Истоки Нашей Реальности - Медина Мирай

сегодня хотел поговорить с ними по видеосвязи, но здесь плохо ловит.

Александр замер, прикусил нижнюю губу и продолжил демонстративно разрезать стейк.

– Может, если бы ты включил интернет в особняке…

От стука вилки и ножа по столу Каспар вздрогнул. Александр сложил приборы, не поднимая головы, и ответил:

– Нет.

– Ал, я ценю твою заботу, но тебе не кажется, что это слишком – лишать меня полноценной связи с дорогими мне людьми?

– Я не лишал тебя возможности общаться с родными. Ты можешь писать и звонить им в любой момент, я буду этому только рад.

– Но увидеть при этом через экран не могу, – продолжал Каспар тихо, задетый его повышенным тоном.

У Александра дернулся глаз. Он сглотнул и перевел дух.

– Я не верну интернет, пока не закончится война. Ты слишком эмоционально относишься к гибели людей. Это может сказаться на лечении.

– А ты, напротив, стал пугающе равнодушным к этому.

– Я не хочу возвращаться к этой теме, – обозначил он твердо. – Давай просто поужинаем и ляжем спать, хорошо?

Каспар сдержался, чтобы не возразить. Он знал, чем это закончится.

После недолгого молчания Александр вдруг задал один из тех вопросов, которые Каспар боялся однажды услышать от него:

– Сколько у тебя было женщин?

– Ох, Ал…

– Мне правда стало интересно. Ты ведь помнишь, сколько?

– Боюсь, что мой ответ тебе крайне не понравится.

– Я переживу.

Каспар пристально посмотрел на Александра, взвешивая все «за» и «против», затем, смирившись с тем, что любой ответ будет принят холодно, произнес отстраненно:

– Больше сорока.

Едва проглядывающий кадык на горле Александра, до этой секунды подпрыгивавший от его жеваний, застыл. Он проглотил пищу, опустил вилку и нож. Угрюмая усмешка сотрясла его лицо. Не глядя на Шульца, он спросил с явным разочарованием:

– Больше сорока – это сорок одна или сорок девять? – Король поднял испытующий, насмешливый и в то же время расстроенный взгляд. – Или разницы нет?

На секунду Каспару показалось, что у него пропал голос. Он почувствовал, как вспотели руки, и ему пришлось обтереть их бумажным полотенцем.

– Ты считаешь, что это нормально? Ты что же, менял девушек каждые несколько месяцев?

– Я не горжусь этим, – оправдывался он хрипло. – В те времена у меня был ветер в голове.

– Хочешь сказать, что все сорок женщин были до брака?

– Нет. После смерти Греты я пытался начать новые отношения.

Нельзя было сказать, что ответ впечатлил Александра. Разочарование и скрытая обида сковали его движения, губы сжались, пальцы напряглись.

Теперь, когда эйфория прошла и сознание его прояснилось, он стал задаваться теми же вопросами, которые моментально возникали у всех.

Каспар чувствовал, как тяжелеет у него сердце. Каждое резкое слово, каждая издевка с примесью обиды и боли будто разили краем бумаги по руке. И самое главное, он не имел представления, как объясниться.

– Ал, в молодости я действительно был не очень избирателен. Я не горжусь собой из тех времен не только из-за преступного прошлого, но и из-за подобных эпизодов. В какой-то момент я понял, что не из тех, кто может продолжать бездумно вступать в связи с девушками, общение с которыми не длилось дольше нескольких месяцев. И встречаясь с ними, я не рассматривал их как потенциальных вторых половинок. И ни одну из них я не любил, однако же симпатизировал. Затем остепенился. И влюбился. Я сам не понял, как это произошло и что на это повлияло. Поверь, у меня было очень много красивых женщин. Но ни с одной из них рядом я не задержался. Красота может привлечь, но не удержать, если за ней не стоит ничего, что тебя трогает.

Дерзости в Александре совсем не осталось. Казалось, волна внезапного негодования схлынула сама собой. Однако на откровение Каспара он никак не ответил. Отставив тарелку с почти нетронутой едой, он вышел из кухни.

* * *

Настало время сна.

Каспар еще какое-то время провел в размышлениях. Он не мог уснуть и ерзал на месте, мучимый виной и отрывками из видео с детьми, что будто назло всплывали перед глазами.

Александр сонно повернулся в его сторону. Пары мгновений созерцания его мирного сна хватило Каспару, чтобы забыть обо всех обидных словах. Вот он, Александр. Тот самый принц, которому Каспар готов служить до конца своих дней. Ничто не смогло бы побороть это чувство.

Он тихонько облокотился о матрас и вдруг услышал:

– Прости меня, пожалуйста.

Каспар отпрянул и взглянул в полные слез глаза. Александр продолжил с горестью:

– Я был вечером очень груб с тобой. Мне стыдно за то, что выворачивал твою душу и заставлял говорить о неприятном.

– У тебя тревожность. Я знаю это состояние. Внезапно накатывает, а потом так же внезапно отступает. Не вини себя. Это из-за злоупотребления препаратом вкупе с проблемами. Нужно пить его строго по назначению Терезы.

– Я так странно чувствую себя. Стал… иначе воспринимать происходящее, словно мое сердце закрылось от любых переживаний, не связанных с нами. Это вышло как-то само. Как отрезало. Для меня существуем только мы. Знаю, звучит жестоко, но по-другому я больше не могу. И не хочу. Переживания о том, что я не могу изменить или могу, но рискуя нами, бессмысленны. Я просто…

– Тише.

– Я знаю, что становлюсь ужасным человеком. Я больше не могу даже оплакать тех, кто погиб по моей вине, потому что мне стало все равно. В самом деле все равно.

– Почему же ты плачешь? – заботливо спросил Каспар.

– Мне стыдно за равнодушие к таким ужасным вещам. Я меняюсь. Становлюсь прямо как она. Как она и моя мать. Я ужасный человек.

– Человек не может вечно оплакивать кого-то, быть добрым и всем помогать. Настает момент, когда сознание начинает требовать покоя и заботы о себе и хочет… Отгородиться от всего, что может лишить его этого. Я восхищен, что ты так долго держался.

– Но это ведь не оправдывает мои поступки, правда? – поднял король голову, жалобно изогнув брови. – Не оправдывает, да?

– Это сложный вопрос. Вряд ли кто-то сможет правильно на него ответить.

– Н-но ведь если бы поступил по-другому, если бы пошел напрямую против Делинды, я мог поставить под угрозу твою жизнь, – продолжал он дрожащим голосом, бормоча, словно одержимый. – Я мог поставить ее под угрозу, понимаешь? А я не хотел. Ты для меня важнее всех людей на свете. Если бы мне вновь дали выбор, я бы ничего не изменил. Пошло оно все к черту. Да, мне плевать на них всех. Я не хочу думать о них. Я не виноват. Как мне выкинуть их из головы?..

– Ал, – испуганно произнес Каспар, – спокойно, отдышись.

– Прости, это мысли вслух, – прижался Александр к его груди. – Все хорошо.

Хаотичные рассуждения короля вновь навели Шульца на одну настораживающую мысль, которую он решительно отрицал в последнее время, зная, что однажды все же придется ее принять. Пока он с облегчением признавал, что это не