История Крестовых походов - Жан Жуанвиль

Бодуэн де Реймс, очень достойный рыцарь, который только что сошел на берег, прислал мне со слугой просьбу подождать его. Я дал ему знать, что охотно это сделаю, поскольку в сей критический момент такой человек, как он, может только пригодиться. Могу сказать, что после такого ответа он надолго преисполнился ко мне добрых чувств. Этот отличный человек привел нам на помощь тысячу рыцарей. Уверяю вас, что, когда я высадился, при мне не было ни слуг, ни рыцарей — никого из тех, кого я взял с собой в своих землях; но Господь не оставил меня в одиночестве.

Слева от нас готовился к высадке граф де Жаффе, и его появление на берегу стало ярким зрелищем. Борта его галеры, даже те, что скрывались под водой, несли на себе яркие щиты с его фамильными гербами. На галере его было, самое малое, триста гребцов, и рядом с каждым из них висел щит поменьше с гербом графа, и над каждым гребцом развевался флажок с гербом, выписанным золотом.

Казалось, что приближающаяся галера летела, с такой мощью взмахи весел гнали ее вперед, и треск развевающихся штандартов, гул барабанов и пронзительные звуки труб (сарацинских рогов) на борту судна создавали такой оглушающий шум, что казалось, будто в небе раздаются громовые раскаты. Как только галера глубоко врезалась в песок, граф и его рыцари спрыгнули на берег; они были отменно вооружены и поспешили занять место рядом с нами.

Я забыл сказать вам, что сразу же после высадки граф де Жаффе приказал разбить шатры и палатки. Как только сарацины увидели их, то собрались перед нами и, пришпорив коней, рванулись вперед, словно собираясь смять нас. Но, увидев, что отступать мы не собираемся, они тут же снова развернулись.

Справа от нас, примерно на расстоянии полета стрелы из арбалета, к берегу подошла галера, которая несла стяг Святого Дени (Сен-Дени). Один из сарацин, то ли потому, что не смог сдержать своего коня, то ли решив, что и остальные последуют за ним, ворвался в ряды тех, кто только что сошел на берег, но его тут же порубили на куски.

Когда король услышал, что знамя Сен-Дени уже водружено на берегу, он стал быстрыми шагами мерить палубу своей галеры и, что бы ни говорил присутствующий при нем папский легат, отказался быть в отдалении от эмблемы своего государства. Он спрыгнул в море, погрузившись в воду до подмышек, и с висящим на шее щитом, с копьем в руке и со шлемом на голове двинулся вперед, пока не присоединился к своим воинам на берегу. Выйдя на землю, король посмотрел на врагов, спросил, кто они такие, и получил ответ, что это сарацины. Он взял копье под мышку, прикрылся щитом и был готов рвануться на них, если бы здравомыслящие люди, окружавшие короля, не остановили его.

Трижды сарацины голубиной почтой посылали султану сообщения, что король высадился на берег, но так и не получили ответа, потому что султан был недееспособен из-за болезни, которая свалила его. Посему, предположив, что их властелин скончался, сарацины оставили Дамиетту. Король послал рыцаря узнать, в самом ли деле они покинули город. По возвращении тот сообщил королю, что обошел дворец султана и подтверждает, что все так и есть. Его величество тут же послал за легатом и за всеми епископами, который были в составе его армии, и все вместе запели хвалу Господу «Те Deum laudamus» (Тебя, Бога, хвалим). Затем король оседлал коня, остальные последовали его примеру, и все мы встали лагерем перед Дамиеттой.

Сарацины (египтяне. — Ред.) поступили очень неумно, когда, оставляя Дамиетту, не уничтожили наплавной мост, потому что в таком случае они бы серьезно осложнили наше положение. Тем не менее, уходя, они доставили нам серьезную неприятность, предав огню базар, где хранились и продавались самые разные товары. Последствия были для нас столь же серьезны, как если бы — не дай Бог! — кто-то в Париже поджег бы мост Пети-Пон.

Глава 5

ОККУПАЦИЯ ДАМИЕТТЫ

А теперь разрешите сообщить, что Всемогущий Господь был очень милостив к нам, когда спас от опасностей и гибели во время высадки, видя, как мы пешими сходим на берег, а нас атакуют конные враги. Господь также оказал великую милость, передав в наши руки Дамиетту, ибо в противном случае мы смогли бы взять ее, лишь уморив врагов голодом. В этом мы не сомневались, ибо именно так король Жан (Иерусалимский) взял этот город, лишь чуть больше чем поколение тому назад.

