Друзья и соседи - Борис Ласкин

Отдельный предмет

Лично сам я работаю продавцом в мебельном магазине. В каком именно, не имеет значения.

Что я могу сказать про свою работу? Работа у меня исключительно нервная. Почему? А потому что всё население только и делает, что ходит к нам в магазин с целью приобресть мебель. Один придёт, увидит столик для телевизора и на нём бирку «продано», скажет: «Ах, как жаль, что уже продано!» Поглядишь на такого покупателя и тихонечко скажешь: «Сделаем». Выпишешь ему столик и в итоге имеешь благодарность. Я тебе, ты мне. Нормально, спокойно, по потребностям.

Но не все такие культурные бывают посетители. Другой увидит бирку «продано» и сразу такой шум подымает, просто кошмар: «Кому продано? Когда продано? Только что было не продано, а сейчас уже продано. Где директор? Где у вас жалобная книга?»

От таких ненужных криков к концу рабочего дня просто-таки звереешь и на людей начинаешь кидаться на нервной почве.

Аккурат на прошлой неделе в пятницу заявляется покупатель. Здоровый такой, в очках. Гляжу — ходит, смотрит, пальцами до мебели касается. Я, конечно, на него ноль внимания. Зачем он мне нужен? А он углядел полку комбинированную румынскую и ко мне:

— Товарищ продавец, что это такое?

Я говорю:

— Разве не видите, кровать. (Это я шутку даю. Нас в торге инструктировали, чтоб мы больше с покупателями шутили для ихнего настроения и для плана).

Тогда этот очкастый говорит:

— Вы остроумный человек. Как же эта полка составляется?

— Руками.

— А если точней?

Я ему говорю:

— У вас что, глаз, что ли, нет? Тут же всё видно.

Тогда он вопрос ставит:

— А можно её приобрести?

— Одну её?

— Да.

— Нельзя.

— Почему?

— Потому что кончается на «у».

— Не понимаю.

— Полка продаётся исключительно с гарнитуром.

— А отдельно не бывает?

Я говорю:

— Почему? Бывает и отдельно. Отдельно жена и отдельно тёща. (Это я опять шутку даю для настроения.)

Пошёл он по магазину, увидел полку артикул сто семь и просит:

— Выберите мне, пожалуйста, полочку. Только без дефектов.

Я говорю:

— Полки перед вами, смотрите сами, какая хорошая, какая плохая.

Он говорит:

— Ладно. В таком случае беру вот эту…

Я говорю:

— Да? Мы прямо с утра не спали, все думали, кому нам эту полку продать вне гарнитура. Это же часть кабинета.

— Ну и что?

— Нет нам расчёта отдельными предметами торговать. У нас план.

Гляжу, очкастый вроде растерялся.

— В таком случае выпишите мне полированный столик журнальный.

Я выписываю. Их у нас навалом. Он с чеком приходит:

— Прошу вас — запакуйте.

Я говорю:

— Зачем? Это уже будет излишество. Берите свою вещь и шагайте домой к любимой супруге.

Ничего он не сказал, взял столик и отчалил. А я ещё подумал: бывают же такие люди настырные. Толокся в магазине, сто вопросов, сто ответов, а в итоге всей его покупке цена — пятнадцать рэ.

Теперь слушайте дальше. Был этот очкастый в магазине в пятницу, а в субботу с самого утра заболел у меня зуб. До того прихватило, хоть на стенку лезь.

Отпросился с работы и пошёл в зубную поликлинику.

Пришёл, меня без очереди пустили, как с острой болью. Сел я в кресло, и всё у меня как в тумане, головой мотаю и белого света не вижу.

Сунул мне доктор чего-то в зуб, чувствую — вроде маленько полегчало, дух перевёл.

И тут открываю я глаза — и кого же я перед собой вижу? Правильно вы угадали. Стоит передо мной в белом халате и в белой чеплашке тот самый очкастый. Он на меня смотрит, а я на него. Он щурится:

— Мне кажется, что я вас где-то видел. Только не могу вспомнить — где? Вы никогда у меня раньше не лечились?

Я говорю:

— Нет, доктор, я у вас не лечился. Я вас вчерашний день в мебельном магазине обслуживал. Вы ещё столик у нас взяли.

Тогда он говорит:

— А-а, да-да, совершенно верно. Вы меня обслуживали. Вчера вы меня, сегодня я вас… Откройте рот.

Я говорю:

— Что там у меня, доктор?

А он говорит:

— У вас что, глаз, что ли, нет? Тут же всё видно. Придётся удалить зуб.

Я говорю:

— Если надо — удаляйте. Только я просьбу имею — сделайте мне наркоз.

А он говорит:

— Зачем? Это уже будет излишество. Оставьте у меня свой зуб и шагайте домой к любимой супруге.

Я говорю:

— Всё. Понял ваш намёк. Но вы мне хотя укажите из-за какого именно зуба я страдаю?

