Блог «Серп и молот» 2014–2016 - Петр Григорьевич Балаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставили исследователи за Ворошиловым в хасанских событиях только «разбор после полетов». Мы бы так и считали, но маршал Василевский тоже след в истории в виде мемуаров пожелал оставить. У него, человека тщеславного, по воле переворота в 1953 году, ставшего в ряд самых главных полководцев страны, границ тщеславия не было, поэтому он понаписал, что еще когда в пеленки прудил, уже был почти Александром Македонским и проболтался о том, какую он важную роль играл в Генштабе возглавляя отделение оперативной подготовки:
«В июле 1938 года японские милитаристы предприняли вооруженное нападение на нашу территорию у озера Хасан. Они хотели проверить нашу боевую готовность. Получив приказ военного командования, советские войска 2 августа перешли в наступление. Боевые действия продолжались неделю. Японские войска в составе двух пехотных дивизий, пехотной и кавалерийских бригад и нескольких отдельных танковых частей и пулеметных батальонов, поддерживаемых действиями 70 боевых самолетов, были разбиты, а остатки их выброшены с советской территории.
По приказу начальника Генерального штаба, почти все эти дни я провел на дежурстве у телеграфного аппарата, в комнате, оборудованной для этой цели напротив кабинета наркома К. Е. Ворошилова.»
Похвастался, называется. Климент Ефремович, как нарком Обороны, лично руководил действиями советских войск (да, из Москвы. Сталин тоже в должности Главкома фронтами из Москвы командовал), а Александра Михайловича у тумбочки с телеграфным аппаратом посадил. Дневальным. Но Александр Михайлович — гений в тактике и стратегии, а Ворошилов — академиев же не заканчивал, но командовал гением с беспардонной наглостью. Поэтому Василевский на этой же странице своих мемуаров своего наркома обгадил. Мелко и подло обгадил. Когда Генштабом составлялся приказ по недостаткам и просчетам во время боев в Хасане, в него вносились поправки. Со слов Василевского, единственное, что вписал Климент Ефремович:
«У меня осела в памяти, свежа и до сих пор поправка, внесенная рукою любимого нами К. Е. Ворошилова, в раздел о недостатках в тактической подготовке бойца. Там, где говорилось о слабом умении бойцов при наступлении пользоваться малой шанцевой лопатой, о пренебрежительном отношении к ней, о неумении быстро окапываться при перебежках, что приводило к излишним потерям в людях, К. Е. Ворошилов вписал в приказ (привожу по памяти): „Наш долг добиться от бойца уважения и любви к своей лопате и научить его пользоваться ею так же быстро и сноровисто, как быстро и сноровисто он орудует ложкой за столом“.»
Ну, понятно, какой из Ворошилова нарком и полководец, только про лопату и ложку писать способен. Мужик необразованный. Ничего про маневр огнем и декавильки. Не Тухачевский.
* * *
Оригинал взят у p_balaev в Советско-финская война. (часть 2)
Оставался еще Халхин-Гол. Там японцам наваляли уже серьезно. Конечно, утверждение о том, что именно после Халхин-Гола они не решились в 1941 году к Гитлеру присоединиться — глупость. Это та же вода на мельницу Жуковской славы. Не будь в тылу Квантунской армии наших китайских союзников, то неизвестно еще чем дело могло закончиться. Ясное дело, что Чан Кайши тем еще жуком был, мог и к японцам перекинуться, но китайские коммунисты в этом случае ему бы быстро переворот организовали. Самый верный союзник СССР был — Китай. Недаром на 19-м съезде КПСС Климент Ефремович, да и не он один, китайский народ называл великим, главным другом советского народа.
Но урок японцам преподали серьезный, несомненно. И долю нерешительности этим весомую добавили.
И опять нужно было Климента Ефремовича из этих событий убрать каким-то образом. Ведь не могло не быть заслуги наркома Обороны там! Командование войсками, которые громили самураев, подчинялось же только ему и никому другому. Не нарком же парфюмерной промышленности ими командовал!
Здесь уж Георгий Константинович Жуков показал себя во всей красе, продемонстрировал, как можно из уважаемого, заслуженно уважаемого и почитаемого в армии и народе полководца превратиться в жалкого шута, если свою боевую славу продать за трофейные побрякушки. Кривая дорожка привела к закономерному финишу — все чаще потомки солдат, которых он в бой посылал, которые гордились тем, что воевали под его командованием, называют его сказочником дядей Жорой.
Он Константину Симонову рассказал такую историю о своем назначении на Халхин-Гол:
«— На Халхин-Гол я поехал так — мне уже потом рассказали, как все это получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае–июне, Сталин, обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко, тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: „Кто там, на Халхин-Голе, командует войсками?“ — „Комбриг Фекленко“. „Ну, а кто этот Фекленко? Что он из себя представляет?“ — спросил Сталин. Ворошилов сказал, что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко и не знает, что тот из себя представляет. Сталин недовольно сказал: „Что же это такое? Люди воюют, а ты не представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен действовать инициативно. Чтобы мог не только исправить положение, но и при случае надавать японцам“. Тимошенко сказал: „У меня есть одна кандидатура — командира кавалерийского корпуса Жукова“.
— Жуков… Жуков… — сказал Сталин. — Что-то я помню эту фамилию. Тогда Ворошилов напомнил ему: „Это тот самый Жуков, который в 37-м прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности“. „Ну, и чем дело кончилось?“— спросил Сталин. Ворошилов сказал, что ничем, — выяснилось, что для привлечения к партийной ответственности оснований не было.
Тимошенко охарактеризовал меня с хорошей стороны, сказал, что я человек решительный, справлюсь. Пономаренко тоже подтвердил, что для выполнения поставленной задачи это хорошая кандидатура.
Я в это время был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, был в округе на полевой поездке. Меня вызвали к телефону и сообщили: завтра надо быть в Москве. Я позвонил Сусайкову. Он был в то время членом Военного совета Белорусского округа. Тридцать девятый год все-таки, думаю, что значит этот вызов? Спрашиваю: „Ты стороной не знаешь, почему вызывают?“ Отвечает: „Не знаю. Знаю одно: утром ты должен быть в приемной Ворошилова“. — „Ну что ж, есть!“
