Сын безумия - Алексей Бергман

Многочасовая охота утомила старого герцога. Сильно напоминая Даяне Бабуса, его светлость клевал носом над винной чашей, промахивался вилкой мимо куска оленины и откровенно зевал.

Все благодарности были высказаны, титулы пожалованы, отеческое отношение к колдунье удивило двор, но не самого властителя. По большому счету любой тяжелобольной навсегда остается привязанным к спасшему его лекарю. Тут не бывает скидок на «светлости» и «слуг». Связка больной — врач навсегда застревает в памяти, напоминает и ставит акценты: лекарь выше больного, так как титулы не избавляют от боли.

— Батюшка, идите отдыхать, — ласково погладив герцога по плечу, сказала Аймина. — Прогулки на свежем воздухе еще тяжелы для вас. Не так ли, дорогая леди Гунхольд?

— Они полезны, — не совсем согласилась Даяна. — Если не тянутся столь долго. Вы немного поторопились с охотой, ваша светлость.

Старый герцог совсем не величаво, шаркая ногами и с трудом держа голову прямо, уходит.

Аймина, словно приняв от него некую вахту, начинает проглатывать рвущуюся наружу зевоту и сонно смотреть на игру огненных язычков, приплясывающих на концах свечей. Крошечные звезды отражаются в глазах Ранвала, его зрачки напоминают иллюминаторы космических кораблей, он сам подобен рулевому, читающему курс по звездам…

— Какой изнурительно длинный день, — произносит Аймина, и зевок, вырываясь наружу, размыкает губы. — Ох, ох, ох, — говорит принцесса. — Вы твердо решили покинуть нас завтра утром, Даяна?

— Да. Меня ждут дома.

— Ну что ж… Тогда прощайте, леди Гунхольд. Карету и дорожные припасы вам приготовят.

Аймина медленно и плавно поднимается из-за стола, и Даяна, словно боясь остаться с принцем наедине, повторяет ее движения. Без всякой пластики, угловато и резко, как неуклюжий закомплексованый подросток. Салфетка падает с ее колен, длинная, свисающая со стола скатерть цепляется за ноги, липнет к платью, и Даяна чувствует себя стреноженной лошадью, приговоренной остаться на пастбище до возвращения хозяина.

Провокационные манеры скатерти заставляют хозяина улыбнуться, гостья, вспыхнув как школьница, пытается высвободиться.

— Спокойной ночи, ваша светлость, — бормочет она и, не оглядываясь на застывшего в кресле сына герцога, почти бегом уносится в коридоры.

Длинные, запутанные и так и не изученные.

Кавалер подремывал возле саквояжа с медикаментами — охранял, бдил, караулил, — но при виде хозяйки принял позу неусыпного стража. Дернул хвостом, потерся боком о кожаный угол охраняемого объекта и торжественно сдал вахту. Мяукнул: «Все в порядке, инцидентов не наблюдалось» — и шмыгнул за дверь. Ловить мышей, прощаться с дворцовыми кисками?

Даяна расправила постель и только сняла тяжелые украшения, как в дверь тихонько постучали. «Горничная. Узнать распоряжения на завтрашнее утро», — рассеянно подумала она и крикнула:

— Войдите!

Тяжелая, окованная железом — и совершенно феодальная — дверь распахнулась, и в комнату вошел Ранвал:

— Вы не попрощались со мной, леди Гунхольд.

Даяна машинально, не задумываясь, выбросила вперед ментальное копье и, не сразу поняв, что произошло, погрузилась в мысли принца.

Ранвал пришел к ней без охраны камня. Небывалое, неслыханное нарушение придворного этикета — правители не общаются с колдунами без защитного экрана! — так поразило леди, что от удивления она завязла, заблудилась в мыслях мужчины, как недавно запуталась в складках скатерти.

Свой защитный камень она только что вместе с кулоном-коммуникатором положила под подушку.

Но принц не обладал ментальным даром и не мог читать ее мысли. И оттого его поступок выглядел совершенно обескураживающим, вернее — разоружающим. Ранвал пришел открытым. Его слова «Вы забыли попрощаться, меди Гунхольд» были обращены к колдунье, находящейся за барьером камня, но, как только Ранвал увидел, что на Даяне нет амулета, он замолчал, остановился, не доходя нескольких шагов, и распахнул сознание.

Совсем другой Ранвал открылся перед Даяной. Не принц — мужчина. Страстный и влюбленный. Не вожделение — оно имело другую, более физиологическую окраску, — а именно страсть обожгла Даяну. Она была слепяще яркой. Как звездное скопление. Как вспышка маяка на фоне ночи. Как солнце, до боли бьющее в глаза.

