Махабхарата. Рамаяна - Коллектив авторов

Сын Дроны погнал колесницу для мести, -

Помчались и оба отважных с ним вместе:

Три светоча грозных, чье пламя не гасло,

Чью ярость питало топленое масло!

К становью врагов, погруженному в дрему,

Они прискакали по полю ночному.

Когда перед ними возникли ворота,

Сын Дроны увидел, что высится кто-то,

И то существо, велико, крупнотело,

Как солнце и месяц, в ночи пламенело.

Оно было шкурой тигровой одето, -

По шкуре текла кровь багряного цвета, -

Но также и шкурой оленьей покрыто,

Как жертвенным вервием, змеем обвито.

Мясистые, длинные, страшные руки

Сжимали секиры, булаты и луки,

Ручные браслеты свивались, как змеи,

Гирлянды огней полыхали вкруг шеи,

Огромные черные зубы торчали

В распахнутом рту - и весь мир устрашали.

И то существо было тысячеглазым,

Оно ужасало и сердце и разум.

Беспомощны были бы все описанья

Его очертаний, его одеянья!

И тысяча глаз его, ноздри, и уши,

И рот извергали, - и влаге и суше

Грозя, - всегубительный пламень, который

Дрожать заставлял и раскалывал горы.

Как тысячи Вишну, снабженных мечами,

Оно ослепляло своими лучами!

Страшилище это увидев, сын Дроны

Не дрогнул, он стрел своих ливень каленый

Извергнул из лука над тысячеглазым, -

Но их поглотило чудовище разом:

Вот так океан поглощает волнами

Подземного мира свирепое пламя.

Тогда Ашваттхаман метнул с колесницы

Свой стяг, полыхавший пыланьем зарницы.

Древко полетело, древко заблестело

И, крепко ударив страшилища тело,

Разбилось, - подобно тому метеору,

Что ринулся по мировому простору,

И солнце ударил, и был уничтожен!

Тогда, как змею из укрытья, - из ножен

Сын Дроны извлек цвета выси небесной

Кинжал с золотой рукоятью чудесной,

Но в тело той твари, без звона и хруста,

Кинжал погрузился, как в норку - мангуста.

Метнул свою палицу воин могучий, -

Иль знаменье Индры сверкнуло сквозь тучи?

Иль новое с неба упало светило?

Но палицу то существо поглотило?

Всего боевого оружья лишенный,

В смятении стал озираться сын Дроны, -

Не небо узрел над собою, а бога:

То Вишну смотрел на воителя строго!

Невиданным зрелищем тем устрашенный,

Терзаясь и каясь, подумал сын Дроны:

«Хотел совершить я дурное деянье, -

И вот получаю за зло воздаянье.

Судьбой предназначено мне пораженье, -

А разве Судьбы изменю я решенье?

Теперь обращаюсь я к Шиве с мольбою:

«Лишь ты мне поможешь бороться с Судьбою!

Гирляндою из черепов ты украшен,

И всем, пребывающим в скверне, ты страшен!

К стопам припадаю ревущего Рудры:

Лишь ты мне поможешь, всесильный, премудрый!

Я в жертву тебе отдаю свое тело,

Но дай мне свершить свое трудное дело!»

Сказал он - и жертвенник жарко зажегся

Пред мужем, который от жизни отрекся!

Возникли сиянья различного цвета,

Наполнились блеском все стороны света.

И твари явились, - престрашны, премноги,

И все - многоруки, и все - многоноги,

А те - многоморды, а те - многоглавы,

А эти - плешивы, а эти - кудрявы.

Порода у тех обозначилась птичья,

У этих - различных животных обличья.

Здесь были подобья собачьи, кабаньи,

Медвежьи, верблюжьи, кошачьи, бараньи,

Коровьи, тигриные и обезьяньи,

Змеиные - в жутком и грозном сверканье,

Шакальи, и конские, и крокодильи,

И волчьи, в которых бесилось насилье!

Одни - словно львы, а другие - дельфины,

У тех - голубей или соек личины,

Здесь - помесь акулы с китом-великаном,

Там - помесь морской черепахи с бакланом.

