Охотники на мутантов - Лев Жаков

Настька резко остановилась, будто на стену налетела. Крик, долетевший сзади, был полон ненависти и боли. После него надолго стало тихо, наконец донесся едва слышный стон. Девушка оглянулась.

Ненависть, будто липкий горячий пот, сочилась из всех пор, но она сумела понять: происходит что-то странное. Ведь она идет к Боргу, а старик… то есть дядя Василь ее провожает. При мысли о Борге на душе стало чуть-чуть светлее, свет этот разогнал багровую пелену злобы, наполнявшую сознание. Девушка провела рукой по щеке, а потом вдруг дала себе пощечину. Раз, второй – в голове зазвенело.

– Борг, Борг! – крикнула она.

; И морок вроде как отступил, съежился, огромной мягкой тушей отполз обратно в туман. Чтобы успокоиться, надо думать о чем-то хорошем, светлом. Ведь что-то не так, ею как будто управляют… Да это же туман! Это он навевает черные мысли, а на самом деле они – не ее, она так не думает, но это идиотский туман, злой, уродливый…

– Прекрати! – одернула она себя. – Думай о хорошем. И опять сзади донесся протяжный стон. Дяде Василю совсем плохо, сообразила она, повернулась и побежала на голос.

– Не подходи! – прохрипел Лесник, выставляя перед собой ружье, когда Настька выскочила из тумана.

Девушка отступила, плотная пелена окутала ее, скрывая от глаз скорчившегося на земле человека.

– Я тебя поймаю, тварюку, – бормотал он, тыкая вокруг стволами двустволки. Сталкер держал оружие левой Рукой – правую скрутила судорога, она будто сама собой подогнулась к животу и мелко тряслась. Лесник лежал на боку, дергая ногами, поворачивался и направлял ружье во все, что возникало из дымки. – Я тебя ждал, излом! – вопил он хриплым голосом. – Иди сюда, паскуда, прострелю твою руку гнилую! Узлом завяжу, в глотку тебе запихну!

Он же выстрелил из обоих стволов, думала Настька, < ходя Лесника и осторожно приближаясь к нему сзади. П тронов в ружье нет, а зарядить он сейчас не может. Во всяком случае, она на это надеялась…

Остановившись в двух шагах позади сталкера, она позвала:

– Это я, дядя Василь. Настя. Никого тут нет, кроме меня. Нам идти надо…

Лесник, оборачиваясь, подскочил так резко, что девушка вздрогнула и невольно отступила. Стволы уставились < в лоб.

– Не-е, меня не обманешь… – протянул сталкер с глухой ненавистью. Упал на грудь и со стоном перевернуло на бок. Ружье по-прежнему глядело на девушку. – Не пойдет, я вас насквозь вижу, мутантов…

– Это же я, Настька! – повторила она. – Вы совсе меня не узнаете меня, дядя Василь?

– Прикидываешься, мутант, – горячечно шептал. ник, подползая к ней. Правая рука судорожно дергалас загребая траву, и казалась самостоятельным живым существом, прилепившейся к человеку огромной пиявкой.

Вдруг непреодолимое желание раздавить эту пиявку размазать по земле овладело Настькой – она шагнула впе? ред, занося ногу. И наткнулась на ружье, стволы уперлись ей в живот.

– Теперь попался… – по искаженному болью прошла судорога – Лесник пытался улыбнуться. Костра ненависти полыхали в его глазах. Он спустил курки, и Настька облилась холодным потом. Раздалось сухое клацанье? но выстрелов не было.

Она вцепилась в стволы, дернула, однако здоровая Лесника была по-прежнему сильна – вырвать ружье не удалось.

– Так ты вот как?! – вскрикнул Лесник, приподнимаясь, и замахнулся ружьем, как дубинкой. Зажмурившись, Настька пнула его в правую половину груди.

Сталкер заорал, повалился лицом в землю и, выпустив, двустволку, схватился за больное место.

Подхватив оружие, Настька перекинула ремень через голову, повесила ружье за спину.

– Прости, дядя Василь, – прошептала она и опустилась на колени. Поднатужившись, приподняла Лесника. На нее глянуло искаженное мукой лицо.

– Вставай, пожалуйста, надо выбираться отсюда, вставай же, – повторяла она, пытаясь поднять его на ноги. Лесник навалился на нее, ноги его подкашивались, правая рука бессильно висела, левой он пытался упереться в землю, но ладонь скользила по влажной траве. – Идем отсюда, идем скорей, – твердила Настька. Кое-как ей удалось поднять Лесника, она подлезла ему под мышку, положила здоровую руку себе на плечи и обхватила его за пояс. – Место тут заколдованное какое-то, это оно так действует, понимаешь? Я же знаю, ты не такой, ты мне помогаешь. Мы идем ко мне домой, где я в детстве жила, там спокойно, там отдохнуть можно будет… Шагай, дядя Василь, ну шагай же…

Лесник сдвинул одну ногу, другую. Он был зверски тяжелый, но Настька, закусив губу, поддерживала его, и сталкер медленно побрел вперед. Повезло, что он недалеко убежал от тропы – вскоре они вернулись туда.

