Австралоиды живут в Индии - Людмила Шапошникова

Поселки адиянов… Бамбуковые хижины, крыши, крытые рисовой соломой. Они гнездятся среди гор и лесов вокруг городка Маннантоди, что в тридцати милях от Султанской батареи.

Я уезжала из Аратутары на «джипе», который достал господин Кришнан. Луна ярко освещала проселочную дорогу, бегущую под колесами машины. На обочине дороги в призрачном лунном свете застыли священные деревья, каменные платформы. И казалось, что камни-боги, принимая странные очертания человеческих фигур, поворачивают свои темные древние лица к нам.

18

Племя, потерявшее свое время

― Вжих, вжих… Вжих, вжих — раздается на всю опушку леса странный пилящий звук. Временами в этот звук вплетается другой. Натруженный гул грузовика, ползущего в гору. Грузовики вывозят из джунглей ценную тиковую древесину по грунтовой дороге, которая вьется внизу по лесистому склону.

― Вжих, вжих — снова раздается пилящий звук. И словно вторя этому звуку, гудит внизу ползущий грузовик. Первый звук принадлежит прошлому. Очень далекому прошлому. Он возник, может быть, тысячи лет назад. Гул грузовика, несомненно, принадлежит сегодняшнему дню. И в том, что оба этих звука встретились во времени и пространстве, повинны аранаданы. Маленькие темнокожие и кудрявые аранаданы — древнее кочевое племя лесных собирателей.

Пространство для одной трети этого племени ограничено сорока квадратными метрами чужой земли. То, что это чужая земля, аранаданы не подозревали. Их вождь Кондан очень удивился, когда ему об этом сказали. Он никак не мог взять в толк, что земля может принадлежать кому-то одному. Кондану дали недельный срок разобраться в этом непостижимом для него социально-экономическом вопросе. И пока Кондан думает и удивляется, на этих сорока метрах еще стоят три хижины-шалаша, сделанные из бамбуковых жердей и покрытые широкими листьями, одно хлебное дерево, один камень в честь богини — покровительницы Бхагавати и четыре могилы, в которых за пять лет пребывания аранаданов на этом символическом пространстве нашли свое успокоение старые и немощные соплеменники. Вот и все. Здесь поместился весь древний мир аранаданов. И звук «вжих, вжих» — один из важнейших элементов этого особого мира племени. Ибо такой звук издает срезанный сухой бамбуковый ствол, когда в специально сделанную в нем прорезь вставляют бамбуковую планку и начинают пилить. И пилят до тех пор, пока на сухие листья под стволом не посыпятся дымящиеся опилки. Опилки подожгут листья, и вспыхнет долгожданный огонь. Этот огонь будет яростно поглощать сухие ветви племенного костра, будет плясать и гудеть. Почти так же, как гудят грузовики на нижней дороге.

— Вжих, вжих…

Это под хлебным деревом трудится Колен.

— Колен! А Колен! — зовет вождь. — Скоро ты?

— Подождешь! — отвечает Колен. Он не любит, когда его беспокоят при столь важном занятии.

Вождя аранаданы называют мупан. Мупан — маленький сухой старик с седыми кудрями и детски простодушными глазами. У мупана есть жена — мупати, которая твердо уверена, что ей сто лет. Разубедить ее в этом еще никому не удалось. Мупан подходит ко мне, оставив в покое Колена.

— Амма, а амма, — говорит он. — Объясни мне, что значит чужая земля. Откуда взялись люди, которые сказали, что земля их? Ведь земля ничья? Правда? — И мупан заглядывает мне в глаза, как будто от моего согласия или несогласия что-то зависит. — Мы бродили по джунглям, вышли на опушку, а на опушке уже чужая земля. Как это могло случиться? — удивляется мупан

— Видишь ли, Кондан, — осторожно начинаю я, ― пока вы бродили по джунглям, в мире многое изменилось.

— Что же такое изменилось? — неверяще смеется Кондан. — Земля — та же, — мупан захватывает в горсть красноватую глинистую землю и пропускает ее сквозь пальцы. — Джунгли — те же, — он обводит вокруг сухой морщинистой ладонью. — Солнце — то же, небо — то же. Ты говоришь что-то не то.

— Люди, Кондан, изменились. Люди, понимаешь?

— Как это изменились? — Все еще не понимает вождь аранаданов. — Смотри, мы все те же. Та же одежда, те же хижины, те же боги. И каждый день, как и наши предки, мы уходим в джунгли добывать себе пищу.

— Да, вы не изменились, — говорю я. — В этом-то и беда. Изменились те, внизу! — показываю я на дорогу, откуда доносится гул грузовиков.

— А в чем же они изменились? — заинтересовывается мупан.

— О Кондан! Это же целая история. История многих веков. Разве обо всем этом можно рассказать?