Тем не менее Господь мог сказать нам, как он сказал детям Израиля, — et pro nihilo habueraunt terram desiderabilem.[10] И что он сказал потом? Он сказал, что они забыли Господа, их Спасителя. И также мы забыли Его, как я коротко поведаю вам.

Но сначала я расскажу, что король Людовик собрал своих вассалов и попросил их помочь решить, как следует поделить добычу, захваченную в городе. Первым заговорил патриарх. «Ваше величество, — сказал он, — я думаю, что вам лучше всего сохранить контроль над запасами зерна, ячменя, риса и всего прочего, необходимого для поддержания жизни, чтобы вы могли обеспечивать город продовольствием. Я думаю также, вы должны объявить по армии, что все прочее добро под страхом отлучения от церкви должно быть доставлено в местоположение легата». Это предложение получило всеобщую поддержку, но тем не менее общая стоимость добычи, доставленной легату, не превышала шести тысяч ливров.

После того как все было собрано, король и сеньоры послали за Жаном де Валери, который был известен как мудрый и достойный человек. «Мессир Валери, — сказал король, — мы все пришли к согласию, что легат должен вручить вам эти шесть тысяч ливров, дабы вы поделили их наилучшим образом». — «Ваше величество оказываете мне великую честь, — ответил этот благородный человек, — и я от всего сердца благодарю вас. Но, да простит меня Бог, я не могу принять эту честь и также не могу исполнить ваше пожелание. Дело в том, что если я это сделаю, то поступлю против доброго обычая Святой земли, по которому при взятии вражеского города король получает треть всей добычи, а две трети — остальные крестоносцы. Этот обычай исправно соблюдал король Жан, когда взял Дамиетту, а также, как рассказывают нам старые хроники, все предшествовавшие ему короли Иерусалима. Если вас устраивает передача мне двух третей пшеницы, ячменя, риса и другого продовольствия, я с радостью возьмусь делить его среди крестоносцев». Тем не менее король не решился пойти на это, и все осталось, как оно и было; многие были недовольны, что его величество решил пренебречь этим добрым старым обычаем.

Люди короля, которые должны были по-доброму договориться с купцами, предложив им великодушные условия, заставили их платить, как рассказывали, самую высокую аренду, которую только можно было выжать из них, за лавки, где они продавали свои товары. Известие это распространилось повсюду, и из-за него многие торговцы отказались доставлять продовольствие в лагерь. Графы и другие сеньоры, которым полагалось бы беречь свои средства, чтобы потом потратить их наилучшим образом, в соответствующее время и в нужном месте, взялись закатывать грандиозные пиры, на которые уходило огромное количество продуктов. Что же до основой массы войск, они предпочитали якшаться с проститутками, и король многих выгнал из армии. Когда я спросил его, почему он так поступил, он сказал, что те, кого он выгнал из армии, собирались для своих дебошей всего в броске камня от его шатра в то время, как армия испытывала большие трудности.

Теперь я вернусь к главному предмету разговора и расскажу, как вскоре после того, как мы взяли Дамиетту, вся конница султана собралась перед нашим лагерем и напала на него со стороны суши. Король и все его рыцари взялись за оружие, я же, надев доспехи, отправился поговорить с королем и нашел его в полном вооружении в окружении своих славных рыцарей, полностью готовых к бою. Я спросил, желает ли он, чтобы я со своими людьми встал перед лагерем, чтобы сарацины не могли напасть на наши шатры. Услышав мой вопрос, Жан де Бомон крикнул, что от имени короля приказывает мне не покидать места своего расположения, пока не поступит команды от короля.

Я только что говорил о достойных рыцарях, которые были при короле. Всего их было восемь человек, все прекрасные воины, отмеченные наградами за отвагу на поле боя и в своей стране и за морем. Среди них были Жоффруа де Саржине, Матьё де Марли, Филипп де Нантей и Эмберде Божо, коннетабль Франции. Сейчас последний отсутствовал. В данный момент он находился за пределами лагеря, вместе с капитаном королевских лучников и большинством оруженосцев (сержантов) короля. Он нес охрану наших шатров и палаток, чтобы сарацины не могли причинить им никакого вреда.

В это время Готье д'Отреш в своем шатре вооружился с головы до ног. Оставив полог своего шатра откинутым, он вскочил в седло и со щитом на шее, со шлемом на голове пришпорил коня и помчался на врагов. Поскольку он появился из своего шатра один, без сопровождения, все его люди подняли громкий крик «Шатильон!». Но так уж получилось, что, не успев добраться до противника, он упал; конь, под чепраком с гербами своего хозяина, перескочил через него и помчался вперед, прямо в гущу врагов. Произошло это потому, что большая часть сарацин держала под седлом кобыл, и можно понять, почему жеребец поскакал в их сторону.