Опасная граница: Повести - Франтишек Фрида

— Я слышал об этом. Но брат написал, чтобы я прислал надежных людей.

— А почему он не пришел сам? Это было бы проще.

— Не знаю, может, за ним еще следят...

— И все-таки вы хотите переправлять его тайно?

— А что делать?

— В свое время контрабандой занималась половина жителей деревни, наверняка можно кого-нибудь найти.

Дома Кубичек рассказал жене о разговоре с Карбаном.

— Этот человек слишком осторожен, чтобы сразу дать тебе разрешение, — сказала Кубичекова. — Но он незлой. Вот увидишь, с ним можно будет договориться. Иоганн, я все обдумала. Отсюда надо бежать! Здесь становится слишком жарко. Можно что-нибудь купить в Лоунах. К счастью, у тебя чешская фамилия и по-чешски ты говоришь довольно сносно. Они пришли к Гансу, придут и к нам.

Коммерсант согласился. Однако осуществить задуманное было не так просто, как казалось на первый взгляд. Нужно было устроить массу дел. Его очень беспокоил Артур. Он попал в тяжелое положение, и Кубичек не мог его бросить. Сначала он должен переправить Артура через границу, а там будет видно.

Кубичекова знала, что братья очень привязаны друг к другу, и не хотела, чтобы эти крепкие родственные узы нарушились. Однако она чувствовала, что наступило критическое время и надо что-то срочно предпринимать. С той минуты, когда Иоганн получил письмо, он ходил как в воду опущенный. Почерк брата он узнал сразу, и тем не менее в нем росло какое-то смутное беспокойство, от которого он никак не мог избавиться. «Пошли мне надежных людей, — писал брат, — лучше всего Ганса и Кречмера. Вещи будут находиться не у меня, а у парикмахера Вальдхаузера. Он человек проверенный...»

— Зашел бы к Кречмеру, — посоветовала Кубичеку жена, когда он пожаловался ей, что не может найти людей, которые согласились бы переправить брата через границу.

Если бы требовалось перенести товар, то желающих нашлось бы не один десяток, но, как только бывшие контрабандисты узнавали, о чем идет речь, они тут же отказывались под разными предлогами. Даже хорошая плата их не интересовала, хотя карманы у них были пусты. По деревне пронесся слух, что Артура арестовало гестапо, и никто, естественно, не хотел рисковать. Взбудоражило местное население и нападение на Ганса Гессе. Многие осуждали эту акцию, а члены СНП пытались убедить жителей, что просто Ганс Гессе поссорился с людьми с той стороны, а Зееман оказался замешанным в этой истории чисто случайно. Это была чистейшей воды ложь, но, как ни странно, в нее верили.

— И с Гансом поговори.

— Карбан предупредил, чтобы я не посылал их в Зальцберг.

— А чего тут страшного? Ночью придут, ночью и уйдут. Я слышала, что Ганс уже наведывался туда — шатался средь бела дня по улицам, пил пиво в трактире, и ничего с ним не случилось.

— У Ганса что-то с головой не в порядке, он стал ненадежен.

— Более подходящей кандидатуры ты все равно не найдешь. Кречмер говорил, что Ганс ищет людей, которые напали на него в ту ночь. Но это его дело. Днем он может искать, а ночью подрабатывать. Иоганн, придется раскошелиться. Если пошлешь туда недотепу, можешь потерять неизмеримо больше.

Кубичек согласился. Жена, как всегда, была права. Он уже обошел многих, кто когда-то работал на него, но никого не смог уговорить. Люди просто боялись рисковать и прямо говорили ему об этом. И вот однажды, вооружившись пухлым бумажником с новыми банкнотами по сто крон, он отправился к Кречмеру. Он знал, что тот наверняка не устоит перед приятным шелестом ассигнаций.

Войдя в домик Кречмера, он увидел Ганса. На его лице были еще заметны следы побоев. Для Кубичека эта встреча была нежелательной: он хотел сначала обработать долговязого контрабандиста, а потом уже беседовать с Гансом, но отступать было поздно. Кубичек подал руку контрабандистам, улыбнулся Марихен. Она разлила по стаканам пшеничную водку, и все выпили. Коммерсант повел разговор очень осторожно. Сначала он заговорил о погоде, потом, будто между прочим, намекнул, что в Зальцберге скопилось много товара, но он, мол, подождет, пока обстановка на границе станет более спокойной, ведь товар такой, что не испортится. Ну а если у контрабандистов есть свободное время, то они могут сходить в Зальцберг и получить за это двойное вознаграждение. Нет-нет, конечно, не сейчас. Ничего не случится, если они пойдут через месяц. Времени вполне достаточно. Потом он перешел к главному: мол, получил письмо от Артура, в котором тот сообщал, что гестапо его уже отпустило, потому что им ничего не удалось доказать. Это был кем-то сфабрикованный донос, но, к счастью, у брата алиби: в тот день, о котором говорилось в доносе, он не был в Берлине, а находился в магазине, у них там как раз проводилась ревизия. И служащие, конечно, подтвердили это. Таким образом, в Зальцберге снова полный порядок.