Одни - рукоухи, другие - стобрюхи,

А третьи - как будто бесплотные духи,

Те - раковинами казались: и морды

И уши - как раковины, да и твердый

Покров, как у раковин, и в изобилье

Их пенье лилось, будто в них затрубили.

Вон те - безголовы, безглазы и немы,

На этих - тиары, на тех - диадемы,

На третьих - тюрбаны, гирлянды живые

И лотосы белые и голубые.

Те - обликом грубы, а те - светлолики,

А те - пятизубы, а те - трехъязыки,

В руках у них палицы, луки и копья,

И всюду - подобья, подобья, подобья!

Весь мир оглушая и воплем и визгом,

Один - с булавой, а другой - с грозным диском,

Все с хохотом, с грохотом, с плясом и топом, -

Они приближались к воителю скопом,

Желая вселить в Ашваттхамана гордость,

Узнать его мощь, испытать его твердость,

Приблизиться к грозному Шиве вплотную,

Увидеть резню или схватку ночную.

Чудовищ толпа надвигалась густая,

Все три мироздания в страх повергая,

Сверкали их стрелы, трезубцы и пики, -

Однако не дрогнул сын Дроны великий.

Сей лучник, на воина-бога похожий,

Чьи пальцы обтянуты ящериц кожей,

Не думал о чудищах, сильных во гневе:

Он сам себя в жертву принес Махадеве!

Стал жертвенным пламенем лук драгоценный,

А острые стрелы - травою священной,

А сам, всем своим существом, всем деяньем

Для Шивы он жертвенным стал возлияньем!

Увидев того, кто, воздев свои руки,

Бестрепетно ждал с этим миром разлуки,

Кто богу с трезубцем, на воинском поле,

Обрек себя в жертву по собственной воле, -

Сказал с еле зримой улыбкою Шива:

«Мне Кришна служил хорошо, терпеливо,

Свершил для меня много славных деяний,

Всех честных, безгрешных мне Кришна желанней.

Тебя испытал я, его почитая,

Сокрытье панчалов содеяла майя,

Но так как безжалостно Время к панчалам,

Пусть ночь эта будет их смерти началом!»

Так Шива сказал, - и вошел в его тело,

И меч ему дал, и земля загудела.

И, Шиву приняв в свое тело, сын Дроны

Тогда воссиял, изнутри озаренный.

Отныне он стал всемогущим в сраженье,

Приняв излученное богом свеченье.

За ним устремились, рождаясь двояко,

Незримые твари и детища мрака.

К становью врагов приближался он смело,

Как Шива, который вошел в его тело!

Заснул ратный стан, от сражений усталый.

Бесстрашно, доверчиво спали панчалы.

Во мраке вступил Ашваттхаман бесшумно

В шатер, где на ложе лежал Дхриштадьюмна, -

На нем покрывало, весьма дорогое,

И сладостно пахли сандал и алоэ.

Тот раджа лежал, тишиной окруженный, -

Ногою толкнул его грубо сын Дроны.

Проснулся властитель, ударом разбужен.

Могучий в сраженье, он был безоружен!

Схватил его недруг, - встающего с ложа,

Зажал его голову, ярость умножа.

А тот и не двигался, страхом объятый,

К земле с неожиданной силой прижатый.

Сын Дроны с царем поступил беззаботным,

Как будто бы жертвенным был он животным:

На горло ему свою ногу поставил,

Руками и горло и грудь окровавил,

А кровь растекалась по телу струями!

Воителя раджа царапал ногтями,

Молил сына Дроны панчал именитый:

Оружьем, прошу я, меня умертви ты!

Наставника сын, не чини мне обиду,

Да с честью я в мир добродетельных вниду!»

Но, это невнятное выслушав слово,

Сказал Ашваттхаман: «Нет мира благого,

Наставников нет для тебя, Дхриштадьюмна, -

Свой род опозоривший царь скудоумный!

Пойми же, о ставший убийцею воин,

Что пасть от оружия ты недостоин!»

Сказав, растоптал он царя каблуками,

Его задушил он своими руками.

Услышали раджи предсмертные крики