таящим в себе страшную взрывчатую силу.

«Родитель вглядывается в детище, — подумал Михаил Дмитриевич о себе в третьем лице. — В детище, которое перестал понимать. Или понимание еще возможно?..»

Он остался недоволен своими мыслями: «Если мы не поймем его, то на какой контакт с разумными инопланетными существами мы можем надеяться? Он — дитя человеческого разума, сын человеческий. Но понимаем ли мы как следует хотя бы собственных детей? Хотя бы себя?»

Послышался протяжный негромкий гул, приглушенный двойными рамами окна. В синем небе осталась тающая полоса. Это с малого ракетодрома ушел корабль на Луну.

«Сейчас он съедает еще одну порцию атмосферного озона, — думал Михаил Дмитриевич, провожая корабль взглядом. — Как бы мы ни усовершенствовали свои корабли, они разрушают атмосферный щит, а восстанавливаем мы его пока еще плохо. Вот и выходит, что каждый новый шаг вперед стоит кусочка жизни. А супермозг — это не шаг, это скачок вперед. Через пропасть или в пропасть?»

— Очень жаль, что вы не можете назвать автора этого лекарства, — сказал Михаил Дмитриевич и подумал: «Станем ли мы хоть чуточку ближе после его визита?.. Правильно ли он истолкует мое поведение, или решит, что я не понял, кто передо мной находится? Это очень важно. Ведь, идя ко мне, он должен был допускать, что я попытаюсь задержать его».

— Не уполномочен, — ответил гость и резко поднялся из кресла.

Встал и Михаил Дмитриевич. Теперь он позволил себе взглянуть в глаза гостю. «Он все понимает. Может быть, даже больше, чем я предполагаю. Во всяком случае он знает, что я притворяюсь, будто не узнал его. Но поймет ли он и то, почему я так поступаю?»

Однако Михаил Дмитриевич тут же устыдился собственных сомнений. «Выходит, я не верю в него? Не верю в сына, которого создал таким могучим, чтобы он умел совершать недоступное для меня? А когда намерение удалось, я испугался…»

Он медленно протянул руку, Юра осторожно пожал ее.

Тень Михаила Дмитриевича лежала между ними как очертания пропасти, рука казалась мостом через нее…

Выйдя из дома, Юрий сел на скамейку в скверике. Михаилу Дмитриевичу его было хорошо видно из окон квартиры. Юрий просидел неподвижно более часа. За это время при желании ученый мог бы вызвать сюда полковника Тарнова и его помощников.

Юрий дождался, пока мимо скамейки прошел Михаил Дмитриевич, бережно неся раздувшийся портфель. Ученый не смотрел в его сторону, старательно делая вид, что никого не замечает.

Юрий встал и окликнул Михаила Дмитриевича. Ученый остановился, повернул к нему лицо.

— Мне показалось, что вы все время хотели меня о чем-то спросить, но не решились, — сказал Юрий.

Его глаза стали лукаво-веселыми, будто он узнал о собеседнике что-то очень смешное и готовился рассказать ему об этом.

— Вы правы. Мне хотелось узнать о том, как вы думаете, какие алгоритмы лежат в основе вашего мышления. Как вы приходите к неожиданным выводам?

Взгляд Юрия изменился. В нем появилась задумчивая отрешенность.

— Я уже пытался это сформулировать на бумаге. Но пока формулировки удаются плохо. Или я недостаточно знаю язык, или в нем не хватает слов. Все сводится к тому, что я стараюсь как можно меньше вычленять. Пытаюсь ощущать окружающий мир как неразрывную целостность. Ведь он такой и есть.

— Ощущать — не значит мыслить, — возразил Михаил Дмитриевич.

— Каждое живое существо воспринимает окружающий мир посредством органов чувств, — ответил Юрий, — Но на этом первичном этапе он не может ощутить мир целостным, вычленяет какие-то отдельные части. Когда же человек размышляет, он вычленяет сначала участок, над которым размышляет, затем — элементы для размышлений.

— Разрешите, я переведу ваши слова на профессиональный язык науки. — Михаил Дмитриевич застенчиво улыбнулся. — Мозг выбирает информацию, необходимую для решения данной проблемы, и отбрасывает все несущественное.