Точка возврата - Мария Ильина

Лада ничего не понимала. Он говорил много и путано. Шредер, бандиты, похищение — боевик какой-то! Или дурной сон, но где-то в стороне, за кадром. Детали неважны. Главное — муж способен ради нее на все.

Они так и проболтали до вечера, возбужденные и почти счастливые, и родные, как никогда. Пили чай с бутербродами, ничего не замечая вокруг. Подумаешь, беспорядок и кусок хлеба подсох по краям, колбасы осталось совсем чуть-чуть. Главное, они вместе. Дела подождут, кроме одного: сообщить Ладиной маме, что все в порядке. Она рассказывала снова и снова, извинялась, что так вышло, приглашала прийти. Видно, мать не могла поверить в случившееся. Никакого пренебрежения в тоне и голосе. Валерий удивился, Лада мамашу всерьез не воспринимала. Будто угадав его мысли, добавила:

— Хорошая она! Просто ждать от нее много не надо. Я не понимала раньше, глупая была.

Да, да. Она права. Теща у него ненапряжная, легче многих молодых. Зоя Николаевна приехала на удивление быстро, с бутылкой «Асти Мартини» в руках, кинулась обнимать дочку. Поцелуи, слезы, смех, болтовня. Валерий оставил их в комнате, чтобы не мешать. Хорошая тетка, инфантильная, ну и что?! Она умеет быть счастливой. Рассуждения не утянули его вдаль. Сейчас главное другое: как сообщить все Диковскому, чтобы не выставить себя дураком, интриганом или того хуже, даже думать не хочется. Черт, как ни крути, нереально! Достал мобильник, набрал номер, начал сбивчиво объяснять, остро ощущая нелепость положения. Жаль, жизнь не заботится о правдоподобии. Макс ни слову не верил, из трубки сквозило холодом и угрозой. Лугов чувствовал, что вляпывается все глубже. Одна надежда: менты будут рады, что дело о похищении можно закрывать.

— Придете завтра с женой, сделаете официальное заявление! К девяти! — и отключился, не попрощавшись.

Валерий вздохнул. Затаскают. Ну, и хрен с ними! Плевать на все!

Снова оживился, заиграл телефон. «Неужто опять следак?! Нет, мать!» Выругался. С ней объясняться хуже, чем с ментами! Нехотя нажал на кнопку:

— Алло! — с трудом выдавил из себя.

— Валерик, почему не звонишь?! Что за молодежь пошла, стариков забывают, откидывают, как ненужную ветошь! Умру — никто не заметит! Мне помощь нужна! Все женушку свою непутевую ищешь!

Валерию хотелось ощетиниться и зарычать, но через поток слов прорваться невозможно.

— Я жду тебя в магазине «Первомайский», дерево купила искусственное в горшке, метр пятьдесят, райские яблочки, в спальне поставлю! Мы с тобой неделю назад договаривались. Ты обещал. Забыл?! Понятно, мать никому не нужна!

— Ладно, сейчас подъеду! — в сторону выругался десятиэтажно, но быстро остыл. Вечно не вовремя. «Ладно, помогу — и сразу назад». Мать его раздражала, он даже не пытался врать себе, что это не так. В целом не заморачивался, долги так долги, что может, отдаст, большего не просите.

Валерий извинился перед женой и тещей, ожидая, что Лада возмутится, но она повела себя непривычно кротко:

— Возвращайся скорей! Мы не будем пить без тебя.

В универмаге назойливо сверкали витрины, лениво слонялся народ. Крупная фигура в длинном бордовом плаще и шляпе загораживала проход, деревце издалека казалось новогодней елкой, завалявшейся почти до мая. Валерий вовремя спрятал усмешку: не все ли равно, какая игрушка, главное, нравится. Молча взялся за ствол, приподнял тяжелый, залитый цементом горшок. Ветки царапались, не желали влезать в машину, дерево с трудом разместилось на заднем сиденье. Мать все охала, ахала, мол, оторвутся яблочки, а сын все ждал, что она спросит про Ладу. Не дождался, сам рассказал. Старуха помрачнела, разозлилась:

— Ишь, вертихвостка, всем голову заморочила, еще и в набожность ударилась, ханжа! Что толку, ребенка не вернешь!

Валерий закипал, сколько раз объяснял, что виноват старик, мы все! Не понимает, хоть тресни! Понятно, невесток мало любят, но нужно быть добрее. Он упрямо молчал, ругаясь про себя. Она все больше злилась. Хорошо, что до Преображенки можно быстро доехать. Резко затормозил у подъезда, хлопнул дверью, резко дернул горшок, яблочки затрепетали, но ни одно не упало. В квартире скинул ботинки, отнес дерево в спальню.

— Правда, красиво?! — восторженно охнула старуха и без перехода добавила: — Но ты же дальше не собираешься с ней жить? Ребенка нет, вас ничто не связывает!

