Первый советник короля - Борис Алексеевич Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тадеуш, глядя на меня с нескрываемым сочувствием, робко предложил:
– Может, пану Анджею выпить чарку-другую вина или меду? Полегчает…
– Ну что у мужчин за привычка – пить по любому поводу! – возмутилась Агнешка. – Лучше уж побыть на свежем воздухе… Ой!
Брюнетка залилась таким жарким румянцем, что казалось, ее уши и щеки сейчас загорятся. Лицо стало растерянно-испуганным, губы задрожали.
– Пшепрашем… – всхлипнула она. – Матка Бозка, какой стыд! Но как же… На бога, пусть пан Анджей выйдет и не смотрит на меня!
– Что случилось, Агнуся?! – всполошился Тадеуш.
Я опустил глаза долу… Вокруг остроносых сапожек Агнешки расплылась лужица.
Полячка, закрыв лицо ладонями, разрыдалась.
– Мать вашу! – не сдержавшись заорал я, уже не контролируя себя. – Да вы что, сговорились?! Одновременно рожать вздумали!
Глава 29
Вахмистр Балмута, смущенно покашляв в кулак, произнес:
– Ясновельможное панство… Ну, хоть придеритесь к чему-то, наорите! Легче же будет! Сил нет глядеть, как вы мучаетесь. Этак и умом подвинуться недолго…
Я молча махнул рукой: уйди, и без твоей непрошеной жалости тошно. Тадеуш сделал то же самое, сверкнув глазами. Балмута не стал спорить и послушно удалился, качая головой.
– Долго еще ждать? – тяжело вздохнул Пшекшивильский-Подопригорский, утирая пот со лба. – Матка Бозка, уже давно за полдень перевалило, а все никак…
– Не знаю, пане. Может быть, долго.
– Бедная Агнуся! – поляк испустил еще более тяжкий вздох, но тут же спохватился. – Пусть пан Анджей не сердится, я понимаю, конечно, что пани Анна тоже страдает.
– Да ладно, о чем разговор… Никаких претензий.
Много раз мне приходилось слышать, что никогда, ни при каких обстоятельствах мужчина не чувствует так остро свою беспомощность и бессилие, как при первых родах любимой женщины. И вот теперь довелось убедиться в этом на собственном опыте.
– Матка Бозка, и помочь нечем! – воскликнул Тадеуш, устремив тоскливый взор в светло-синее небо. День стоял чудесный, солнышко ласково пригревало, звонко падала капель.
– Пане, вы повторяетесь. Если не ошибаюсь, эта фраза была сказана уже то ли девять, то ли десять раз! – я начал закипать. – Может, лучше поговорим о чем-то другом? Иначе, как правильно сказал наш вахмистр, крыша поедет!
– Как она может поехать, проше пана? Куда? – выпучил глаза Тадеуш.
– Ох… Не обращайте внимания, это непереводимая русская поговорка. В смысле, если все время переживать, можно и повредиться в уме.
– Тогда, может быть, выпьем? – умоляюще посмотрел на меня помощник. – Ну, хоть по одной чарке! Чтобы немного полегчало.
– По одной? – я ненадолго задумался. – Пожалуй, можно. Точнее, даже нужно!
* * *
Если кто-то начнет возмущаться или ехидничать, что одной чаркой дело не ограничилось, я убежденно скажу: у него нет ни детей, ни сердца.
Принятый алкоголь произвел нужное действие, на душе стало легче. Может, еще и потому, что мы пили на голодный желудок. С прошлого вечера маковой росинки во рту не было (кухарка днем робко поинтересовалась, не желает ли ясновельможное панство покушать, но мы только страдальчески застонали в два голоса). Сидели и смотрели, как солнце клонится к зубчатому верху частокола, вздыхали, думая о своих любимых, и предавались мечтам.
– Так пан Анджей не будет возражать, если я посватаю сына к его дочери? – умиленно спрашивал счастливый Тадеуш. У меня уже не было ни сил, ни желания указывать, что он задавал этот вопрос, и неоднократно.
– Не буду. Вот только почему пан так уверен, что у него будет именно сын, а у меня – дочь?
– Агнуся и пани Анна так сказали. А ведь женщины в этом деле разбираются лучше нас.
– А если вдруг родятся мальчики? Или девочки? – улыбнулся я.
Тадеуш сосредоточенно подумал и покачал головой:
– Упаси Матка Бозка! Только не это!
– Но почему?
– Потому что мы тогда не сможем их поженить! – поляк, похоже, искренне удивился, как такая простая мысль не пришла в голову пану первому советнику.
– Да, действительно! – сдержанно рассмеялся я. Слава богу, в этой эпохе, при всех ее недостатках, чертовой толерантностью и не пахло. Или, во всяком случае, она не заходила настолько далеко!
– Нет, вы только поглядите на них! – раздался негодующий женский голос. Вздрогнув, мы обернулись и уставились на пожилую служанку, которая буквально сверлила нас укоризненным взглядом. – Пьют! Чтобы мне провалиться на этом месте, пьют! Жены вконец измучились, чуть души Езусу не отдали, а они… – В глазах возмущенной бабы так и читалось: «Все мужики – сволочи!»
– Что?! – не своим голосом закричал Тадеуш, вскочив со скамьи. – Агнуся…
– Не что, а кто! – сменив гнев на милость, расплылась в улыбке служанка. – Девочка у пана полковника! Такая хорошенькая!
– Д-девочка?! – Пшекшивильский-Подопригорский схватился за голову, глядя на меня растерянно-недоумевающими глазами, в которых огромными буквами было написано: «Значит, свадьбы не будет?!»
– А у пана первого советника – сын! Чудесный крепыш! – служанка поклонилась, лукаво усмехнувшись. – За добрую весть и получить от панских щедрот не грех…
– Ура-а-а!!! – махнув рукой на сословные предрассудки, я стиснул бабу в объятиях и крепко поцеловал.
– Ох, чуть не раздавили… – с притворным смущением взвизгнула она. – Вот это силища! Сыночку будет в кого расти! А еще раз поцеловать, ясновельможный пане? Так приятно!
* * *
Усталая взмокшая акушерка, тяжело дыша, развела руками:
– Ну, ясновельможное панство… Сколько занимаюсь этим делом, такого еще не видывала. Мало того что пани решили рожать в одно и то же время, так они еще и захотели быть рядом, чтобы держать друг друга за руки! Пришлось поставить кровати бок о бок… Ну, это еще ничего, нам с Ядвигой так даже было легче. Зато наслушаться пришлось – Матка Бозка, спаси и помилуй! Я и не подозревала, что супруга пана первого советника может знать такие выражения! Их не на всякой бумаге напишешь, лучше на камне высечь. А порой даже не понимала, что она говорит…
– А что именно? – машинально ляпнул я, обуреваемый лишь одной мыслью: слава богу, с Анжелой все в порядке, и у меня сын!
Акушерка, наморщив лоб, добросовестно порылась в памяти и повторила… Я смущенно закашлялся.
– Э-э-э… Прошу не обращать внимания. Даже благородные пани, когда им плохо, могут… э-э-э… утратить над собой контроль и сказать лишнее.
– Так это московская брань? Я-то таких чудных выражений сроду не слыхивала!
– Ну, можно сказать, московская… Хотя не только.
– А моя жена, надеюсь, не бранилась? – отчего-то заволновался Тадеуш.
– Нет, ни в
