Зеркало Лукреции Борджиа - Наталья Александрова

Слуги забегали. Гости прервали разговоры и повскакивали с мест.

Тяжелый, грузный первосвященник попытался встать, схватился за грудь и упал на стол, хрипя и задыхаясь. Послали за придворными лекарями, те прибежали, испуганно переглядываясь, попробовали пустить кровь, но через несколько минут поняли тщетность своих попыток.

Главный из них, немец Иоганн из Любека, поднялся во весь свой немалый рост и скорбным голосом проговорил:

– Его Святейшество Папа скончался.

– Местечко в аду для него уже готово! – вполголоса сказал брату кардинал Орсини.

Еще до рассвета войско подошло к осажденному городу.

Герцог Валентино выехал вперед – на белом коне, в сверкающих доспехах, в позолоченном шлеме с трехцветным плюмажем, он был похож на архангела Михаила, главу небесного воинства.

– Осажденным передали мои условия? – спросил он у своего адъютанта, молодого ломбардца.

– Да, ваша светлость, – ответил тот с поклоном.

– И что они?

– Они их отвергли. Они сказали, что имеют достаточно сил, чтобы отбить вашу атаку, и достаточно припасов, чтобы выдержать осаду.

– Что ж, тем хуже для них!

Герцог поправил перевязь с мечом и хотел тронуть поводья, но тут в дальнем конце поля показался в облаке пыли всадник на взмыленной лошади.

– Кто это? – осведомился герцог в недоумении.

Адъютант пожал плечами:

– Должно быть, гонец…

Всадник подлетел к герцогу, едва не падая с седла, и выкрикнул:

– Ваша светлость, дурные вести из Рима!

– Что такое? – Цезарь наморщил красивый лоб. – Что случилось?

– Его Святейшество… ваш отец…

– Да говори же ты наконец!

– Вчера на пиру ваш отец скончался!..

Герцог Валентино, Цезарь Борджиа, несколько секунд помолчал, а затем проговорил без всякого выражения:

– Что ж, тем хуже для меня…

Ворота крепости открылись, и из них вылилась сверкающая река – рыцари в сияющих на солнце доспехах, с изготовленными к бою копьями.

– За мной! – воскликнул Цезарь Борджиа, герцог Валентино, и впереди своего отряда бросился навстречу смерти.

Михаил Николаевич нажал кнопку дверного звонка.

Звук гулко раскатился за дверью, но никто не спешил ему открывать. Пришлось, чертыхаясь, рыться в карманах, искать ключи, открывать дверь самому.

Настроение, и без того скверное, еще больше испортилось.

– Безобразие… – бормотал он, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. – Полный дом народу, все сидят на моей шее, а открыть дверь никто не может…

Наконец он справился с дверью, вошел в холл, включил освещение. Холодный резкий свет галогеновых светильников залил просторное помещение, и Михаил Николаевич почувствовал себя неуютно, как будто пришел не к себе домой, а в театральное фойе.

Посреди холла валялась отчего-то одна красная женская туфля, судя по размеру каблука и вызывающему цвету принадлежащая невестке. Мало того, в углу Михаил Николаевич заметил скомканные колготки. Да что там колготки, в углу была целая куча женских тряпок! И чемодан, раскрытый, как пасть бегемота.

Это уже переходило всякие границы.

Он не любил невестку, старался как можно реже с ней встречаться, – и она отвечала ему взаимностью, но соблюдала какие-то правила игры, во всяком случае, до сих пор она не позволяла себе разбрасывать на виду свои вещи. Но и прислуга хороша…

– Анна! – крикнул Михаил Николаевич в глубину квартиры.

Никто ему не ответил.

– Анна! – крикнул он еще громче.

И тут он вспомнил, что Анна у них больше не работает, что ее уволила Людмила.

Это значит, нужно искать другую женщину на ее место, что само по себе непросто – попробуй в наше время найти приличную прислугу, дисциплинированную и честную, да чтобы еще хоть что-то умела делать…

А пока не найдешь замену – как быть?

Он пришел домой ненадолго, чтобы переодеться и привести себя в порядок, ему хотелось немного передохнуть, но еще хотелось есть, хотелось выпить большую чашку крепкого чая…

Анна очень хорошо умела его заваривать, но Анны больше нет. Придется приспосабливаться…

Тяжело вздыхая и недовольно бормоча, Михаил Николаевич прошел в свою часть квартиры, вошел на кухню.

Он не помнил, когда бывал здесь, и бывал ли вообще – все нужное приносила ему Анна, а есть на кухне Михаил Николаевич считал неприличным.

