Время лживой луны - Алексей Калугин

Отец Иероним поднял руку, согнул ее в локте и средним пальцем потрогал макушку.

– Ну, это еще как посмотреть…

– Да как ни смотри!

Попик будто и не услышал попытавшегося перебить его сержанта.

– …С одной стороны, вроде как да, бред чистой воды. Но в то же время… – взгляд отца Иеронима скользнул по столу, как будто искал что-то. – В то же время… – рука попика метнулась к большой синей чашке с Эйфелевой башней на боку и выхватила из нее круглые карманные часы на цепочке. Довольно улыбнувшись, отец Иероним показал часы сержанту. – В то же время мы должны признать, что пытаемся рассуждать о вещах, о которых имеем только самое общее представление…

– Если вообще что-то имеем, – вставил Антип, прихлебывая чаек.

Приоткрыв один глаз, Мамаша Рю задумчиво посмотрела на Макарычева.

– Ты знаком с теорией суперструн?

– Она это серьезно? – покосился на попика сержант.

– Я вообще понятия не имею, о чем она говорит, – безразлично пожал плечами отец Иероним.

– Мы сидим на дне колодца… – медленно начала Мамаша Рю.

– Это я уже слышал.

Сказав это, Макарычев вдруг подумал, что выглядит довольно-таки глупо, стоя навытяжку перед тремя комичными персонажами, беззаботно попивающими чай. Он подошел к столу, снял с плеча кота и посадил его на скамью слева от себя. Справа он поставил рюкзак. Перешагнул через скамью, сел и пододвинул к себе чашку с дурацкой физиономией и надписью «Ну и что дальше?».

– Плесни чайку, – кивнул он Антипу.

Мужичок поднял большой заварочный чайник и в самом деле плеснул самую малость на дно сержантской чашки. Макарычев тяжело вздохнул, взял другой чайник и налил себе полную чашку заварки.

– Нельзя пить такой крепкий чай, – с укоризной посмотрел на него Антип. – Цвет лица испортится.

Макарычев только рукой на него махнул, взял стеклянную розетку и с горкой навалил в нее земляничного варенья.

– Мы сидим на дне колодца… – снова начала свою речь Мамаша Рю.

Но и в этот раз ей не удалось сказать ничего больше. Старушка-карлица вдруг страшно вытаращила глаза, запрокинула голову назад и захрипела так страшно, будто кто-то ее душил. Антип и отец Иероним разом кинулись старушке на помощь.

– Ну, что вы, что вы, Мамаша Рю, успокойтесь, все будет хорошо, – быстро затараторил попик, изо всех сил стараясь вернуть голову карлицы в исходное положение.

Не с первого раза, но все же ему это удалось. Антип тут же сунул палец старухе в рот, надавил на нижнюю челюсть и, как только она разинула рот, сунул туда большущую ложку сливового варенья.

Не лучший способ помочь человеку при удушье, подумал, глядя на процедуру, Макарычев. Но, к его глубочайшему удивлению, Мамаше Рю варенье помогло. Старушка задышала ровнее и снова прикрыла глаза морщинистыми веками, оставив лишь узкие щелочки, через которые наблюдала за происходящим.

– Так вот, как я уже сказала, мы сидим на дне колодца…

Сказав это, Мамаша Рю умолкла. А отец Иероним с Антипом замерли, затаив дыхание. Все трое, казалось, ждали: что на этот раз помешает старушке продолжить речь?

Макарычев взял бублик, разрезал его вдоль, густо намазал маслом и слепил две половинки. Желтое сливочное масло выступило из разреза. Красиво получилось. Аппетитно. Вот только мака на бублике было маловато.

– Как вы уже сказали, Мамаша Рю, мы все сидим на дне колодца, – Макарычев бубликом указал на сияющую в небе луну, после чего откусил от него кусок.

– Да, – моргнула одним глазом старая карлица. – Бублик – тоже подходящая модель.

– Модель чего? – решил уточнить Макарычев.

– Мира, в котором мы живем. Если бы ты был знаком с теорией суперструн, то знал бы, что четырехмерность нашего мира обусловлена тем, что мы существуем на мембране сложно организованной пространственной структуры, имеющей, по меньшей мере, четырнадцать измерений. А потому временами происходят накладки – привычное нам число измерений увеличивается на одно… на два… на три… на четыре…

Начав отсчет, Мамаша Рю каждую новую цифру произносила все тише, а дойдя до четырех, уронила подбородок на грудь и заснула.

– И что она хотела этим сказать? – доедая бублик, спросил Макарычев.

– Даже я понял, – усмехнулся отец Иероним. – Твоих друзей поглотила многомерная пространственная аномалия, образовавшаяся на этом самом месте. – Поп ткнул в стол серебряной чайной ложечкой.