— Вы были там и знаете, что я говорю правду, — обратился коммерсант к Гансу. — Вы могли бы даже зайти в магазин и побеседовать с Артуром.

Лицо Ганса осталось непроницаемым.

— У Артура все в порядке, — продолжал коммерсант,— И Карбан это подтвердил. Я был у него сегодня.

— С контрабандой покончено! — заявил Кречмер. — По крайней мере, для нас двоих. Сейчас никому нельзя верить, даже Вайсу. А ведь мы столько лет ходили к нему за советами. Видите ли, господин Кубичек, моя дочь выходит замуж за таможенника и, естественно, не хочет, чтобы ее отец занимался контрабандой. Мы вот поговорили с Гансом и решили идти строить укрепления. Ребята там зарабатывают по двенадцать крон в час.

— Йозеф прав, — сказал Ганс. — Там действительно можно хорошо заработать.

— Брат собирается эмигрировать, поэтому я и пришел к вам. Он написал, чтобы я прислал к нему надежных людей. Артур хочет прихватить с собой кое-что из вещей, самое ценное, чтобы не начинать с нуля. Торговлей в Зальцберге займется его шурин.

Контрабандисты некоторое время молчали. Сообщение Кубичека удивило их.

— Вещи, которые он хочет взять с собой, находятся не у него, а у парикмахера Вальдхаузера. Вы его знаете. Это надежный человек, бывший социал-демократ. Сходите два-три раза, а потом можно жить какое-то время припеваючи.

Контрабандисты молчали, не зная, что ответить. Если бы речь шла о товаре, Ганс бы сразу отказался. Но Кубичек предлагал им совсем иное. И потом, их просил об одолжении человек, который давал им заработать, никогда не мелочился и относился к ним довольно уважительно. Контрабандисты знали его не один год и в любой момент могли у него поесть и отдохнуть.

— Нет ли здесь подвоха? — спросил Ганс осторожно.

— Я же сказал, брат хочет нелегально эмигрировать. Почему вы перестали мне верить? Разве я когда-нибудь обманывал вас?

— Нет, никогда, — согласился Кречмер.

— Если бы вы обратились с такой просьбой месяц назад, мы бы сходили далее днем, — медленно заговорил Ганс. — А теперь обстановка в корне изменилась. Я убил их главаря. Не знаю, кто разболтал, однако теперь каждый об этом знает. В трупе обнаружили две пули из моего пистолета. Но мне плевать, пусть знают, что я умею хорошо стрелять и ночью. Для нас с Зееманом здесь было слишком тесно. Один из нас должен был исчезнуть. Исчез он, и мне бы не хотелось отправиться вслед за ним. Я говорю сейчас совершенно откровенно. Какой смысл мне лгать? Мне кажется, в рейхе что-то произошло, но что именно — неизвестно. Не забывайте, гестапо ищет связи нелегальных организаций в Германии с эмигрантами. Поэтому они и забрали вашего брата. Если бы я тогда подписал бумагу, в которой говорилось, что Бюргеля передал нам он, его бы никогда не выпустили. Наверное, у гестапо просто нет доказательств. Не знаю, что-то мне во всей этой истории не нравится, но вот что — никак не пойму.

— Послушайте, Ганс, если бы они что-то знали, брата наверняка уже не было бы в живых. Вам ведь известно, как сейчас наказывают в Германии за такие дела, — сказал коммерсант.

— Его могли выпустить специально, чтобы через него выйти потом на других.

— Я тоже об этом думал. Но вы ведь пойдете не к брату, а к Вальдхаузеру.

— Письмо пришло почтой?

— Да, как обычно.

— Почему же он не послал Дерфеля или жену?

— Наверное, потому, что не чувствовал никакой опасности.

— А может, он находится под наблюдением?

— Откуда мне знать? Может, за ним и следят, но для того, чтобы исчезнуть из дома ночью, я думаю, большого искусства не требуется.

С минуту в комнате было тихо. К ним подошла Марихен. Ганс чувствовал, она хочет что-то сказать. Но девушка, постояв, отошла — видно, не решилась вмешаться в разговор мужчин.

— Будет тяжело, — вздохнул Ганс.

— И еще как! — продолжил его мысль Кречмер. — Дело такое, что и головы можно лишиться. Цена жизни дороже золота.

Коммерсант внимательно посмотрел на старого контрабандиста. Тот заговорил о деньгах — значит, уже подсчитывает, сколько можно на этом деле заработать.