А он щипцы берёт и говорит:

— Сейчас я у вас зубов надёргаю, а уж ваше дело выбирать, какой хороший, какой плохой.

— Это как?

— А вот так. И хочу вас предупредить, чтоб вы были в курсе дела. Один зуб я у вас удалять не буду.

— То есть как?

— Только целым гарнитуром.

— Вы что, смеётесь, что ли?

— Нам нет расчёта отдельные предметы выдёргивать. У нас план.

Я думаю — что делать? А он шприц взял и — раз иглой.

И можете представить — сразу у меня там всё онемело. И маханул он у меня зуб ну просто-таки артистически.

Когда я уходил, он говорит:

— Ну как, полегче стало?

— Полегче.

— Вопросов нет?

Я говорю:

— Нет. Суду всё ясно.

Новый водитель

Антон Иванович Перцов из Сухуми вернулся прямо на дачу.

Из письма главного бухгалтера он знал уже о том, что новый начальник, обязанности которого до отпуска временно исполнял Антон Иванович, должен появиться в конторе со дня на день.

Антон Иванович решил приступить к работе с понедельника, но жена категорически возражала, аргументируя тем, что понедельник тяжёлый день. Антон Иванович согласился с женой, позвонил со станции в город и вызвал машину на вторник.

Во вторник рано утром у ограды дачи остановилась голубая машина.

— И что его принесло в такую рань? — с досадой проворчал Антон Иванович и, накинув поверх пижамы плащ, вышел на улицу.

— Ты что, Гриша, осатанел, что ли, так рано приехал?

Дверца открылась, и Антон Иванович увидел, что за рулём сидит не Гриша, а какой-то незнакомый водитель.

«И машина новая, и шофёр», — подумал Антон Иванович и спросил:

— Из конторы?

— Так точно.

— Подождёшь.

Утренний туалет занял у него минут тридцать, не больше. Загорелый и свежевыбритый, он появился на террасе. Жена уже приготовила завтрак.

Лицо Антона Ивановича выражало строгую усталость. Казалось, что это выражение лица он надел вместе с пиджаком.

— Товарищ водитель?

— Я вас слушаю, — водитель вышел из машины.

Это был молодой человек, худощавый и подчёркнуто опрятный.

— Как тебя звать?

— Степан Михайлович.

— Понятно. Вот что, Стёпа, не в службу, а в дружбу, возьми лопату и накопай вон там картошки. Управишься, закусишь, и поедем.

— Ну что ж, это можно, — водитель взял лопату.

Жена Антона Ивановича любовалась супругом, который после отпуска стал уже совершенно неотразимым мужчиной.

— Антоша, — сказала жена, — ты его попроси, пусть он заодно пару вёдер воды принесёт из колодца.

— Стёпа!

— Я вас слушаю.

— Довольно копать. Видишь, ведёрки стоят. А вон колодец. Сообрази и действуй.

Водитель взял вёдра и пошёл за водой.

«Исполнительный малый», — подумал Антон Иванович и повернулся к жене.

— Лиза, налей-ка ему стопку и закусить дай.

Водитель принёс воды.

— А ну-ка заходи, садись, — пригласил Антон Иванович.

— Спасибо. Я позавтракал.

— Давай-ка за здоровье начальства.

— Не пью. Спасибо.

Антон Иванович выпил один.

— Правильно. Водителю пить не положено. Вдруг нарушение, милиционер подойдёт, скажет — а ну-ка дыхни, а ну давай права!

— Вот именно, — подтвердил водитель.

— Мне-то, я полагаю, можно как пассажиру. А? Как думаешь?

Антон Иванович выпил, закусил огурчиком и встал.

Когда они выехали на шоссе, солнце начало пригревать сильнее. Водитель напряжённо сидел за рулём, на отрывая глаз от дороги.

Антон Иванович достал из портфеля коробку папирос «Абхазия». На коробке была нарисована пальма на фоне моря.

— На, возьми. Это я оттуда привёз. С юга.

— Спасибо.

Водитель сунул папиросы в карман.

— Ну как новый начальник-то? Строгий?

— Как вам сказать?

— Работу требует?

— Обязательно.

— Новая метла чисто метёт. Стёпа, ну-ка тормозни. Маленько пройдёмся.

— Неудобно. Там вас, наверное, посетители дожидаются.

— Ничего. Чем посетитель ждёт дольше, тем начальству авторитета больше. Тормози!

Водитель остановил машину. Антон Иванович вышел. Вдоль шоссе тянулся молодой лесок, тронутый осенним огнём.

— Ты смотри — живопись!.. Какие, к лешему, посетители, когда кругом природа такая. Я тебе по секрету скажу, не такой я человек, чтобы без дела помер. Ходят к нам, люди, ходят. Одному ремонт, другому ремонт. А я что, железный, что ли?