Наследница по кривой (СИ) - Лав Нинель

Визгливо проскрежетала, закрываясь, дверь сарая, и удаляющиеся шаги заскрипели по гравию.

Слышать о такой необычной сделке Кире приходилось впервые, и она не удержалась, встала с лавочки и, осторожно выглянула из-за угла сарая.

Мужчины почти скрылись за деревьями и железными оградами. Кира увидела только светлую стриженую голову одного из них и чёрный рабочий комбинезон и бейсболку другого.

- Ничего себе, дожили, - осуждающе покачала она головой вслед «покупателю» и «продавцу», - уже и покойниками торгуют.

Она поправила ремешок сумки на плече, удивилась мелькнувшей перед глазами тени и в ту же секунду почувствовала, как кожаная петля сдавила шею…

57

57

Наконец-то, ему повезло: женщина была одна, вокруг ни души.

Он долго ждал этого момента – может, всю жизнь ждал, все долгие-долгие двадцать лет сознательной жизни, с того самого дня, когда узнал имя своего отца.

Он хорошо помнил тот день накануне своего первого Первого Сентября. Телефон в их крохотной однокомнатной хрущёбе раскалился до бела от бесконечных мальчишечьих разговоров о новых ранцах, о серой форме, о школьных списках, вывешенных в окне ещё закрытой на замок школы; от настоящих, почти взрослых, выросших вдруг до неимоверных размеров, открытий; от горькой принижающей правды и болезненной зависти. Все его друзья пойдут в школу с родителями – с двумя родителями! - и только его поведёт за ручку одна мама. Обычно его как-то не особо заботило отсутствие в их доме мужчины (насмотрелся на пьяные скандалы и рубцы от ремня на спинах дружков), но в тот день он впервые почувствовал себя не таким как все, ущербным и обделённым. В неокрепшей трепетной мальчишеской душе что-то сдвинулось, перевернулось и затопившая все разумные объяснения обида на всех – в первую очередь на мать – заставила его забиться в угол в тёмной кладовке, закрыть уши руками, так крепко, что весёлые телефонные звонки разбивались вдребезги, словно стеклянные, касаясь этих обветренных исцарапанных рук. Злые жгучие слёзы текли по щекам, по искривлённым сжатым губам, капали с подбородка. Он изредка слизывал их, проклиная бросившего его отца, свою мать – молодую и красивую ещё женщину, что не уберегла, не сохранила его семью, его беззаботное детство и его достаток. Тогда он дал себе слово, что обязательно отомстит своему отцу – вырастет и отомстит! – за все свои страдания, за унижения и лишения.

- Завтра тебя ждёт сюрприз! – ласково говорила мать, вытаскивая его из кладовки. – Всё будет так, как ты хотел: и машина, и огромный букет цветов, и папа…

Первого Сентября к их дому лихо подкатила чёрная блестящая «Волга», из машины вышел красивый мужчина в строгом костюме и белоснежной рубашке с галстуком – не чета помятым пьяненьким папашам дворовых дружков – с огромным букетом красных георгинов, при всём народе обнял его, поцеловал в щёку и, усадив на заднее сиденье огромной машины их с мамой, повёз к школе. Всю торжественную часть этот мужчина стоял рядом с ним, держа его за руку, как и положено отцу, внимательно слушал выступление директора и учителей школы, махал ему рукой…

Эти несколько часов он был счастлив!

Но было ли это Счастье? Искреннее, радостное… Может быть, его болезненное самолюбие и безмерная гордыня в эти несколько часов получили подтверждение его исключительности, значимости. Маленький красивый мальчик понял, что достоин большего и лучшего и виновником его полунищенского существования был его отец – красивый и богатый.

Ну, что ж! Придёт время, и он получит всё, что заслужил и выстрадал.