Он вздрогнул, обернулся:

— Я ее люблю! И у нас еще будут дети! — сказал и понял: так оно и есть. Все еще впереди. Валерий выбежал на лестницу, на ходу надевая куртку, вслед неслись возмущенные возгласы.

Глава 32

Эпилог

Все эти дни Олеся не находила себе места. Разговор с Максом не давал покоя. Виктор и Шредер — одно лицо. Она могла и раньше догадаться, что он бандит. Но разве это важно, когда чувствуешь себя любимой? Да, друг часто исчезал, но она всегда была уверена, что он вернется. Этот человек не мог ее бросить, что бы ни говорил и ни думал, слишком крепка между ними связь. Олеся так чувствовала, и не нужно никаких гарантий. В тот вечер, когда ушел придурочный мент, вдруг стало ясно: Виктор больше не придет. Опасность всегда составляла всю его жизнь. А недавно отвернулась удача.

Уже ничего невозможно сделать: его либо уже нет, либо вот-вот не станет. Такие, как он, не достаются милиции, напрасно суетится Макс. Олеся не плакала, а будто впала в оцепенение, не выходила из дома, ни с кем не общалась, просто позвонила на работу и сказала, что приболела. Она просматривала все сводки происшествий в Сети и по ТВ, чтобы найти одну-единственную, которая поставит точку.

Олеся уже три часа сидела за кухонным столом, медленно потягивая пятую чашку кисло-сладкого красного чая, со стены монотонно бормотал телевизор, она, казалось, не обращала на него никакого внимания и старательно складывала домик из светло-коричневых сахарных кубиков. Диктор резво заявила: «Очередное самоубийство готов на Алтуфьевском шоссе!» Олеся прибавила звук, глянула на экран. Облезлая серо-белая высотка, машины, люди, темная кровь на асфальте. Громоздкий, бесформенный куль под синей клеенкой. Вылезшая нога, черный кожаный кроссовок, полоска белого тела. Камера скользнула вглубь двора, вернулась назад. Крупным планом башмак, задравшаяся брючина. Снизу, на голени, крупное родимое пятно, похожее на амебу с ложноножками. Олеся вздрогнула, уронила чашку, рассыпался, стал быстро таять сахарный домик. Особая примета, которая не видна первому встречному. Сомнений нет. Грустно и холодно. Звуки доходят с трудом.

— Трупы не опознаны! Основная версия — суицид. Свидетели видели двоих мужчин на крыше.

Диктор болтала что-то еще, потом побежали титры. Олеся нажала кнопку на пульте, мельком глянула на липкую красную лужицу на столе.

«Не опознаны… Ни документов, ни ключей, ни зацепок…»

Дернулась. Кинуться посмотреть, опознать… Но ведь она не знает даже имени. Для нее он — Виктор. Для ментов — Шредер. А кто на самом деле? Любимый. Олеся заплакала впервые за эти дни.

Тихая улица, справа больничный комплекс. Типовое одноэтажное здание морга за глухим бетонным забором. Табличка, залапанный звонок. Валерий нажал на кнопку, раздался громкий басистый лай, под калитку просунулась огромная оскаленная морда. Загремели засовы, охранник брезгливо скривился над документами.

— Вам вон в ту дверь. Следователь уже ждет!

Валерий шагнул в указанном направлении, резко звякнул натянутый трос, раздалось глухое рычание. «Если бы все так работали, как этот пес!» Под навесом мешки, ящики, старая мебель. Комнатка для посетителей, въевшийся горьковато-сладкий запах, знакомый с институтских времен, ни с чем не перепутаешь. Лугов принюхался, осмотрелся и ухнул в студенческую юность. Бравада, нарочитая удаль. Подумаешь, жмурик! Надел резиновые перчатки и отгородился от жесткого стылого мяса. Это только учеба, а жизнь (и смерть, соответственно, тоже) — где угодно, только не здесь. Да и кто всерьез думает о смерти в двадцать лет? Сейчас декорации те же, но будничность ужасает. Валерий встал со скрипучего кресла, заставил себя осмотреться. Изъеденная плесенью крашеная стена, белые жалюзи на окне, взгляду не за что зацепиться. Тревога не уходит. Только бы не видеть деда… Сделать ничего нельзя. Неотвратимо, как уже начавшееся падение. Зажмуриться и принять удар. Нечего тянуть. Лугов шагнул к двери и налетел на Диковского. Невысокий, упитанный сыщик, как мячик, отскочил в сторону и хихикнул:

— Все в бой рветесь, хорошо! Только полегче, пожалуйста! — пустяк не мог испортить настроения, Макс сиял, будто невеста перед свадьбой. Еще бы, такое дело раскрыл! Валерия его радость раздражала, хотелось осадить, подковырнуть.

— А как же Шредер? — спросил, не тратя сил на церемонии.

Следователь опешил, улыбка из счастливой стала немного смущенной, но всего на мгновение. «Ну и сволочь же ты! Как всегда, в точку! Ничего на него нет! Все, что было, — пшик! Бандюки, и те от всего открестились! Один Децил остался, да и то юлить начал, зараза!»