ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА - ХОВАРД ФАСТ

Вокруг него солдаты молча подбирали убитых индейцев и относили их к старому бараку, где и складывали у стены, как дрова, один подле другого. Иные уносили раненых детей, помогали раненым женщинам. Но раненых было меньше, чем мёртвых. Десятками складывали их у стены барака; казалось, им не будет конца. С берега реки приносили всё больше и больше трупов.

Уэсселс пошёл в лазарет, где гарнизонный врач Кленси пытался залатать растерзанную плоть и раздробленные кости. Низенький лысый доктор натянул штаны, но остался в ночных туфлях. Его руки и одежда были измазаны кровью. Тут же стояла бутылка виски.

Лазарет был полон индейцев. Они лежали с неподвижными перекошенными лицами; мужчины – большей частью молча, дети – плача от боли и от воспоминаний о пережитом ужасе; женщины всхлипывали и тихонько стонали.

– Водкой делу не поможешь, – сказал Уэсселс.

– Водкой? ~ Доктор взглянул на него и презрительно отвернулся.

– Я говорю, что водкой тут не поможешь.

– Подите вы к чёрту, Уэсселс! – сказал доктор.

– Молчать!

Поток грубой и насмешливой брани полился из уст доктора. Уэсселс постоял немного, слушая её, затем вышел.

Во дворе он увидел фургон, возвращавшийся в форт. Его отправили к реке по следу индейцев, чтобы подобрать мёртвых. Подойдя, Уэсселс принялся наблюдать, как из него вытаскивают обледеневшие трупы.

В офицерской столовой Уэсселс увидел сидящего у стола лейтенанта Аллена: он плакал, закрыв лицо руками.

– Нашли занятие… – сказал Уэсселс. Аллен не двигался.

– Да будьте вы мужчиной, чтоб вас! – крикнул Уэсселс. – Какого чёрта! Вы же офицер, а не школьник. Встать!

Аллен медленно поднялся.

– Слушаю, сэр, – сказал он.

– Идите к себе, – вполголоса проговорил Уэсселс. – Ложитесь спать, хорошенько отдохните.

– Слушаю, сэр, – прошептал Аллен.

– До утра всё как рукой снимет.

– Да, сэр.

Уэсселс сел за стол и, куря сигару, угрюмо уставился в пространство. С мороза вошёл Врум. Постучал ногами, стянул перчатки. Он старался держаться прямо и молодцевато. Но Уэсселсу казалось, что он видит перед собой пузырь, из которого выпущен воздух.

– Я встретил Аллена, – вскользь заметил Врум, выжидательно поглядывая на Уэсселса.

Он взял предложенную капитаном сигару и тоже сел у стола.

– Ну и чертовщина! – сказал он.

– Сколько же? – спросил его Уэсселс, не поясняя своего вопроса, но зная, что будет понят.

– Пока шестьдесят один, – ровным голосом ответил Врум. – Ещё продолжают подвозить трупы с реки. И я думаю, кое-кто из раненых тоже умрет.

– Шестьдесят один… – повторил Уэсселс. Врум флегматично дымил сигарой.

– Почему они не могли вернуться обратно? – пробормотал Уэсселс.

Врум продолжал курить.

– Шестьдесят один… – повторил Уэсселс, как бы пытаясь закрепить этот факт в своей памяти.

– Главным образом женщины, – добавил Врум. Спустя некоторое время Уэсселс сказал:

– У тех, кому удалось бежать, есть ружья. Завтра утром придётся отправиться за ними и привести их обратно.

– И я так думаю, если только они не перемрут и не замерзнут, пока мы найдем их.

– Как бы то ни было, а утром мы должны отправиться.

– Видимо, да.

– Вам лучше остаться с гарнизоном, я возьму с собой Бекстера.

– Как хотите, – пожал плечами Врум. Они ещё посидели некоторое время в молчании, покурили, наконец Врум спросил:

– Пошли?

– Нет, я ещё хочу написать рапорт.

Закончив рапорт, Уэсселс отправился к себе, выпил виски и попытался заснуть. Но безуспешно. Он лежал на постели одетый, а мрак пред его глазами был полон картин – слишком много картин, слишком реальных. Сон не приходил.

Капитан надел тёплый плащ и, спотыкаясь, выбрался наружу, но те же картины стояли у него перед глазами. Он вышел на холод, он был весь в испарине. Фургон как раз возвратился в форт с новым грузом убитых. Капитан остановился и глядел, как солдаты сбрасывают трупы, держа их за голову и за ноги. И вдруг он услышал собственный голос:

– Сколько?

Уэсселс прошёл мимо освещённых окон лазарета, и они напомнили ему тоскливые, похоронные песни. Его охватила мучительная потребность деятельности – всё равно, какой деятельности.

Встреченный им лейтенант Бекстер сказал:

– Я не могу спать, сэр, хотя и пытался.

– Да…

– Из штаба ничего не получено?

– Пока ещё нет, я только что отправил рапорт.

