Не потерять человека - Георгий Александрович Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они встали, обнялись, и, не отпуская Шестакова, капитан прошептал:
– Прощайте, голубчик Николай Павлович. Господи, благослови вас на крестном пути!..
– Прощайте, Константин Петрович. Спасибо вам за все. И не говорите, пожалуйста, ничего Лене… Пока что… Скажите, что я с «Трувором» пошел на гидрологические промеры… Догоню в Архангельске… Пусть лучше потом узнает.
Маленький морской буксир «Трувор» плясал на мелкой воде у борта «Седова».
На палубе ледокола, недалеко от трапа, были навалены вещи экипажа с буксира: деревянные сундучки, парусиновые матросские чемоданы, мешки. Около них сгрудились их хозяева – взволнованные и напуганные, обескураженные мгновенностью и непонятностью происходящего.
Неустроев торопливо шел по полуюту. Его окликнула Лена:
– Папа!
– Леночка, извини, не до тебя сейчас! – отозвался Неустроев. – Иди ко мне в каюту, я приду немного погодя…
Лена догнала его:
– Папа, я на одну минуточку! Папочка, я просто хотела тебе сказать, что я тебя очень люблю! – Она быстро поцеловала отца.
Он погладил ее по голове и пошел дальше. Лена крикнула ему вслед:
– Я так хочу, чтобы ты был счастлив, папочка, милый, родненький!..
И побежала в каюту. Неустроев недоуменно пожал плечами, потом махнул рукой и сам рысью устремился к мостику.
Навстречу ему уже шел Шестаков. Он сказал деловито:
– Все, Константин Петрович, в путь. Долгие проводы – лишние слезы… Да и времени у нас нет.
У трапа они еще раз быстро обнялись. Отвернувшись в сторону, чтобы Шестаков не видел его лица, старый капитан сказал дрожащим голосом:
– Вы могли бы, Николай Павлович, быть моим сыном… Прощайте!.. Счастья вам…
Шестаков крепко сжал его руки:
– До свидания, дорогой Константин Петрович… – И сбежал по трапу на «Трувор».
С палубы буксира он крикнул Неустроеву:
– Константин Петрович! Леночку поцелуйте за меня!..
И ветер сорвал его крик.
Шестаков махнул рукой стоявшему у штурвала Соколкову, и высокий борт «Седова» стал отваливать в сторону. Рев гудка ледокола сотряс пустынные просторы океана.
Шестаков дернул поводок буксирного ревуна в ответ.
«Трувор» медленно прошел мимо судов каравана. Вдоль бортов на каждом корабле выстроились моряки.
Все они стояли с непокрытыми головами. Они уже знали, что провожают товарищей на смерть.
Шестаков махал с кормы уходящим судам своей фуражкой и – к удивлению своему, но и к радости тоже – не видел среди провожавших Лену. «Отдыхает, наверное… Ну и хорошо», – подумал он.
И вот в подступивших сумерках исчез последний вымпел каравана – пароход «Кереть».
Шестаков вошел в радиорубку, положил радисту руку на плечо, невесело усмехнулся:
– Ну что, Алеша, потрудимся на английский радиоперехват, проверим, как они нас караулят?
Парень широко улыбнулся в ответ:
– Сейчас мы им настучим, Николай Павлович! Будьте спокойны, ихний радист уже мою руку знает…
Шестаков достал из кармана кителя листок, перечитал заготовленный текст, начал диктовать:
– «АРХАНГЕЛЬСК ТЧК НА ЛЕДОКОЛЕ „МАЛЫГИН“ СИЛЬНАЯ ТЕЧЬ КОТЛОВ ТЧК РЕШЕНО РЕМОНТИРОВАТЬ В ОТКРЫТОМ МОРЕ ТЧК КАРАВАН ПОЛОЖЕН В ДРЕЙФ ТЧК ШЕСТАКОВ».
– Готово! – отбил радиограмму Солдатов.
– Небось у английского радиста ты квитанцию не получаешь? – подмигнул ему Шестаков.
