Цветы из бури - Лаура Кинсейл

Борьба прекратилась. Хрипя и откашливаясь, герцог перестал делать попытки освободиться. Он просто закрыл глаза и отвернулся.

Ларкин медленно разжал побелевшие руки, сунул в нагрудный карман резиновый кастет. Адвокаты подняли с пола слетевшие во время драки парики. Они выглядели растерянно и неловко. Ларкин сказал им:

— Поднимите его, сэры. Он больше не будет дурить.

Жерво поставили на ноги. Казалось, он ничего не замечал. Герцог стоял, глядя в пол. Когда его отпустили, он так и остался стоять неподвижно. Его великолепный пиджак был разорван на плече, из дыры выглядывала белая сорочка.

Кузен Эдвардс подошел к герцогу, профессионально натянул краги Кристиану на руки и туго зашнуровал. Чувствовалась большая практика. Из губы у него сочилась кровь. На лице Жерво следов драки не осталось, хотя он получил удар намного сильнее, чем доктор.

— Что случилось, — раздался в кабинете ледяной голос леди де Марли.

Лорд-канцлер, с грустью рассматривавший треснувшую оправу очков, поднял на нее глаза, развел руками и только проговорил:

— Миледи…

За спиной леди де Марли появилась вдовствующая герцогиня. Дальше толпились прочие члены его семьи. Мэдди оттеснили в угол. Проходя мимо, ее оттолкнул кто-то из мужей сестер герцога. Он, правда, обернувшись, бросил короткое: «Прошу прощения», но, кажется, без большого чувства.

Жерво стоял неподвижно со связанными руками и невидяще глядел в пол.

Лорд-канцлер оглядел собравшихся, потом суховато и раздраженно сказал:

— Ну, что ж… Раз вы все здесь, позвольте сообщить вам мое решение по поданному ходатайству о признании его светлости Кристиана Ленгленда, герцога Жерво… душевнобольным.

Леди де Марли угрожающе стукнула концом своей клюки и диктаторским голосом начала:

— Линдхерст…

— Миледи! — решительно прервал ее лорд-канцлер. — Позвольте…

С этими словами он опустился в кресло перед камином и показал леди де Марли на кресло рядом. Посмотрев на клерка, Линдхерст потянул за чем-то руку.

Тот засуетился, поднял с пола бумаги и тут же протянул их лорду-канцлеру. Он разложил их в требуемом порядке и поднес сломанные очки к глазам.

— Я проверял герцога с целью выяснить, в состоянии ли он самостоятельно вести дела? И что же? Он не мог произнести вслух свое имя, не смог написать его. Герцог продемонстрировал свою неспособность сосчитать от одного до двадцати. Насколько я понял, он не узнал свою мать. Во всяком случае, не назвал ее. Ему было предложено зажечь свечу в подсвечнике. Он не смог. Когда герцога попросили определить сумму выложенных денег, он швырнул их в огонь. Все это… — Лорд-канцлер повысил голос, заметив, что леди де Марли собирается перебить его. — Все это является основанием для удовлетворения поступившего к нам ходатайства, миледи!

Леди де Марли подалась вперед, сурово посмотрела на лорда-канцлера и тут же откинулась обратно на спинку кресла.

— Ваша светлость, прошу не забывать, что перед вами герцог Жерво! — ее взгляд мог испепелить что угодно. — Герцог Жерво!

Наступила решающая минута. В конфликте сошлись два главных человека, две мощные воли… В комнате повисла напряженная тишина. Клерки и члены семьи герцога затаились, боясь шевельнуться. Все наблюдали за безмолвным поединком леди де Марли и лорда-канцлера. Что же касается самого Жерво, то он ничего не видел, так как не поднимал головы, продолжая обреченно взирать на пол.

Наконец Линдхерст откашлялся и стал шуршать бумагами.

— Итак, мы имеем ходатайство, поданное в интересах и от имени ее светлости вдовствующей герцогини Жерво, лордом Тилгейта, лордом Маннингом и мистером Персивалем. Совместно и от каждого в отдельности. Так. Так, так, так… По вопросу о признании душевнобольным… Да, душевнобольным. Позвольте-ка… — Он оглянулся на одного из своих советников. — Мистер Темпл, в документах какая-то ошибка?.. Я полагал, требовалось установить обычное расстройство психики, что я и сделал в результате проверки герцога. — Он окинул слушающую его аудиторию бесстрастным взглядом. — Для меня совершенно ясно, что в данном случае мы имеем дело с расстройством рассудка, видимо, временным и неглубоким, но никак не с душевной болезнью. Особенно в той форме, которая указана в ходатайстве, — идиотизм. Признаков идиотизма проверкой не замечено. Разумеется, вы можете внести изменения в ходатайство и заново подать его на рассмотрение. Тогда мы вернемся к этому вопросу.

Мэдди не могла понять, почему леди де Марли так ликует. Отсрочку дела Жерво она почему-то восприняла как свою полную победу. Что касается мужей сестер Кристиана, тихо переговаривавшихся между собой, то было совершенно ясно, что они не удовлетворены решением лорда-канцлера. Когда леди де Марли величественным шагом прошла к двери, Мэдди расслышала, как один из мужей прошептал:

— Боже правый, еще как минимум полгода?! — Она обернулась и увидела, как этот человек поймал за руку проходящего мимо адвоката и воскликнул: — Но ведь к тому времени поместье может прийти в окончательный упадок!

Остальные мужья зашикали на него. Мэдди прошла в холл. Сестры герцога и их мужья провожали ее мрачными взглядами, отступив к стене. Мэдди задержалась у лестницы.

Через шеренгу зрителей прошел, опустив глаза, и Жерво. Слева его сопровождал Ларкин, справа — кузен Эдвардс. Кристиан шел как преступник. Связанный. Он ни на кого не обращал внимания, как будто был совершенно один. Проходя мимо Мэдди, Кристиан сделал попытку остановиться, но Ларкин бесцеремонно толкнул его вперед. Они ушли.

В нем не осталось ни ненависти, ни гнева, ни печали. Он говорил, что умрет, если его отправят обратно в Блайтдейл Холл. Мэдди на минуту показалось, что он уже умер. Она хотела протянуть руку, чтобы дотронуться до него, но… не сделала этого.

Нет. Так лучше. Лучше не останавливать его. Не заставлять вновь переживать. Не выводить из прострации. Так легче. За ее спиной тихо переговаривались члены его семьи. Мэдди приподняла подол юбки и стала быстро спускаться по лестнице.

Личный будуар тетушки Весты был заставлен черной полированной мебелью в восточном стиле. Леди де Марли удобно расположилась в кресле на своем любимом месте — перед камином. Вокруг нес было расставлено множество фарфоровых сосудов синего и белого цвета. Некоторые казались внешне совсем простенькими, а другие поражали изящной работой, рисунками драконов и мифических зверей. Леди де Марли поднесла к лицу одну склянку, глубоко вдохнула нюхательную соль, затем открыла глаза и сразу же устремила строгий взгляд на Мэдди.

— Мисс Тиммс, — сказала она. — Я требую от вас сделать так, чтобы герцог понял то, что я собираюсь ему сказать. Для этого вас сюда и пригласили.