— Неужели так много веков прошло? — снова удивляется Кондан. — И что такое век?

— Вот твоя мупати прожила век. Так она утверждает. Сто лет.

Мупан с сомнением качает головой.

— Ладно, — говорит он. — Но объясни мне все-таки, что такое чужая земля.

Я начинаю объяснять. И испытываю те же затруднения, которые встретились бы на пути лектора, командированного в каменный век для чтения лекций по политэкономии. Но ни с одним лектором такого не случится. А со мной случилось. Мупан слушает меня, прикрыв глаза и раскачиваясь. Так слушают непонятные заклинания жрецов.

— Все, — замолкаю я на полуслове.

— Хорошо, — говорит вождь. — Ты объяснила хорошо. Но я ничего не понял. Теперь ты скажи… — и взгляд мупана останавливается на чем-то за моей спиной.

Я оборачиваюсь и вижу молодого парня в короткой набедренной повязке. Его маленькие, глубоко посаженные глазки смотрят на мупана неприязненно, и мне кажется, что в них таится ненависть.

Парень властно поставил ногу на поваленное дерево, на котором мы сидели.

— Так, — сказал парень и тряхнул возмущенно буйной шевелюрой, отчего кудри упали ему на лоб и скрыли глаза. Парень нетерпеливо отбросил волосы.

— Так, — снова сказал он.

Кондан с неожиданной прытью вскочил с бревна и тонким срывающимся голосом закричал:

— Ты опять здесь шляешься? Чего тебе надо?!

— Амма, — парень повернулся ко мне, не обращай внимания на Кондана. — Ты думаешь, наш вождь Кондан? Кондан самозванец. Мой отец был мупапом. Теперь я мупан, а не он. Ты со мной должна говорить, а не с ним.

— Не слушай его! — снова закричал Кондан. — Я самый старший в племени. Я вождь.

Не знаю, чем бы кончилась эта стычка между двумя претендентами на престол в племени аранаданов, если бы не появление мупати. В одной набедренной повязке с высохшими обвисшими грудями и всклокоченными седыми прядями она представляла собой впечатляющее зрелище. В тот момент я поняла, что значит настоящий ракшас. Твердо ступая на жилистых ногах, она подошла к парню и уперлась согнутыми ладонями в бока.

— Веллан, — сказала она, нет, зловеще прошипела. — Уходи отсюда. Не мути мою душу и не трогай моего мупана. Не то будет худо.

Парень неожиданно покорно опустил голову и стал пятиться спиной к ближней роще на опушке джунглей. И только в последний момент он поднял голову и полоснул ненавистью старого вождя. Потом повернулся, не оглядываясь, побежал к лесу и исчез в его зарослях.

Так второй раз я увидела мупати в действии, первый раз было вот что. Я добралась до Ниламбура, небольшого городка, а вернее, большого села, затерянного в джунглях. Мне сказали, что аранаданы живут в его окрестностях. Вернее, кочуют с места на место. Ниламбур оказался пыльным и неуютным местом. На его единственной площади стоял приземистый и запущеный «рест-хаус», иначе говоря, гостиница для официальных лиц. Вот в этой гостинице я и нашла Намбиара, высокого сутулого человека с усталыми добрыми глазами и лихими пушистыми усами. Намбиар был другом господина Кришнана и согласился быть моим проводником к аранаданам. Правда, Намбиар очень приблизительно представлял место жительства этого племени. В самом же Ниламбуре об аранаданах вообще не слышали. Нам ничего не оставалось, как обшарить лесные тракты в радиусе десяти миль от Ниламбура. В те дни начались ранние дожди, и мы шлепали по размытым тропинкам и грязным проселочным дорогам, пересекали вброд вздувшиеся речки и поднимались на горы, стараясь высмотреть дымок скрытого в зарослях жилья. К концу второго дня в дождливый вечер мы оказались на проселочной дороге у маленькой закопченной харчевни. Хозяин принес нам два стакана горячего чая, и мы, промокшие и продрогшие, стали обжигаясь его пить. Намбиар был задумчив, в его глазах светилась глубокая меланхолия.

― Послушайте, — сказал он, — а может быть, аранаданов нет и вовсе? Может быть, они все уже умерли много веков назад?

Я поперхнулась горячим чаем и ничего не ответила. В это время на темной дороге раздались голоса. Я поставила недопитый чай и вышла из харчевни. В свете тусклого керосинового фонаря, висевшего под крышей харчевни, я различила две фигуры. Очень странные фигуры, совсем не похожие на окрестных жителей-крестьян. Это были два маленьких сухоньких старика. Он и она. Оба седоволосые, оба только в набедренных повязках. На плече каждого была палка с подвешенным к ней узелком. Старушка энергично жестикулировала и за что-то отчитывала старика. Тот стоял перед ней, понуро опустив голову.