– Газеты разузнают об этом?

– Думаю, что да. Они узнают обо всём.

– Вероятно, вам пришлось упомянуть и моё имя, сэр?

Уэсселс кивнул.

Первый раз в своей жизни он, против воли, подумал о том, сколько же наслоений и закоулков в душе у человека! Но он не хотел останавливаться на этой мысли. Ему и подумать было страшно, какая цепь событий может развернуться, если имя Бекстера будет связано с происшедшей резнёй.

– Я должен был это сделать, – сказал он.

Бекстер закивал головой; он походил на перепуганного ребёнка и старался не смотреть в сторону барака и трупов.

– А сколько раненых и убитых у нас? – спросил Уэсселс. Он втайне надеялся, что их потери хоть как-нибудь уравновесят число убитых Шайенов.

– Один, – ответил Бекстер.

– Один?

– Да, один часовой. Он был убит возле барака выстрелом прямо в сердце.

– Неужели один? – недоверчиво переспросил Уэсселс.

– Никак не могу заснуть, – жалобно ответил Бекстер. – Ужасно устал, а спать не могу.

– Но у нас, должны же быть хоть раненые, – настаивал Уэсселс.

Солдаты выгружали из фургона последние трупы Шайенов.

– Должны быть раненые. Они же набросились на нас, у них были ружья…

– Пять человек, сэр. Смит и Эверст чувствуют себя плохо. Они не захотели сразу отправиться в лазарет и, истекая кровью, побежали к реке.

Бекстер, захлёбываясь, принялся описывать подробности.

– Ах, да замолчите вы! – вздохнув, сказал Уэсселс.

– Прошу прощенья, сэр.

– Да-да, я сам прошу прощенья.

– Я думал…

– Ничего, оставьте.

Бекстер не мог стоять спокойно. Он был возбуждён, расстроен. Уэсселс чувствовал, как холод начинает пробирать его, и сказал Бекстеру:

– Мы с успехом можем отправиться за ними сейчас же.

– Я думал, завтра утром.

– Подготовиться можно и сейчас.

На рассвете эскадрон Уэсселса и неполный эскадрон Бекстера двинулись по следу вдоль речки. Уэсселс ехал впереди, рядом с ним – Роуленд и следопыт-Лакот. Бекстер находился позади колонны. Солдаты устали, им было холодно. Они ехали, часами не произнося ни слова.

В нескольких милях от форта они обнаружили в протоке Шайена, до половины вмерзшего в лед. У него было три раны, одна пуля попала в голову. Казалось невероятным, что он мог уйти так далеко. Здесь солдаты сделали привал, зарыли его, поели и двинулись дальше.

Они обнаружили место, где кровавые отпечатки трёх пар ног вели в сторону от главного следа. Они проехали мили три сосновым лесом по этому боковому следу, когда неожиданный выстрел заставил их остановиться. У одного из солдат оказалась простреленной рука. Тогда они спешились и поползли вперёд, ведя непрерывный огонь. Ружьё стреляло в ответ упорно и равномерно, и солдаты в течение двух часов засыпали свинцом сосновую чащу.

Наконец, ружьё смолкло. Тогда солдаты поползли вперёд, приостановились, затем опять продвинулись ещё немного дальше.

– Я думаю, что у них больше нет патронов, – сказал, вставая, Уэсселс.

Солдаты шли за ним. Индеец был мёртв, его тело прострелено по крайней мере в десяти местах. Он лежал на своём ружьё, а позади находились две женщины; их трупы уже покрылись снегом. Очевидно, понимая, что они умирают, индеец свернул с главного следа и решил остаться с ними до конца.

Один из сержантов, указав на раны Шайена, прошептал:

– Да, они живучие…

В этот вечер, когда солдаты разбили лагерь, пошёл снег, лёгкий, пушистый, не очень густой, но всё же след Шайенов замело. Утром отряд разделился и двинулся по обоим берегам реки. Так они проехали не одну милю, стараясь снова найти след.

Поиски оказались напрасными и в этот день и на следующий. Затем наступила оттепель, одна из тех внезапных оттепелей, какие бывают в середине зимы на северо-западе Америки. Снег осел, сделался ноздреватым, стал таять, земля до того размякла, что лошадиные копыта увязали в ней, а солнце светило и грело, точно в начале лета. Солдаты спустились с холмов в широкие прерии. Уэсселс направился теперь к границе штата Вайоминг.

Из уединённой хижины фермера, окружённой загоном для скота, столбом поднимался в небо голубой дымок. Уэсселс подъехал к домику и вызвал фермера. Тот вышел, вытирая руки о грязное полотенце и улыбаясь. Двое светлоголовых ребятишек уцепились за его штаны.

– Здравствуйте, военный! – сказал он и кивнул. Его жена, голубоглазая рослая женщина, вышла с ведрами из хижины и принялась таскать воду из колодца.

– Какая погода… – улыбаясь, заметил фермер.