Но где-то там, за всполохами света, остался в завораживающей темноте маленький мальчик, молящий женщину — не прогоняй! Этот мальчик не пытался двигаться даже на ощупь. Давно и навсегда он обустроился в недрах памяти Ранвала, спрятался в ее лабиринтах и тихонько забавлялся игрушками взрослых мужчин: острыми копьями, длинными ножами, лошадиной упряжью, живыми солдатиками, царской короной и россыпью монет и драгоценностей, не имеющих в мире детей реальной ценности. Не прогоняй!!!

Даяна так и не поняла, кому она шагнула навстречу — сильному мужчине или одинокому мальчику, спрятавшемуся за рядами мечей и копий. Как только Ранвал обнял ее, все личности перемешались: сила стала нежной, нежность стала могучей, как вихрь. Вспышка страсти осветила все уголки души без остатка и увлекла Даяну в какой-то дивный, давно забытый танец-водоворот.

Все ухищрения вейзанок смело из головы миледи единым мигом. Казалось, принц не умещался в рамки обычного мужчины. Его было так много для забывшей о любви Даяны, что оставалось только подчиняться.

Легко, безропотно, бездумно.

А утром пришла зима. С поклажей из мокрого снега, налипшего на окна, со свитой злого ветра, бьющего в печные трубы, и темнотой, укравшей ленивое зимнее солнце.

Почти ничего не видя, придерживаясь стены, Даяна подошла к двери и немного приоткрыла ее. Дрожащий факельный свет перепрыгнул порог, попал на смятую постель: принц, протянув руку на половину Даяны, крепко спал.

Запущенный вместе со светом в комнату Кавалер добежал до кровати, обнюхал ногу принца и посмотрел в глаза хозяйки загадочным кошачьим взглядом: «Ты не ошиблась ли, Даяна? Он должен быть здесь?»

Леди устало пожала плечами. Ночь прошла, и предатель-утро играло на обнаженных страстью нервах: «Ошибка, не ошибка, было, не было, любила, разлюбила…»

— Сделанного не вернуть, — шепнула Даяна приятелю-коту, оделась и, сняв с пальца старинный перстень рода Оскардуан, надела его на мизинец спящего Ранвала. — Прощай, мой принц, — сказала и быстро вышла из комнаты.

Черная дорожная карета, поджидающая у крыльца, отчего-то показалась Даяне тюремной повозкой. Экипаж изгнанницы. Пусть и добровольно выбравшей ссылку. Серых, как туман, лошадей покрывала попона из мокрого снега, возница стряхивал его огромной кожаной рукавицей и перебрасывался словами с низкорослой служанкой, шмыгающей покрасневшим носиком и зябко притопывающей деревянными башмаками. Башмаки постукивали но гранитным булыжникам, падающий снег глотал звуки, кучер ласково укорял нетерпеливых сытых лошадей.

На верхней ступени крыльца, слегка укрытый от непогоды широкой колонной портала, стоял колдун Шыгру. Не замечая холода или не боясь его, старец подставлял ветру длинную седую бороду и ждал Даяну. Большие пальцы сплетенных на животе рук беспрестанно шевелились, вращались между собой в каком-то непонятном колдовском хороводе.

— Ты все же уезжаешь, ведьма? — спросил Шыгру.

— Я так хочу, — вскинув голову, ответила Даяна.

— После всего, что было у тебя с принцем крови?

— Да.

— Принц получил награду, и теперь ты свободна?

— Я всегда была свободна. И учти, колдун. — Даяна подошла вплотную и, пристально глядя ему в глаза, сказала: — Ты больше не добавишь в питье герцога одурманивающих снадобий. Я никому не сообщила о твоих приемах, но запомни, как только до меня дойдут слухи о странном поведении властителя или кого-то из его семьи, я вернусь. И тогда берегись!

— Ты угрожаешь мне?!

— Предупреждаю. Прекрати попытки подчинить себе герцога…

Даяна еще продолжала говорить, когда Шыгру, резко выбросив руку вперед, сорвал с нее камень защиты.

«Вернись во дворец, — пришел приказ. И был он так силен, что ноги Даяны тут же подчинились. — Иди направо, вниз…»

Как будто погруженные в вязкую зыбко-прозрачную жижу, ноги Даяны сделали несколько тягучих, глицериновых шагов. Леди прошла до поворота к покоям придворных и оказалась над распахнутым темным зевом спуска в подземелье. Толчок в спину, и она пошла вперед. Выщербленные ступени, как зубы доисторического ящера, с хрустом пережевывали ее шаги, спуск вниз напоминал прогулку по пищеводу древнего окаменевшего исполина и должен был закончиться гранитным мешком пустого желудка, где кости ведьмы растворятся без следа, не оставив даже горстки праха…

Чужая воля давила с бездушной настойчивостью пресса, выжимала из Даяны все силы и душила желание сопротивляться: на улице леди растерялась и пропустила момент атаки. Сейчас ей как будто предстояло подняться с колен, заставить спину разогнуться, но лед, сковавший позвоночник, выстудил голову, и только крошечная искорка тепла, горевшая где-то чуть ниже груди, не позволяла Даяне заледенеть окончательно.