Чудо десяти дней. Две возможности. - Эллери Куин

— Древних богов, — ошеломленно откликнулся прокурор. — А какого рода?

— Что вы хотите сказать, мистер Квин? — встревоженно спросил шеф Дейкин. — Разве это преступление?

— Да, Дейкин, — ответил Эллери. — И не одно. Тут целых два преступления.

Шалански изумленно раскрыл рот и откинулся на спинку стула.

— Второе. Говард, по сути, достиг цели, поставив на своих скульптурах или, вернее, набросках и первоначальных моделях любопытно многозначительную подпись — «Г.Г. Уайи».

Шалански покачал головой.

— Г.Г. Уайи. — Эту фамилию повторил следователь, выговорив ее без пренебрежения, а так, словно ему хотелось услышать ее звучание.

— И это тоже преступление? — осведомился прокурор с раздраженной ухмылкой.

— Да, мистер Шалански, — подтвердил Эллери. — И в высшей степени богохульное.

Третье. Говард украл двадцать пять тысяч долларов у Дидриха.

Все заметно расслабились, как будто посередине лекции на урду лектор вдруг вставил английское предложение.

— Что же, я согласен, это преступление! — засмеялся Шалански, снова осмотревшись по сторонам. