Тайны Сикорских (СИ) - Троянская Мария

Володя говорил осторожно, словно с раненным зверем.

Дверь закрылась за ним, оставив чувство опустошенности.

— Это правда? То, что Вова говорил? — Катя обернулась к призраку, объявившемуся в середине разговора.

— Да, — Сикорский не юлил.

— Понятно, — женщина коротко кивнула и поплотнее закуталась в халат. Сложила руки на груди в защитном жесте. Она подумает об этом, но не сейчас, когда внутри такая звенящая, гулкая пустота. О таком стоит размышлять на свежую голову.

— И о невесте правда? У тебя есть невеста? То существо твоя невеста? — Катя билась о слово невеста, словно волна о скалу. Как оно могло быть самым дорогим в жизни Артема?

Призрак устало потер виски.

Глава 27. Баллада о двух товарищах

— Эта история должна была бы быть рассказана темной ночью у костра, — иронично начал призрак, закинув ногу на ногу в светло-бежевом даже на вид потрясающе удобном кресле. Катя поднялась с безнадежно залитой кофе кровати и переместилась в уютное кресло-близнец, подогнув под себя ноги и поплотнее закутавшись в махровый халат. Приготовилась слушать.

— Жили-были два друга, два товарища. Не разлей вода, — словно сказку или балладу решил поведать Артем. Он намеренно придавал своему тону легкую иронию, чтобы спрятать истинные эмоции и чувства. Этот прием был его щитом, защищающим от самого себя. — Учились вместе, дрались с другими мальчишками, играли в игры, поверяли друг другу секреты. Все как всегда — два лучших друга. Везде вместе, всегда вместе. Даже в Гарвардский университет из всемирно известной Лиги плюща учиться после школы поехали вместе. Семьи обоих поддерживали престиж и желали открыть для своих детей двери в лучшее будущее.

Там случилось сразу два события, вонючей трещиной разделившие ранее единое целое дружбы двух мальчишек, — Сикорский хмыкнул. — Наивности нет места в нашем мире. А наше безграничное доверие, по-детски безграничное, было плодом неопытности и детской непосредственности.

— Ты не веришь в дружбу? — тихо спросила Катя.

— Почему не верю? Верю. Я с этим человеком до сих пор в дружеских отношениях, — если бы не сарказм, вносящий диссонанс в сказанное, словам Сикорского можно было бы верить. Но его тон указывал на двойное дно. — Мы оба достигли совершеннолетия по окончании первого года обучения. Родившись с разницей всего в неделю, договаривались отмечать бурно и ярко, соединить два праздника в один. Тем горше и непонятнее было для младшего понять, почему старший резко отказался от задумки. После своего дня рождения он уехал и поздравил друга коротким телефонным звонком — сухим, словно выжженная солнцем земля пустыни.

Я понял в чем дело несколькими часами позже. Родители, как того требуют обычаи, провели посвящение в семейные дела по достижению моего совершеннолетия. Оказалось, что за несметным состоянием семьи стояла не только деловая хватка.

Мой отец был лидером клана, главенствующего над остальными кланами одаренных. Во мне проснулся мой дар. Это было потрясение — болезненное, ужасающее. Я столкнулся с реальностью и долгое время к ней приспосабливался.

Но самым чувствительным ударом оказалась правда о семье Сикорских и Фельдманов. Женин род был могуществен и древен. Мой предок в следствии кровавого переворота и грандиозной межклановой войны пришел к власти, сместив представителя Фельдманов. После этого семьи держались в состоянии военного нейтралитета. Время не сглаживало вражду. Но, как гласит пословица, держи своего друга близко, а врага еще ближе.

Родители наблюдали за дружбой своих детей, не вмешивались. Они лелеяли надежду на то, что топор войны будет зарыт. Слишком многое было в их памяти, чтобы решить межклановые склоки самостоятельно. Они были мудры, поэтому отошли в сторону и наблюдали, не мешали развиваться дружбе, которая в последствии могла послужить фундаментом для объединения усилий двух самых сильных родов, укрепить позиции обоих и начать новую эру сотрудничества.

И все было бы хорошо, если бы не вскрылась правда о Сергее, старшем брате Жени. Какое-то время мы дружили в глубоком детстве все трое, он был старшим братом и мне. Он достиг рубежа совершеннолетия раньше от нас на пять лет. И погиб при странных обстоятельствах. Это был сильный удар и для Жени, и для меня. Фельдманы на год после трагедии уезжали за границу, но потом вернулись. Мы, дети, не понимали, что происходит, и просто обрадовались, когда снова оказались вместе.

За время отсутствия Фельдманов произошла еще одна трагедия — умер мой дед. Но он был уже пожилым человеком, видавшим жизнь, поэтому с его утратой смириться было хоть и тяжело, но менее травматично, чем с гибелью ребенка.

А здесь я узнал, что Сережу убила моя семья. И что смерть деда — это был «зуб за зуб» со стороны Фельдманов. Наши с Евгением отцы нашли в себе силы и мудрость попытаться остановить безумие. Они наладили кое-какой военный нейтралитет, отказавшись от дальнейшей мести. Оба сделали ставки на сыновей.

Сейчас я понимаю, что мой отец просто хотел держать врага ближе, позволял нам с Женей дружить, чтобы Фельдманы стали связаны с нами узами, которые тяжело нарушить. А отец моего друга хотел, чтобы Женя втерся ко мне в доверие и затем всадил нож в спину.

Столкнувшись с правдой, мы оба были оглушенные, словно выпавшие из гнезда птенцы. Но мы справились. Кое-как зализали нанесенные правдой раны и продолжили общение. Но уже тогда нашу дружбу поразили споры грибка недоверия. Уже не было безграничной преданности. Тлетворный грибок сидел, ожидая условий для прорастания.

А потом я познакомился с Евой. Мне было двадцать два. Я влюбился по уши, как мальчишка. Красивая, очаровательная, не глупая девушка, достойная во всех смыслах. И нежная красавица ответила мне взаимностью. Лешка и Ксюша, папа с мамой — все приняли ее, как родную. Еву невозможно было не любить. К ней привязывались дети, ее обожали животные, она поражала воображение самых притязательных мужчин.

Готовилась свадьба. Мы поехали в Италию, жили на вилле на озере Комо. Наслаждались… Приехал Женя, пораньше, как свидетель и все еще лучший друг.

Дальше банально… — Артем замолчал. Катя терпеливо, как благодарный слушатель, ждала пока он соберется с мыслями.

— Ева изменила мне с лучшим другом. Когда это всплыло, я не стал устраивать концертов, отпустил ее. Слишком сильно любил, чтобы не желать ей счастья. А Ева была слишком горда, чтобы просить прощения, умолять остаться.

Прошло немного времени. Я не общался с Женей. Это не устраивало наших отцов. До сих пор неизвестно, кто из них подстроил то, что произошло. Я опасаюсь, что это было обоюдное желание. Еву решили убить, устранить, как помеху, как черную кошку, что перебежала дорогу в и без того уже не безоблачной дружбе будущих глав кланов. Покушение не сработало. Что-то пошло не так и проклятие поразило девушку. Что с ней случилось, ты видела…

— Ева живет в твоем доме… — тихо прервала повисшую в воздухе звенящую тишину.

— Да. Женя отказался от нее, — будничным тоном ответил Артем. — В таком состоянии Ева была не нужна ему. А я не мог позволить ей навредить себе и другим. Лучшее лечение, постоянные обряды, сдерживающие ее все усиливающееся безумие, превращение в фурию. Мое проклятие… — складка боли разрезала чело. Катя молчала, не зная, как реагировать. Сочувствие — последнее, что примет от нее Сикорский. После этой истории ее собственные переживания и терзания померкли, на какое-то мгновение ушли на задний план.

— Ты… любишь ее? — спросила Катя.

— Я любил ее так долго, что это уже стало частью моей личности, — горько рассмеялся Сикорский.

Рядом сидящая женщина притихла. Как она может вклиниваться между людьми, связанными чувствами подобной мощи? Даже проклятие Евы, даже ее предательство — ничто не испортило облик возлюбленной, не заставило его померкнуть в глазах Сикорского.

Пораженная разочарованием в муже Катя, еще слегка одурманена любовным зельем, вызывающим привязанность к Артему, старалась не копаться в собственных чувствах. В этом коктейле было сложно разобраться. Да и женщина боялась углубляться внутрь своего смятения, чтобы не найти еще один повод для разочарования. Придет время — и она разложит все по полочках.