Слежка за этой женщиной вымотала его, разозлила, но он чувствовал, что все его неудобства и страдания (из-за этой особы в том числе) стоили того, что здесь произойдёт. И это очень символично, что произойдёт это именно здесь – кладбище самое место для покойников, и именно в этот день – такого потрясения больному сердцу его папаши точно не вынести. А уж объяснения поступку этой женщины пусть придумывают менты – как откроют дело, так и закроют. Он то знает, как трепетно относятся они к учёту раскрываемости преступлений: когда по пьяни, по глупости он с дружками попался на краже, то с испугу взял на себя несколько нераскрытых краж. Благодаря вновь объявившемуся папаше он отделался лёгким испугом и условным сроком, но несколько месяцев, проведённых в СИЗО, многому его научили. Он был красив, и это сыграло решающую роль в его отношениях с сокамерниками. Многие пускали слюни, глядя на его крепкую попку и нежную кожу, но именно из-за красоты его взял под своё крыло один криминальный авторитет, пророча ему безбедное, приятное занятие на воле. После суда он уже знал, как можно получить лёгкие большие деньги. Ни одна женщина не могла устоять против его чар, и он пользовался этим. Сначала бездумно, хаотично, но с выходом на свободу криминального авторитета – своего крёстного отца серьёзно занялся своим телом и образованием, став успешным брачным аферистом,

Он верил в свой фарт, в свою исключительность и всегда добивался своей цели – не важно какими путями он к ней шёл. Вот и сейчас Фортуна была на его стороне: она столкнула их с этой женщиной в тихом безлюдном месте у заброшенного сарая, в котором эта женщина и останется висеть…

58

58

Тугая петля захлестнула горло, и сразу стало трудно дышать.

От быстрой нежданной смерти Киру спасла простая случайность: в ту роковую секунду она поправляла ремешок сумки. Падая на грудь, верёвка кольцом охватила шею и плечи и, затягиваясь смертоносной петлёй, притянула к горлу оказавшуюся на плече руку, защитившую гортань от безжалостного сжатия.

Хотя защита была слишком слабой, но момент неожиданности был упущен, и жертва начала сопротивляться – вырываться и царапаться.

Кира попыталась вывернуться, но верёвка ещё туже сжала горло. Перед глазами поплыли красные круги, ноги ослабли, сделались ватными…

«- Чаще всего на галопе и карьере лошадь перевозбуждается и плохо слушается команд всадника, - поплыл в её голове голос тренера. – Если вы почувствовали, что лошадь вышла из-под вашего контроля - не паникуйте! Шенкеля вперёд. Упритесь в стремя, локти прижаты, повод на себя, корпус назад…»

Вопреки инстинкту самосохранения Кира не рванулась вперёд, а стала пятиться назад, заставляя тем самым отступать и душившего её человека, затрудняя движение его рук и ослабляя натяжение верёвки.

Через несколько шагов назад Кира почувствовала под ногами лед…

«- Откуда летом лед?»

Успела подумать она, прежде чем душивший ее человек начал подскальзываться. Теряя равновесие, он ослабил натяжение веревки и уже не душил, а пытался не упасть на скользком льду… Еще пару шагов назад, и они упёрлись в старую покосившуюся лавочку. Ноги душившего Киру человека на льду поехали в разные стороны, он стал заваливаться на лавку… Трухлявые доски за их спинами затрещали и, не выдержав двойного напора, развалились. Чтобы не упасть на землю, мужчина схватился одной рукой за стену, выпустив при этом из ладони верёвку.

Почувствовав ослабление верёвки, Кира дёрнула рукой вперёд и вверх, выскользнула из петли и бросилась в сторону дорожки, по которой ещё совсем недавно уходили двое весьма подозрительных мужчин.

Слыша за спиной мужскую брань и треск ломающихся досок, она, не оглядываясь, бежала вперёд ни о чём не думая, не замечая боли от впивающихся в босые ноги мелких камушков, судорожно хватая ртом сгустившийся воздух и вытирая ладонями застилающие глаза слёзы.

Там далеко впереди был свет! Была жизнь!

Силы её закончились именно в тот момент, когда она добежала до этого света…

С искажённым болью и страхом лицом она выбежала на центральную широкую дорогу кладбища и, не удержавшись на ногах, рухнула на колени. Людей почти не было, а те, кто, не спеша, шёл к выходу, быстро исчезли.

Ну, что ж, она привыкла всё делать сама!