Соблазн быть счастливым - Лоренцо Мароне

возможно, заботится о нем так, как я о нем не заботился. Зато Данте меня обнимает. Я не отстраняюсь, хотя от его сладкого парфюма меня тошнит. На самом деле я испытываю неловкость от этого его жеста, но мне нравится думать, что это от парфюма.

– Теперь я лучше пойду, – наконец говорю я.

Я старик, а старикам не положено раскисать. Хватит уже того, что они могут обделаться, а если они еще и примутся хныкать, то это будет все равно, что общаться с младенцем.

Звева выходит вместе с нами:

– Вас подвезти?

– Нет, спасибо, мы поймаем такси по дороге, заодно и пройдемся, – отвечаю я.

Она тепло прощается с Россаной и протягивает ей свою визитку, а потом обнимает меня так же, как сделал ее брат несколько минут назад. Так значит, это правда, что в жизни наступает момент, когда ты примиряешься с родителями. Полагаю, что он наступает тогда, когда продолжать тешить свою злость становится более утомительным, чем поставить на ней крест.

– Не переживай за нас. Мы больше довольны жизнью, чем ты себе представляешь, – шепчет она мне на ухо, прежде чем выпустить меня из объятий.

Я оглядываю ее. Она всегда была элегантной – как и ее мать – но сегодня вечером она кажется мне еще и очень красивой, более мягкой и округлой. Может быть потому, что она чуть менее резкая, чем обычно.

– Поцелуй за меня Федерико, – только и говорю я.

На обратном пути Россана выглядит веселой.

– Вечер был просто чудненький, – внезапно произносит она.

Шелест сухих листьев служит аккомпанементом нашему разговору.

– Ну да, – откликаюсь я, поправляя поудобнее картину Перотти под мышкой.

В конце концов я не смог от нее отказаться. Я повешу ее в гостиной: по крайней мере хоть кто-то будет мне улыбаться и составлять мне компанию в долгие бессонные ночи.

– Во всяком случае твои дети очень милые. И они жутко тебя любят!

– Да ладно, иногда я просто уверен, что это не так, особенно в том, что касается Звевы.

– Ну что ты такое говоришь? Видно, что она просто обожает тебя, так же как все дочери!

Я корчу сомневающуюся рожу, она заливается хохотом и звонко чмокает меня в губы. Вместо ответа я опускаю голову и делаю вид, что смотрю на часы, чтобы она не заметила моих покрасневших щек.

Молча мы проходим по улице деи Милле[21] и ныряем в еще открытую джелатерию, где, все еще находясь под впечатлением от макробиотического штруделя Перотти, берем себе по рожку яблочного мороженого из яблок аннурка[22]. Потом Россана задерживается у одной из погашенных на ночь витрин, а я пользуюсь этим, чтобы оглядеться вокруг и на мгновение предаться воспоминаниям; они подстерегают на каждом углу – нужно только обладать хорошим зрением и живой памятью. Вон там напротив, к примеру, когда-то был книжный магазин с белоснежными стенами и стеллажами медового цвета. Я заходил туда каждый день, любуясь светлым деревом, детали которого держались вместе сами по себе, без шурупов и гвоздей, как по волшебству, делая магазин похожим на огромный парусник. Сейчас уже нет таких прекрасных книжных магазинов – во всяком случае, у нас в городе.

В те времена я встречался с девочкой, ходившей в лицей имени короля Умберто, в нескольких метрах отсюда, даже вернее «встречался» – неточное слово, я был в нее по-настоящему влюблен. Я всегда влюблялся в женщин, с которыми ходил на свидания. Мы с влюбленностью сразу же понравились друг другу, это вот с последующим чувством – тем, что люди называют любовью – у меня никогда не возникало искры. Но это уже другой разговор, а я говорил о книжном магазине, где однажды я укрылся от лившего стеной дождя, а моя драгоценная все никак не собиралась выходить из школы. Я был зачарован этим волшебным местом и книгами и начал думать, что в один прекрасный день у меня тоже мог бы появиться мой собственный книжный магазинчик.

Однако со мной произошло одно событие, которое изменило мой жизненный путь, стало одним из тех маленьких или больших невидимых перекрестков, заставляющих тебя свернуть в другую сторону. В общем в числе стольких моих юношеских влюбленностей была одна продавщица из булочной у моего дома. Ради нее я очертя голову бросил и школьницу из Кьяйи, и старый книжный магазинчик. Однако с булочницей у меня ничего не вышло: у нее был просто невозможный режим работы, и вдобавок на каждое наше свидание она притаскивала горячие булочки. Я представил себе наше будущее и увидел себя скучающим и невероятно толстым – так что ее я тоже бросил и ударился в учебу. Вскоре был получен заветный диплом бухгалтера, и благодаря ему я и пошел по пути, приведшему меня туда, где я сейчас. Если бы только тогда я не встретил булочницу, то может статься, что я в конце концов женился бы на школьнице и так бы и продолжал бывать в старом книжном магазине. Может быть я бы даже попросился туда на работу, и мои первые профессиональные шаги я бы сделал именно там, а не в Партенопе-Сервис.

Как бы то ни было, однажды – у меня к тому времени была уже Звева – я оказался в этих краях и заметил, что моего любимого книжного больше нет: его место было занято энным по счету магазином женской обуви. Именно в этот момент я осознал, что я потерял и как жизнь обвела меня вокруг пальца, поманив прелестями булочницы с округлыми формами. Не знаю, смог ли бы я когда-нибудь стать владельцем книжного магазина, но однако знаю, что в жизни иногда ощущаешь у себя над ухом как будто легкий перезвон колокольчиков. Это может случиться, когда ты рядом с женщиной, в каком-то особенном месте, или когда ты увлеченно занимаешься тем, что тебе нравится. Так вот, если бы я должен был дать совет моему внуку Федерико – всего один совет! – то он был бы таким: когда ты услышишь эти колокольчики, подними голову и навостри уши, ты оказался перед одним из тех самых невидимых перекрестков, и я уверяю тебя – чтобы ошибиться с выбором верного направления, хватит и секунды.

Добравшись до дома, я иду прямиком в кладовку и беру молоток и пару гвоздей. Уже поздно, но мне на это плевать – одну ночь могу и я побыть тем, кто не дает спать соседям. Я вешаю Супермена в центре стены в гостиной, прямо над диваном, и замираю перед ним как завороженный.

– Да, ты мне нравишься! – восклицаю я, наглядевшись.

Как нравится мне и Лео Перотти. Мне нравятся Данте и Звева, Россана, Эмма, Марино и кошатница. Может, сегодня вечером даже старикан, тискающий мою дочь, показался бы