Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до "Трудно быть богом": черновики, рукописи, варианты. - Светлана Бондаренко

Василий Ляхов посмотрел на часы и сказал:

— А не пора ли нам, товарищи?..

— Ну что ж… — сказал член Совета Космогации и поднялся.

На лице его появилась неуверенная улыбка. Он явно не мог решить — обнимать ему участников перелета сейчас или позже, у выхода в Главный кессон. Начальник Спутника-9 открыл дверь и пророкотал как в бочку:

— Прошу.

Все потянулись к двери, предупредительно пропуская вперед экипаж Первой Звездной. Их было семеро в синих рабочих комбинезонах, и когда они шли по узким коридорам, встречные прижимались к шершавым стенам, давая дорогу, и провожали их глазами. Многие возвращались и шли следом.

Состав Первой Звездной был хорош. Алексей Петрович Быков знал их всех, одних лично, других — понаслышке. Четверо ученых, трое пилотов. Ученые были все как на подбор молодые ребята, плечистые, с крепкими шеями. Они шли впереди и громко переговаривались на трех языках. Биолог Дьердь (Быков возил его на Амальтею год назад) что-то рассказывал, размахивая длинными руками, а китаец-кибернетик время от времени пронзительно вскрикивал: «Ах, какой я впечатлительный!» И каждый раз корреспондент, который шел рядом с Быковым, досадливо крякал в свой диктофон. Ему явно хотелось, чтобы все шло как следует — все-таки Первая Звездная. Один раз он даже пробормотал внятно: «Черт знает что. Никаких эмоций. Идут, как в столовую». Это был еще очень зеленый корреспондент, и он, вероятно, представлял себе Первую Звездную как торжественные похороны. В известном смысле он был, пожалуй, прав: перелет продлится восемь лет на субсветовых скоростях, а на Земле за это время пройдет лет десять- двенадцать. Кое-кого из нас они, вернувшись, не застанут, подумал Быков и посмотрел на пилотов.

Они шли сразу за учеными и очень старались не наступать им на пятки. Три матерых межпланетных аса, и каждый из них командовал в свое время фотонным планетолетом, и каждый из них налетал сотни миллиардов километров, и каждый из них мог бы командовать «Фотоном», но командиром назначили Ляхова. Ляхов первый поднял «Фотон» в пространство и первый развил на нем рекордную скорость — сто двенадцать тысяч километров в секунду. И потом — это был Ляхов.

Алексей Петрович глядел в его необъятную сутулую спину и думал, что Ляхову уже за сорок.

Кибернетик снова вскричал: «Ах, какой я впечатлительный», и корреспондент крякнул.

— А вы смотрите на пилотов, — сказал Быков. — Как идут!

Картина!

У пилотов был очень сосредоточенный вид.

— Да-а… — сказал корреспондент восхищенно. — Замечательно идут.

Он принялся бормотать в диктофон, и до Быкова донеслись слова «коридоры, озаренные ровным, немигающим светом» и «когорта передового человечества». Корреспондент был на удивление зелен.

Когда все свернули в главный коридор, Алексей Петрович оглянулся. Сзади шло человек пятьдесят. Все молчали. Экипаж «Фотона» шел впереди, и между ним и провожающими лежала полоса отчуждения. Глупо, решил Алексей Петрович и рассвирепел. Какого черта. Люди летят работать, а не помирать. Он посмотрел на постную физиономию корреспондента, пошевелил губами и догнал Ляхова. Они пошли рядом.

— Ну что, Алексей, — сказал Ляхов, расплываясь в довольной улыбке. — Завидуешь?

— Еще бы, — сказал Алексей Петрович.

— Чего я боюсь, — сообщил Ляхов, — так это ближайших десяти минут. Придется обниматься с начальником Девятого.

Он осторожно оглянулся и вздохнул.

— Да, — сказал Алексей Петрович. — Я с ним стараюсь за руку не здороваться. Лапа у него, как экскаватор.

— Он меня обнял при встрече, — сказал Ляхов. — Теперь у меня что-то внутри скрипит и щелкает.

— Главное — вовремя отскочить, — сказал Колкер. Он летел на «Фотоне» борт-инженером. — Подскочить, изящно поклониться и отскочить.

— Обидится, — сказал Ляхов и снова вздохнул. — Щелкает,— сообщил он.

Третий пилот молчал. Быков не знал его близко. Он знал только, что фамилия его Мартови и Ляхов в разговорах зовет его обычно Моркови. При комплектовании этой экспедиции старались подобрать людей не семейных. Для Мартови сделали исключение. Это был превосходный межпланетник. Два года назад он первым в мире исследовал пространство за Плутоном и нашел там второе кольцо астероидов.

[Ого! Недавно это второе кольцо (пояс) астероидов обнаружено, дистанционными, естественно, методами. А в нем — громадные астероиды, превышающие размерами все «внутренние»… — В. Д.]

— Послезавтра я лечу на Амальтею, — сказал Алексей Петрович.

— Ну-ну, — сказал Ляхов.

— Василий, — сказал Алексей Петрович. — Не задирай нос, Василий.

