Абсолютное оружие (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Путь по кораблю был довольно короток. Не носящие одежды йали, тем не менее, знали о её назначении; во всяком случае, они зачем-то содрали с меня всё до последней нитки, включая личный жетон и завязку с волос. Попытались оторвать и сами волосы (лучшее подтверждение одного из непроверенных фактов: что они понятия не имеют, кто такие горячие и чем отличаются от всех прочих), но один из йали спас мой скальп. Что-то он там экспрессивно щёлкал про каких-то самок и поводки. Потом они ещё некоторое время спорили, какого я пола, но в конце концов оставили в покое и волосы, и весь остальной организм. На запястья нацепили какое-то тяжеленное фиксирующее приспособление, от которого кисти рук моментально онемели, горло защёлкнули тугим ошейником. За руки и ноги стащив с платформы, бросили как есть на пол и, кажется, занялись разоблачением двух штурмовиков. С ними никаких вопросов не возникло, и их побросали рядом (хорошо, не кучей). Потрескивая о чём-то своём, жукоеды удалились.

Я осторожно огляделся, не шевелясь и продолжая внимательно контролировать дыхание и пульс (сейчас это было уже почти просто делать). Нас всех стащили в довольно небольшую круглую комнатку, где и побросали. Из текущего положения я мог разглядеть очень мало, но зато мог нащупать сознания спящих товарищей по несчастью. Их набралось шестнадцать, и, к счастью, наиболее интересующий меня объект тоже присутствовал, так что я почти успокоился. Оставшиеся шесть человек то ли где-то ещё бегали, то ли уже добегались.

«Приходить в себя» я не торопился. Если за нами продолжают наблюдать, не имеет смысла демонстрировать собственные отличия от остальной компании. Поэтому, используя свободное время с пользой, я в самом деле задремал. Через некоторое время притащили ещё трёх штурмовиков, и вновь наступила тишина.

Первое шевеление началось спустя пару нормочасов. Кто-то на дальнем конце комнаты сдавленно выругался; судя по всему, за недолгий сон приходилось расплачиваться сильной головной болью. Послышалась возня, растерянная ругань по поводу «жукоедов-извращенцев» и сожаления об утраченной одежде. Люди садились, озирались, пытались протереть глаза, натыкались на наручники и вновь ругались. И я бы, наверное, дальше продолжал изображать спящее тело, если бы какой-то не в меру выносливый умник, окончательно очнувшись, не догадался пошутить в адрес Экси и высказаться в отношении её… кхм, внешних данных.

Кровожадное желание оторвать наглецу голову и что-нибудь ещё мне удалось подавить, но желания и дальше выслушивать подобные высказывания закономерно не возникло. Поэтому я одним движением перекатился на спину и сел, внимательно оглядываясь. Меня, естественно, тоже заметили; все девять человек очнувшихся штурмовиков вытаращились на меня с близким к шоку удивлением, замешанным на иных эмоциях, от ужаса до искреннего облегчения и почти восторга.

— Капитан, а что вы тут… — начали сразу несколько голосов.

— Райш, — оборвал я. — Пилот.

— Аа-гм, — кто-то поперхнулся вопросом, кто-то насмешливо хмыкнул. Но я не мог не заметить облегчения, проскользнувшего на лицах. Там крупными буквами было написано: «А, ну раз капитан тут, значит, всё нормально». Приятно, когда в тебя так верят; обостряется ощущение вожака стаи и собственной значимости. Стало быть, и настроение повышается, и вероятность благоприятного исхода всей эскапады. Что поделать, инстинкты сильны, и когда нет необходимости доказывать своё первенство, которое все признают без ропота и косых взглядов, вся бурная энергия направляется в созидательное русло. Конечно, с этими инстинктами, как и со всеми другими, можно бороться, но на это ведь тоже силы уходят.

Мои самодовольные (да и просто довольные) мысли и не успевшее до конца оформиться неловкое молчание прервал тихий мучительный стон. Угрожающий оскал появился на лице сам собой, да и оказался рядом с начавшей приходить в себя девушкой я гораздо раньше, чем мозг обработал поступившую информацию. Если до сих пор в возможность индивидуальной телепортации мало кто верил, то сейчас это «мало» несколько увеличилось за счёт штурмовиков и меня самого.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: дело плохо. А вот что конкретно плохо, и почему?

