Обратная сторона - Ольга Иженякова

Среди присутствующих можно было заметить неряшливого вида мужчину, который неизвестно кем приходился покойнице. Сначала его приняли за бомжа и хотели прогнать, но поскольку что-то интеллигентное и вместе с тем жалостливое проскальзывало в его взгляде, то убогого решили оставить на поминках. Пусть поест.

— Спасибочки вам, ой, спасибочки, — сказал несколько жеманно мужчина и представился всем: — Гриша, просто Гриша без отчества.

Дочери покойной еле заметно улыбнулись. Монахи же на него просто не обратили внимания.

Гриша в похоронном деле оказался просто настоящим асом. И вскоре родственники усопшей благодарили судьбу за столь полезное знакомство. В считанные часы Гриша помог организовать дело так, что почти все деньги, тщательно отложенные Елизаветой Тимофеевной на похороны, оказались непотраченными, покойная была похоронена рядом с любимым мужем и на могиле поставлен большой деревянный крест.

— А знаешь, мне кажется, что наша мама почти не жила, — обратилась старшая дочь Елизаветы Тимофеевны к младшей, когда они остались наедине в родительской спальне. — Так бывает: бегаешь-бегаешь, крутишься, покупаешь телевизор, машину, квартиру, детей устраиваешь, сначала в садик, потом в университет и вдруг понимаешь — не жила ты! Не жила! И все это, добытое в беготне, вроде как не твое, а потому не особо нужное. В общем, можно обойтись без этого.

Я, если помнишь, только-только отошла от тяжелой родительской опеки, замуж вышла за первого встречного, не расцветала, не гуляла под луной, а на тебе — уже рубашки мужу глажу, какие-то упреки за что-то получаю. Не соображаю ничегошеньки. Мне бы отойти от учебы, отдохнуть по-человечески, на море бы съездить, помечтать, но нет, куда там, раз и — беременна. Дурное дело — не хитрое. Я о звездах, о далеких планетах думаю, Экзюпери ночами зачитываюсь и реву от нежности, а в это время сиськи смазываю рыбьим жиром. Мне бы подняться над землей, полетать или на худой конец на диване лишний раз полежать, поваляться, закрыться от всех — но уже ребеночек, извиняюсь, пеленки испачкал. Думала, спокойно вздохну, когда Сашке два годика исполнилось, и на тебе — Дашкой забеременела! Мне бы наукой заняться, гистологию изучать, я ее сплю и вижу, стажироваться в столичных институтах хочу, но другой ребеночек обмочился.

А я не такая, чтобы пеленки стирать и быть счастливой. Я внутри другая, понимаешь? Другая — и все тут! Вот только никому до этого дела нет и уже не будет. Иногда закрываюсь подолгу в ванной и плачу. Считай, без малого сорок лет мне, а где они? Псу под хвост!

Так и у нашей матери. Помнишь, как она на серебряной свадьбе плакала? А мы, дуры, не понимали. Все у нее так же. Точно так же…

Вдруг в комнату кто-то тихо вошел. Женщины быстро замолчали, а Гриша, стоявший в углу и делавший вид, что ничего не слышит, как-то сразу сник. Двое мужчин в возрасте с сочувственными лицами направились к сестрам. Бомжа они не заметили.

— Примите наши соболезнования. Кто бы мог такое подумать? Ходила здоровая, ни на что не жаловалась, на той неделе разговаривали с ней как ни в чем не бывало, и — на тебе, взяла и умерла, — после некоторой паузы проговорил старший, а потом, внимательно осмотревшись по сторонам, как бы желая удостовериться, что его никто не слышит, добавил:

— У меня самого недавно несчастье случилось, может, слышали? Дом весь сгорел подчистую. Я чуть с ума не сошел! Вы даже не представляете, сколько я в него вбухал! Вы на похороны, как я вижу, тоже прилично потратились. Ай, пропади все пропадом! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. — Мужчина махнул рукой.

В доме воцарилась тишина, и было слышно, как стучат старые настенные часы с позолоченным циферблатом.

— Эти часы папе подарил один пациент, — после долгой паузы сказала младшая дочь покойной. — Помню, папа, когда эти часы принесли, сказал, мол, зачем они нам нужны и так много разного барахла в доме, а пациент, он еще с женой был, рыженькой такой хохотушкой, ответил, что это особенные часы, вроде как с царского режима остались. Сто лет проходили и еще столько же будут ходить, ничего с ними не случится. Папа ответил, что у него часы больше двух лет никогда не задерживаются. А те сказали так уверенно, что эти вас переживут. Так и есть. Папы уже нет и мамы тоже, а часы все ходят, ходят как ни в чем не бывало… видать, прав был пациент…

После похорон родственники усопшей долго искали Гришу, чтобы отблагодарить, но так и не нашли. Припомнили, что он на поминках даже не ел, хотя устал, наверное, здорово. На кладбище поддерживал престарелую глуховатую соседку, помогал ей подняться в автобус. Она, кажется, последняя, кто видела Гришу. Спросили старушку про него, на что та неуверенно пожала плечами, тяжело вздохнула и сказала:

— Странный он какой-то, этот ваш Гриша. Я ему говорю: айда ко мне домой, я тебе штаны новые дам, от деда остались, ни разу покойничек их не носил, все некогда было, все берег, царство ему небесное, а то ты в этих потертых — ну вылитый охламон подзаборный. Еще в милицию заберут как бомжа какого. Некрасиво ведь так нынче ходить. А он мне отвечает гордо так, аж спину выпрямил: «Нет, мать, не могу к вам домой идти. Мне надо срочно мысли в тишину положить. Много впечатлений за день».

Больше соседку в этот вечер ни о чем не спрашивали, решив, что она немного не в себе, что, впрочем, для ее возраста вполне простительно.

Глава третья

Чудо-яблоня

Через пару дней в нашем городе случилось то, что почти в одночасье разрушило мир многих людей. С этого времени Тюмень стала другой, и я окончательно поняла — не мой это город!

По телевизору выступил мэр и сказал, что мы должны жить теперь новой реальностью и что рынок — это нормально: ты — мне, я — тебе. Это отныне станет новой формулой нашей жизни. А любовь там всякая, гуляния под луной — пустая трата времени, которое можно употребить на зарабатывание денег и имиджа. «Мамаши с колясками — это хорошо, — заключил глава, — но сейчас нам не до них. С деньгами в бюджете туго — раз, промышленность надо поднимать — два».

Он говорил, а я смотрела, как из его головы выскакивают маленькие темные шарики и устремляются на зрителей в студии, бегут к объективу оператора, залезают в него, быстро размножаются и распространяются по невидимым сигналам.

Еще немного — и они уже в домах горожан. Рынок! Рынок! Послышались голоса из многих квартир: жена говорит мужу, что переходит на рыночные отношения и не будет вязать ему кофту просто так, он ей отвечает, что отныне не будет сидеть по вечерам дома в кругу семьи за чашкой чая, а начнет зарабатывать деньги. Дети ставят условие родителям: каждая положительная отметка в школе будет стоить определенной суммы. Так и только так надо сейчас жить.