– А может быть, это мы как раз находимся в той самой аномалии, которую Мамаша Рю назвала колодцем, – добавил Антип.

– В любом случае, – продолжил отец Иероним, – как только аномалия рассосется, все встанет на свои места. И потерявшиеся снова встретятся.

– Надо же, – с нарочито серьезным видом покачал головой Макарычев. – Многомерная пространственная аномалия! Вот, оказывается, в чем тут дело! А я-то, по глупости, полагал, что все происходящее с нами в последнее время это бред, вызванный воздействием информационного поля и работой уинов.

– Ну, одно другому не мешает. – Отец Иероним налил чай в блюдечко, поднял его, держа обеими руками, и разом опорожнил. Поставив блюдце на стол, попик кинул в рот кусочек колотого сахара и весело захрустел им. – Хотя слово «бред», применительно к данной ситуации, по-моему, не совсем верно.

– Точно, – кивнул Антип. – Ну, в смысле, оно не отражает реальной картины происходящего. – Он поднял палец и довольно улыбнулся. – Во!

– Мы видим мир не таким, какой он есть на самом деле, а каким хотим его видеть. – Отец Иероним снова наполнил блюдце чаем, но пить почему-то не стал. – Это очевидно.

– Слушайте, вы же верующие люди! – едва ли не с возмущением всплеснул руками сержант. – А рассказываете мне о многомерности пространства, о суперструнах, о субъективности восприятия!.. Солипсизм какой-то, а не православие!

Отец Иероним отодвинул наполненное чаем блюдце в сторонку, сложил руки на столе, подался вперед и произнес, заговорщически понизив голос:

– Вот об этом-то мы как раз и хотим с вами поговорить. – Поп резко подался назад и вскинул руку, предупреждая любые возражения. – Некая цепь событий привела к конфликту между нами. – Отец Иероним сцепил руки в замок. – В результате сложилась ситуация, которая не устраивает ни одну из сторон. Следовательно, нам необходимо найти из нее выход. – Поп расцепил пальцы и положил руки ладонями на стол. – Давайте начнем с того, что никто из нас не может точно сказать, что именно произошло на самом деле. Наше подсознание, сам образ нашего мышления в той или иной степени определял то, как мы видели ситуацию и как мы ее оценивали. А следовательно, ни один из взглядов нельзя считать объективным.

Макарычев усмехнулся и покачал головой. Откинувшись назад, он провел ладонью по мягкой спине сидевшего рядом кота.

– А икра у вас есть? – спросил он.

– Ну, естественно! – Антип пододвинул сержанту голубую фарфоровую вазочку с крышечкой.

– Черная или красная?

– А какую хочешь?

– Вот то-то и оно! – щелкнул пальцами Макарычев. – Здесь все ненастоящее!

– В смысле, на столе?

– Да при чем тут стол, – сержант состроил такую гримасу, будто с тоской смотрел на бедного, несчастного, босоногого сироту, прикорнувшего прямо на асфальте, у бордюра. – Речь идет о мире, в котором вы живете с тех пор, как принялись культивировать информационные башни.

– Не согласен! – азартно взмахнул рукой попик. – Наш мир реален ровно настолько, насколько мы сами этого хотим. А то, что ты не знаешь, какая икра здесь лежит… – Отец Иероним щелкнул ногтем по вазочке, что предложил сержанту Антип. – Так это, уважаемый, называется принципом неопределенности. Слыхал про кошку Гейзенберга? Так вот здесь, – он снова коснулся пальцем голубой вазочки, – икра Гейзенберга. И мы не узнаем, красная она или черная, а может быть, и вовсе минтая, до тех пор, пока не откроем крышку. А до того момента она и та, и другая, и третья одновременно.

– А если я захочу не икры, а меда? – спросил Макарычев.

– Ну, вот тебе мед, – Антип поставил перед сержантом глиняный горшочек, до краев наполненный медом. – А уж что это за мед – сам попробуй и скажи.

– Все это не так, – затряс головой Макарычев. – Неправильно! Отец Иероним! – глянул он на попа. – Вы хоть сами понимаете, что сейчас вы совсем не тот человек, с которым я встретился в доме у Антипа? Вы ведете себя не так, как он. Вы говорите иначе… Какой нормальный поп станет опираться в своих доводах на Гейзенберга!.. Вами манипулируют. Да так ловко, что вы и сами этого не замечаете… Вас уже не удивляет то, что среди дня на небе луна!.. Вы… – Макарычев запнулся, не зная, как лучше выразить свои мысли, беспомощно взмахнул руками. – Да вы все тут не в своем уме!

– Так же как и ты, – спокойно ответил попик. И облизнул ложечку, которой во время экспрессивной тирады Макарычева накладывал себе в розеточку айвовое варенье. – Ты ведь тоже видишь луну.