У Экси был жар, и сильный. Бледный лоб покрывали бисеринки пота, дыхание судорожно вырывалось через приоткрытые сухие губы. Кроме того, у девушки начинался озноб.

— Холодно, — едва слышно, явно в бреду пробормотала она, пытаясь сжаться в комочек. Только ноги и руки застыли на полпути, как будто её покинули все силы разом.

— Что с ней? — поинтересовался один из штурмовиков; кажется, напарник Экси. Наученный горьким опытом, подходить поближе, чтобы узнать самостоятельно, мужчина не рискнул.

— Как минимум, сильный жар, — ответил я, прикидывая, что могу сделать в сложившейся ситуации. Вариантов, в общем-то, было немного.

Попытался притянуть девушку поближе к себе, чтобы хоть немного помочь согреться (жар жаром, а у меня температура тела всё равно выше), но тут напомнили о себе наручники — два широченных браслета из какого-то прочного металла, связанных очень толстой перемычкой. Недовольно рыкнув, хотел, было, сломать ларгу под хвост мешающиеся довески, но вовремя опомнился. Не надо настолько заранее и по пустякам выдавать нашим тюремщикам, на что я способен.

Ворча и ругаясь, я сумел-таки поудобнее устроиться у стены с Экси в охапке. Девушка отчаянно жалась ко мне, как к единственному источнику тепла, но озноб не прекращался. А дальше…

А дальше надо было вспомнить, что один раз я с этим сознанием уже работал, и теперь нужно только повторить ту же процедуру, только гораздо аккуратнее и тоньше. Потому что нужно мне не сознание, мысли и память, а подсознание и ощущения.

Как же я не люблю копаться в чужих мозгах, тем более — аккуратно. Вломиться, взять нужное, и спокойно уйти, не задумываясь о последствиях, — это куда ни шло. А вот так ювелирно, ощущение за ощущением, необратимо увязая в чужих чувствах и представлениях, терпеть не могу! Это для холодных работёнка, тут усидчивость и аккуратность нужна.

Я могу пойти, вырезать весь корабль, и развернуться за подмогой, я именно для этого приспособлен. А поди ты, сижу вот, и занимаюсь всякими противоестественными вещами.

Экси.

Сон был липкий и мерзкий. Я барахталась в термальном Лернейском болоте, оно неудержимо тянуло меня ко дну, будто выпивая силы. Меня бросало то в жар, то в холод, и я даже не могла позвать на помощь — в открытый рот тут же заливала густая вонючая жижа. Захлёбываясь мутной пеленой кошмара, я всё никак не могла проснуться; наверное, потому, что принимала происходящее за реальность. Но при этом продолжала барахтаться и биться, пытаясь плыть. Хотя сопливая болотная жижа уже начинала разъедать кожу, разливая болезненный зуд по всему телу.

Помощь пришла, когда я уже почти сдалась и решила, что утонуть гораздо приятнее, чем мучительно разлагаться заживо. Чей-то огромный кулак просто схватил меня поперёк туловища — крепко, но довольно осторожно, — и легко выдернул из болота как какой-нибудь корнеплод. И сон растаял.

Правда, в это поверилось не сразу; уж очень некоторые ощущения были похожи. Меня по прежнему продолжали крепко сжимать, хотя на кулак великана это уже не было похоже. По-прежнему никуда не делось ощущение липкой мерзости на коже, а сил в организме не осталось совсем. Даже чтобы открыть глаза или до конца очнуться. Но теперь меня окутывало спокойствие — бескрайнее и неподвижное, как ртутный океан Мидаса-3.

— Никогда такого не видел, — тихо проговорил кто-то неподалёку. — Как он это делает?

— Старшая ветвь, — так же тихо ответил кто-то. — Но я думал, так только холодные умеют, а горячие только потрошить горазды!

— Может, и не умеют, — возразил первый. — Это же каэ-э… Райш, по нему о горячих судить — гиблое дело.

— Я вот вообще ничего не понял; чем вы восхищаетесь-то? — вмешался ещё один голос, смутно знакомый.

— Глубокое объединение сознаний, — ответил второй. — Рискованное дело, но, по-моему, это правда единственный вариант. Похоже, для Экси этот газ, которым нас усыпляли, опасен, а Райш сейчас как-то помогает её организму его вывести. Горячим он, по-моему, вообще…