Русский рай - Олег Васильевич Слободчиков

жест: впервые за время службы в колониях он не просил хлеба, но отправил на Камчатку его излишки на «Юноне».

В это время Петруха, Сысоев сын, с удовольствием работал в кузнице и был на жалованье помощника мастера. Богдашка хорошо учился, часто бывал у матери, в охотку учил чтению Федьку, но жил и кормился при школе. Василий Васильев поправлялся от ран, полученных на летних промыслах.

Май он и на Ситхе май: потеплело, словно гнус поднялись на крыло, зароились, замельтешили в воздухе колибри. Сысой стоял в карауле у озера, до которого был поставлен новый заплот из сырого леса. На другом берегу алеуты, под началом приказчика, тоскливо готовились ставить продолжение стены – границы между крепостью и колошами. Сысой слышал двойной салют флагу донесшийся из бухты, затем ответные выстрелы с батареи. В это время бостонские корабли, обогнув Южную Америку, обычно приходили на Ситху. Через какое-то время к караульному приковылял Василий, все еще хромая и опираясь на палку, помахал другу свободной рукой, крикнул, задрав бороду:

– Таракана привезли! И еще двенадцать партовщиков с «Николы». У Тимохи бедняцкая борода до груди и волосы как у попа.

– Кто привез? – свесившись со стены, спросил скучавший в карауле Сысой.

– Капитан Браун с «Лидии» выкупил всех.

– А другой кто?

– «Окейн» под началом Натана Виншипа. Хочешь повидаться с бывшим старпомом?

Сысой сплюнул, показывая, насколько ему любопытна встреча с бостонскими спутниками по вояжу, между тем обеспокоенно завертел головой.

– И что случилось с Тараканом?

– Был в плену у диких! Вечером Бырыма устроит пирушку, все узнаем.

Дневная смена тянулась как сырая ночь на подмостках. Сысой едва дождался ее конца и, не заходя в казарму, поднялся к правителю. Караульный в сенях беспрепятственно пропустил его. Веселье было в разгаре, за столом сидели Баранов с Кусковым, старовояжные служащие, выкупленные партовщики, верные тойоны и бостонские капитаны, прибывшие на Ситху. Тимофей Тараканов, уже побритый, с подрезанными волосами, сидел против Баранова в самой середине застолья. Натан лупоглазо уставился на вошедшего передовщика и растянул в усмешке скошенный акулий рот. Сысой ответил ему презрительным взглядом, подошел к Тимофею. Друзья крепко обнялись, служащие подвинулись, освобождая место. Сысой сел, кусковская Катерина поставила перед ним чарку и наполнила ромом.

– Уже в другой раз чуть было не начал поминать тебя среди убитых! – Поднял чарку. – Слава Богу, опять обошлось! Ангела тебе доброго! – Выпил залпом, шумно втянул воздух носом и только тут заметил, что все уже изрядно пьяны. Замолчавшие с его приходом гости правителя снова невпопад заговорили.

От Тимофея Сысой узнал, что его шхуна разбилась о камни северней устья Колумбии. Экипаж выбрался на берег с низким кустарником, и почти сразу пришлось отбиваться от тамошних индейцев. Спасшиеся зарыли пушки и часть снаряжения, бросили шхуну, скитались по лесам, голодали. Индейцам удалось обманом захватить в плен несколько человек и жену штурмана Булыгина, остальные подались в верховья реки, где зимовали на природной пище. Булыгин рыдал, переживая утрату, хотел сдаться, чтобы разделить судьбу любимой женщины, отказался от командования и передал всю власть Тараканову. В феврале они стали спускаться вниз по реке, хотели перебраться в Колумбию к бостонской фактории, но снова были окружены индейцами. Те дали им возможность переговорить с Анной. Пленённая женщина стала убеждать мужа добровольно сдаться, хвалила, захвативших ее в плен, что они добрые люди. Тараканов с Булыгиным прельстились советами женщины. Большинство спутников их не поддержали, стали пробиваться дальше, но разбили лодку о камни и все равно были захвачены в плен.

Тараканов с Булыгиным и его женой Анной оказался в Кунищатском селении в рабстве у кунищатов. Тимофей стал рабом вождя, жил в отдельной землянке, резал для хозяина посуду из дерева, удивлял всех мастерством, сделав воздушного змея и сигнальную трещётку. Благодаря ремеслу он был очень уважаем. Других пленников индейцы меняли, дарили, продавали. Булыгина то разлучали с женой, то сводили, пока Анна не умерла. Её тело выбросили в лес, вскоре умер и морской офицер, воевавший со шведами. Так сложилась в колониях судьба любящих супругов, не желавших разлучаться. Умерли еще шестеро пленников, а живых выкупили бостонцы.

– Ну и судьба?! – удивлялся Сысой, крестясь. – Второй раз чудом спасен и выкуплен.

– Спасен третий! – со вздохом поправил его Тимофей и перекрестился.

Его рассказ прерывался пьяными речами и криками. Какой-то новоприборный служащий бросился на Баранова с кулаками. Прохор Егоров скрутил дебошира. Новоприборный поносно орал на правителя, Баранов с безразличным видом водил носом по сторонам, а Прохор поучал:

– Не тебе, сосунок, судить Бырыму! Ты с ним не сидел в осадах, не голодал, не прощался с жизнью. Это мы, – окинул взглядом старовояжных стрелков, – можем с ним лаяться. А вам не дозволю!

Кто-то вступился за битого, имея свои обиды, другие поднялись против них. Назревала драка, на что Баранов спокойно взирал соловыми глазами. Потом все мирились и снова пили. Сысой подвинулся к правителю.

– Что решил? Летом вышлешь нас по указу Нессельродов?

Правитель поднял на него туманные, хмельные глаза:

– Иди передовщиком с Натаном промышлять в Бодеге, ну и… Кое-какие государевы дела…

– С Виншипами не пойду! – Мотнул бородой Сысой.

– Они и не возьмут смутьяна. А кого послать? Прошку – не могу, Васька ранен. Лосева да Тараканова? Из огня да в полымя. Тимоха напишет отчет о скитаниях и пошлю. В Бодеге его любят.

– Любят! – согласился Сысой и опять спросил: – А нас с Васькой и Прошкой в Охотск?

– Мне бы твои заботы! – Правитель уронил на руки голову со сбившемся набок париком, помолчав, поднял её со вздохом. – Мой сын, по российским законам – потомственный дворянин, куда как грамотней меня, по-аглицки толмачит, дочки скоро заневестятся… И все – креолы-полукровки. Ни здесь им нет родины, только Компания, ни там, в России по закону от этих самых… А у бостонцев – они цветные… Разве поселиться на Гавайе, у Тамеа?.. А что? Тамошний царь подарил мне землю. Вот брошу всё и уплыву к нему с женой и детьми.

– Что брешешь-то? Бес подначивает, или что? Одно дело Наплавков, Попов, беглые служащие и партовщики, другое – ты! Без тебя тут всех перережут, месяца не продержимся.

– Не продержитесь! – Баранов снова уронил голову на руки и тихонько запел:

«Нам не важны чины и богатство, только нужно согласное братство.

А как мы сработали, как здесь