Пути-дороги. С чистого листа - Алёна Цветкова

– Оля, – дед обнял меня, и мы плакали вместе. Отпуская тех, кто был нашей семьей раньше.

Открывшись деду я получило то, что мне очень не хватало. Семью. Да, дед и раньше был мне близок и я считала его семьей, но все же это было больше решение разума, а не сердца. А сейчас я приняла его и сердцем тоже. И если раньше я о нем заботилась, то сейчас мне хотелось подарить ему не просто хороший уход, а радость и счастье каждый день.

А еще теперь я могла задавать тысячи вопросов, не боясь показаться глупой. Ни дед, ни я не произнесли страшного слова – безмирница, но теперь мы оба знали, кто я.

И мы говорили о том, что было в моем прошлом, о том, что я помню, советуясь, как приспособить мои знания к местным реалиям. Нет, я не собиралась менять мир вокруг, помнила про старостиху в моем доме, но ведь грибы, ульи и ямное содержание кроликов тоже были оттуда, но вписались в наш быт легко и совсем незаметно. И еще сыры.

Сыры я так и варила на крапиве. Из первой, пробной партии получался не совсем ламбер, но очень похожий. Деду понравился, а меня травяной, едва уловимый аромат, немного смущал. Неизвестно же, понравится это господину Фацию или нет. Но я все вечернее молоко в такой сыр и перерабатывала. Даже если мэру не подойдет, то нам с дедом на зиму сгодиться.

Утрешнее молоко уходило на еду и корот. Благо коровка гоблинская, Буренушка наша, молока давала больше всех деревенских коров. Но я уже озвучила всем желающим, что телочку оставлю себе. А вот если будет бычок, то продам старосте для улучшения местной породы.

Еще из моего прошлого мы с дедом решили использовать рецепты по засолке грибов, овощей… здесь, кроме капусты ничего не квасили, да и овощей здесь росло не особенно много – не выращивали.

Морковка, которая здесь была ярко-красная, лук с белыми чешуйками, но очень острый, репа – почти классическую в плане размеров. Ее реально тянули всей семьей, вырастала она с огромную тыкву. И сами тыква. Вот она были некрупная, с футбольный мяч, но с очень толстой и плотной оболочкой. Она хранилась всю зиму и даже больше, и шла на корм скоту. Как и паслены, плоды которых ели сырыми, а клубни запасали на зиму. Вот и все огородные овощи, что росли и на моем огороде тоже, хотя урожай был гораздо хуже, чем у соседей. Сказался потерянный месяц.

Мои соседи уже убрали лук. А мой пока стоял. Но в кладовой уже висело пяток связок, это со мной за молоко бескоровная беднота начала рассчитываться. Я-то им молоко не просто так отдавала, а за будущий урожай.

Приносили мне и репу, ее много не сажали, хранилась она не особенно хорошо, а съесть одну среднюю репу за один раз было под силу только такой большой семье, как у Аништы.

Вот с нее мы и решили начать. С помощью сложной цепочки обмена заполучила я пару ведерных бочек, которые заполнила нарезанной соломкой репой, прослаивая дольками кислых, незрелых яблок, и залила колодезной водой с солью. Придавила все это дело деревянным кружком с гнетом и оставила киснуть прямо в доме. Через пару недель нужно будет спустить в подвал и есть всю зиму.

Яблок падало очень много. До Дня Яблока, аналога нашего яблочного Спаса, было еще дней десять, а оставлять яблоки гнить под деревом, как все, мне не позволял мой внутренний хомяк. Хотелось все собрать и употребить в дело – сварить сидр.

Для сидра мне нужны были особые кувшины. С гидрозатвором. Здесь такие не делали, и вино ставили бродить просто в бочках. Но я знала, что вкус у моего сидра будет лучше. Не такой кислый.

Мы с дедом решили, что нужно мне идти в соседнюю деревню, в Большую Речку. Там живет и работает гончар, и ему можно заказать ему какие угодно кувшины. До Большой Речки рукой подать, бабки Агин дом как раз почти посредине стоит, поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, утром следующего дня, я отправилась к гончару.

До дома бабки Аги я добежала быстро, там и дороги-то чуть совсем, и знакома она, сто раз исхожена, пока за грибами-ягодами ходила. Через деревню к броду, там по бревну с перильцами на другой берег перебралась, рощицу по заросшей тропинке пролетела и вот, пожалуйста, опушка с крошечной усадьбой. Забытой и заброшенной…

И вроде бы совсем мало времени избушка провела без хозяйки, а забор уже кое-где покосился, калитка повисла на одной петле и негромко скрипела, покачиваясь на ветру. А лес начал захватывать территорию, и уже во дворе росли крошечные деревца, макушки которых едва виднелись над густой, зеленой травой.

Я остановилась на мгновение, с сердце заныла заноза, никто так и не узнал, что случилось с несчастной бабкой Агой. Все согласились с тем, что ее убил безмирник, даже не вспомнив, что пропала она немного раньше.

Крошечный рыжий комочек приземлился на крышу, спрыгнув с ветки огромной сосны, нависшей прямо над домом. Белка. Я была слишком далеко, чтобы напугать ее своим присутствием, и она, в три прыжка добралась до трубы и нырнула внутрь. Вот так… уже и звери облюбовали жилье старой знахарки… Я вздохнула, и зашагал прочь.

Дальше дорога шла по краю настоящего, густого, почти дремучего леса. Раньше, когда деревенские бегали к бабке Аге тропинка была протоптана, но сейчас она и здесь начала потихоньку исчезать с лица земли. И только угадывалась по узенькой полосе неплотно сомкнувшихся зарослей крапивы.

Гончар жил на правой стороне Большой Речки, и мне пришлось идти по крайним улицам деревни, которая была раза в два больше нашей. И люди здесь жили заметно богаче. И если у себя в деревне мы с дедом уже считались крепкими середнячками, то здесь прослыли бы беднотой. Надо же… вроде расстояние всего ничего, а такая разница. Интересно, почему? Надо будет спросить у деда.

У нужного мне дома, последнего по этой улице, играли ребятишки. Такие же маленькие, как Аништовы пострелята. На мою просьбу позвать мастера,