— Увидишь на Амальтее Тальба, — сказал Колкер, — передай ему, что все его рассуждения — чепуха. Он поймет. Я хотел ему написать, но так и не собрался.

— Можно радировать, — сказал вдруг Мартови. Все поглядели на него. Жена Мартови работала на Амальтее, на Джей-станции. Он даже не смог попрощаться с ней, подумал Быков.

Последний рейсовый планетолет на Амальтею ходил три месяца назад. Он так и не повидал жену перед отлетом и теперь увидит нескоро. Зато он увидит Другое Солнце. Через четыре года он увидит чужое Солнце — красное, дымящееся протуберанцами, заслоняющее полнеба. Дурак, подумал Алексей Петрович. Зачем я заговорил об Амальтее.

— Ну, начинается, — сказал Ляхов.

Процессия остановилась перед Главным кессоном, и Быков увидел, что к ним приближается член Совета и начальник Девятого. Начальник потирал руки. Лицо у него было решительное.

— Подскочить, изящно раскланяться и отскочить, — пробормотал Колкер.

Алексей Петрович отступил и стал смотреть. Член Совета жал руку каждому из участников и говорил что-то, улыбаясь.

Зеленый корреспондент сверкал вспышкой. Он был не один.

Вспышками сверкали еще четверо с горящими глазами. Алексей Петрович увидел, как Колкер попытался осуществить свой маневр, как он подскочил к начальнику, но раскланяться не успел — начальник схватил его и стал душить. Во всяком случае, у Колкера было лицо именно удушаемого. Ляхов покорно ждал своей очереди рядом.

Сначала все было довольно чинно, корреспондент мог быть доволен: провожающие почтительно толпились вокруг, а участники в промежутках между объятиями и рукопожатиями стояли в напряженных позах и нетерпеливо улыбались. Но потом Ляхов крикнул на весь зал: «До свидания, товарищи!», и толпа надвинулась.

Алексей Петрович успел расцеловаться с Ляховым и Колкером и пожать руку длиннорукому Дьердю. Зеленый корреспондент осветил его вспышкой, сказав: «Извините, я хотел не вас», и кинулся напролом к Ляхову. Но Ляхов уже шагнул в кессон. Все зашумели. Толстая пластметалловая плита стала медленно опускаться, и семеро в кессоне стояли и махали руками.

Все они были немного бледны, и Алексей Петрович увидел, как Мартови вдруг резко отвернулся и стал натягивать вакуум-скафандр. Плита опустилась.

Алексей Петрович еще долго стоял в опустевшем зале. Они будут в походе восемь лет. Четыре года туда и четыре — обратно. Восемь лет ледяной пустоты вокруг. Восемь лет невообразимой, ни с чем не сравнимой пустоты. Семь лет из восьми они проведут в анабиотическом сне, где-то между смертью и глубоким обмороком. И они увидят Другое Солнце. А я послезавтра лечу на Амальтею в шестой раз. И в шестой раз увижу Юпитер с высоты в сто тысяч километров. В шестой раз выгружу продовольствие и ученых, в шестой раз погружу ученых и контейнеры с образцами…

— К черту, — сказал Алексей Петрович. — Послезавтра я лечу на Амальтею. Сегодня должны прибыть Дауге и Юрковский.

Будем пить шампанское и послезавтра вместе полетим на Амальтею…

В комнате Алексея Петровича сидел Михаил Антонович Крутиков и пил чай. Стол он придвинул к дивану. На столе стоял чайник и большая банка с вареньем, к которой была прислонена раскрытая книжка. Михаил Антонович был красен и более обыкновенного благодушен.

— Алешенька, — сказал он.

— Здравствуй, штурман, — откликнулся Алексей Петрович, подтащил стул и уселся.

— Налей-ка и мне, — сказал он.

Михаил Антонович взял книжку и положил на диван. Алексей Петрович заглянул в банку.

— Гм, — сказал он с сомнением.

— Третий стакан пью, — торопливо сказал Михаил Антонович и стал наливать чай.

— Гм, — повторил Алексей Петрович. Он отхлебнул горячего янтарного чая, зацепил ложечкой варенья и, причмокнув, прищурился на штурмана. — Проводили «Фотон». Привет тебе от Ляхова.

— Спасибо, Алеша. — Михаил Антонович покачал головой. — Какие смельчаки. Ай-яй-яй, какие это смельчаки…

— Ты бы не полетел? — осведомился Алексей Петрович.

— П-полетел бы, — сказал Михаил Антонович, потупясь.

Алексей Петрович засмеялся. Он знал, что штурман тайком подавал заявление, которое было, однако, отклонено в самой вежливой форме. Михаил Антонович много переживал по этому поводу. «Не пора ли мне на покой, Алешенька?!» — проникновенно вопрошал он. Но на покой ему было явно рано. Он по-прежнему оставался лучшим штурманом современного межпланетного флота, хотя за последние десять лет прибавил в весе на семь кило. Теперь Алексей Петрович, взяв его под локти, уже не мог поднять, как раньше.