Алексей сердито сказал:
– Они, черти гладкие, и без квитанций очень хорошо из эфира срывают!
Шестаков кивнул и пошел к трапу. Медленно, усталой походкой он спустился в крошечную кают-компанию.
На плюшевом диванчике неподвижно сидела Лена. И молча смотрела на Шестакова.
Он даже охрип от волнения и неожиданности.
– Лена?! Ты… здесь?!
Лена не ответила.
– Как ты посмела? – в отчаянии закричал Шестаков. – Отец знает, что ты?..
Лена помотала головой.
– Лена, как ты могла! – кричал Шестаков яростно. – Откуда ты узнала?..
Лена встала, подошла к нему и тихо сказала:
– Коля, не кричи, пожалуйста. Помнишь, ты говорил, что я отпустила убийцу? Я и сейчас не знаю, как мне надо было поступить тогда…
Она взяла Шестакова за руку, робким движением погладила его ладонь.
– Коля… Ведь крейсер здесь из-за него… Из-за него тебе пришлось сойти на «Трувор». Поэтому и я должна быть здесь! – Голос ее окреп, в нем появилась несокрушимая решимость. – Не сердись, Коленька, милый!.. Улыбнись лучше, ну… У тебя такое прекрасное лицо, когда ты улыбаешься… Не сердись, я счастлива, что у нас с тобой одна судьба…
Она обняла Шестакова, и он видел, как по ее лицу бежали прозрачные слезы…
Неустроев стоял у стекла в капитанской рубке «Седова» и слепо смотрел перед собой в бушующую дождевую непогоду.
К нему подошел штурман:
– Константин Петрович, по примерному счислению должны были пройти Колгуев. Мили четыре по правому борту… Видимость – ноль. Караван растянулся…
Неустроев обратил на него невидящий взор:
– Да-а… Да. Прикажите передать световыми сигналами на все суда каравана – курс вест-норд-вест сто сорок градусов. Ход не снижать…
– А как быть с радио?
– Пусть радист через час начнет передачу открытым текстом на волне Архангельского радиоцентра: «У нас все в порядке».
И снова отвернулся к залитому водой окну – сухой, чуть-чуть сгорбленный, руки за спиной.
Штурман сказал участливо:
– Константин Петрович, вы же лучше меня знаете – это море… В море всякое бывает… даст Бог… обойдется… проскочат они…
– Да… В море всякое бывает… – не поворачиваясь к нему, кивнул Неустроев. – …Лена очень любила разглядывать мыльные пузыри… Разноцветные, летучие… Она говорила, что они живые… Бедная девочка… она слышала в них… солнечный ветер…
Старые приятели, Федор Гарковец и Василий Зирковенко, совсем еще недавно смеявшиеся собственному анекдоту о конях и волах, вызвались на «Трувор» добровольцами. И сейчас вовсю орудовали лопатами в кочегарке суденышка, продолжая обсуждать свои такие маленькие и такие необыкновенно важные проблемы.
А Шестаков стоял у штурвала, зорко смотрел в дождливую пелену над океаном, посматривал на нос судна, где впередсмотрящим устроился Иван Соколков.
Лена сидела около Шестакова на столе и болтала ногами.
Корабль шел близ берега – по правому борту громоздились седые страшные скалы Северной Земли.
Лена пыталась развлечь Шестакова:
– Коленька, ты знаешь – я точно помню, что жила раньше, еще до этой своей жизни…
Шестаков бросил на нее ласковый взгляд.
– Иногда мне кажется… мне снится, что я была деревом…
– Деревом? – удивился Шестаков.
– Да! То-оненькой прозрачно-желтой сосной. На берегу океана. И из воды часто выходили всякие диковинные существа, красивые или уродливые…
Шестаков засмеялся.
Лена обиженно выпятила полную нижнюю губу:
– Коленька, ты напрасно смеешься – это точно было! Я помню! Ты тоже жил раньше, но… забыл!
Соколков закричал с мостика, и в голосе его слышался испуг:
– Николай Павлович, прямо по курсу – большой дым!
Шестаков схватил бинокль, прижал глаза к окулярам,