Однако он не растерялся, налил воды в чайник, нажал кнопку. Вскоре чайник весело заурчал. Теперь нужно было найти заварку.

Михаил Николаевич открыл один из кухонных шкафов, но здесь были сложены какие-то коробки и банки с иностранными надписями, скорее всего – разные моющие и чистящие средства.

В другом шкафу он обнаружил огромное количество тарелок и чашек. Зачем в доме такое количество посуды, если в нем живет всего несколько человек, а все приемы происходят на стороне?

Он достал одну чашку, продолжил поиски и в конце концов нашел коробку с чайными пакетиками. Там же, рядом, обнаружил пачку каких-то странных сухарей. Михаил Николаевич терпеть не мог чай в пакетиках, но другого выхода не оставалось. Он терпеть не мог есть или пить на кухне, но сейчас вся жизнь в доме перевернулась и смешно было держаться за такие мелкие привычки.

Заварил пакетик, и по кухне поплыл жаркий банный запах распаренного веника.

Опустился на неудобный стул, с трудом сделал несколько глотков, разломил сухарь.

У чая был привкус картона и сухой травы, сухарь оказался совершенно несъедобным.

Михаил Николаевич отставил чашку, мрачно уставился в стену.

Всю жизнь он работал – сначала на заводе, потом в райкоме партии, потом в обкоме. Карьера его складывалась удачно, он поднимался по служебной лестнице медленно, но верно, и уже замаячили перед ним московские горизонты – но тут случилась перестройка, вся прежняя шкала ценностей в одночасье рухнула, ориентиры сменились, хозяевами жизни стали новые, незнакомые люди.

Но он, Михаил Николаевич, не растерялся, не потерял свое замечательное чутье, сумел приспособиться к новым правилам игры и снова оказался на коне. У него обнаружилось еще одно полезное качество – он умел находить общий язык и со своими коллегами из старой номенклатуры, и с новыми людьми, появившимися на волне перемен. Его признали, к нему прислушивались, он снова приобрел авторитет, сумел создать свою собственную маленькую империю…

Но вот теперь снова что-то изменилось, его положение стало не таким прочным, как прежде.

Собственно, пока не произошло ничего серьезного, он занимает прежний пост, пользуется прежним влиянием – но по едва уловимым приметам, по изменившимся интонациям собеседников ощущает, что скоро это кончится, чувствует приближающуюся катастрофу, как животные задолго чувствуют надвигающееся землетрясение.

И что хуже всего – кое-кто из его окружения тоже замечает, что положение Михаила Николаевича стало не таким устойчивым. А те, кто пока этого не видит, скоро прозреют, и тогда неприятности покатятся на него, нарастая как снежный ком.

А тут еще неполадки в семье… Глеб совершает ошибку за ошибкой, и даже Людмила, всегда такая послушная, на глазах выходит из-под контроля…

Что делать? Как предотвратить неизбежную катастрофу?

На ум приходил единственный способ: нужно держать удар, сохранять хорошую мину при плохой игре, показывать окружающим, что у тебя все хорошо, что все слухи о твоем падении преувеличены.

И начать нужно прямо сегодня, на вручении премий в области архитектуры и строительства.

Там будут все важные и влиятельные люди города, они должны видеть, что он – все тот же Соловьев, сильный, уверенный в себе, процветающий.

Послышались легкие шаги.

Михаил Николаевич поднял глаза и увидел Людмилу.

Дочь стояла в дверях, безвольно опустив руки, ее красивое лицо было необычно бледным.

– Ты дома, – проговорил Михаил Николаевич удовлетворенно, – очень хорошо.

Это действительно было удачно: он поедет на вручение премии с дочерью, как в лучшие времена, и тем самым покажет всем своим недоброжелателям, что у него все в порядке, все под контролем, и в семье, и в работе, так что его еще рано сбрасывать со счетов…

– Отец, мне нужно с тобой поговорить! – Голос у Людмилы тоже был странный, непривычно глухой.

– Потом, – отрезал Михаил Николаевич, – сейчас ты мне нужна. Оденься прилично, но без лишних претензий, мы поедем на вручение премии. Там будет губернатор и остальное городское руководство…

– Отец, ты не понял? Мне нужно с тобой поговорить! Это очень важно!

– Это ты не поняла! – Михаил Николаевич повысил голос, прибавил в него металла. – Ты должна одеться и привести себя в порядок! Через полчаса мы выезжаем! Это очень важно!..