– Все хорошо, – ласково, будто обращаясь к младенцу, повторяла она в сотый раз. Это действовало – тупая злоба уходила из глаз Лесника, лицо разглаживалось.

– Надо… уйти отсюда… – пробормотал он, тяжело опираясь на девушку и с трудом передвигая ноги. – Быстрее, а то опять… Здесь аномалия, она действует…

– Идем, мы идем, дядя Василь, – согласилась Настька, пошатываясь под его весом. – Скоро будем дома, ты не сомневайся, я тебе помогу, как ты мне помогал, и все хорошо будет, я правду говорю…

Они шли, она шептала что-то ему на ухо – и скоро глухая серая пелена поредела, туман рассеялся, а когда Настька вытерла рукавом лицо, липкие капли на нем больше не появились. Впереди показалось поле, за которым виднелась роща и крыши домов. Это была Бобловка.

Он же выстрелил из обоих стволов, думала Настька, обходя Лесника и осторожно приближаясь к нему сзади. Патронов в ружье нет, а зарядить он сейчас не может. Во всяком случае, она на это надеялась…

Остановившись в двух шагах позади сталкера, она позвала:

– Это я, дядя Василь. Настя. Никого тут нет, кроме меня. Нам идти надо…

Лесник, оборачиваясь, подскочил так резко, что девушка вздрогнула и невольно отступила. Стволы уставились ей в лоб.

– Не-е, меня не обманешь… – протянул сталкер с глухой ненавистью. Упал на грудь и со стоном перевернулся на бок. Ружье по-прежнему глядело на девушку. – Не выйдет, я вас насквозь вижу, мутантов…

– Это же я, Настька! – повторила она. – Вы совсем меня не узнаете меня, дядя Василь?

– Прикидываешься, мутант, – горячечно шептал Лесник, подползая к ней. Правая рука судорожно дергалась, загребая траву, и казалась самостоятельным живым существом, прилепившейся к человеку огромной пиявкой.

Вдруг непреодолимое желание раздавить эту пиявку, размазать по земле овладело Настькой – она шагнула вперед, занося ногу. И наткнулась на ружье, стволы уперлись ей в живот.

– Теперь попался… – по искаженному болью лицу прошла судорога – Лесник пытался улыбнуться. Костры ненависти полыхали в его глазах. Он спустил курки, и Настька облилась холодным потом. Раздалось сухое клацанье, но выстрелов не было.

Она вцепилась в стволы, дернула, однако здоровая рука Лесника была по-прежнему сильна – вырвать ружье не удалось.

– Так ты вот как?! – вскрикнул Лесник, приподнимаясь, и замахнулся ружьем, как дубинкой. Зажмурившись, Настька пнула его в правую половину груди.

Сталкер заорал, повалился лицом в землю и, выпустив двустволку, схватился за больное место.

Подхватив оружие, Настька перекинула ремень через голову, повесила ружье за спину.

– Прости, дядя Василь, – прошептала она и опустилась на колени. Поднатужившись, приподняла Лесника. На нее глянуло искаженное мукой лицо.

– Вставай, пожалуйста, надо выбираться отсюда, вставай же, – повторяла она, пытаясь поднять его на ноги. Лесник навалился на нее, ноги его подкашивались, правая рука бессильно висела, Левой он пытался упереться в землю, но ладонь скользила по влажной траве. – Идем отсюда, идем скорей, – твердила Настька. Кое-как ей удалось поднять Лесника, она подлезла ему под мышку, положила здоровую руку себе на плечи и обхватила его за пояс. – Место тут заколдованное какое-то, это оно так действует, "понимаешь? Я же знаю, ты не такой, ты мне помогаешь. Мы идем ко мне домой, где я в детстве жила, там спокойно, там отдохнуть можно будет… Шагай, дядя Василь, ну шагай же…

Лесник сдвинул одну ногу, другую. Он был зверски тяжелый, но Настька, закусив губу, поддерживала его, и сталкер медленно побрел вперед. Повезло, что он недалеко убежал от тропы – вскоре они вернулись туда.

– Все хорошо, – ласково, будто обращаясь к младенцу, повторяла она в сотый раз. Это действовало – тупая злоба уходила из глаз Лесника, лицо разглаживалось.

– Надо… уйти отсюда… – пробормотал он, тяжело опираясь на девушку и с трудом передвигая ноги. – Быстрее, а то опять… Здесь аномалия, она действует…

– Идем, мы идем, дядя Василь, – согласилась Настька, пошатываясь под его весом. – Скоро будем дома, ты не сомневайся, я тебе помогу, как ты мне помогал, и все хорошо будет, я правду говорю…

Они шли, она шептала что-то ему на ухо – и скоро глухая серая пелена поредела, туман рассеялся, а когда Настька вытерла рукавом лицо, липкие капли на нем больше не появились. Впереди показалось поле, за которым виднелась роща и крыши домов. Это была Бобловка.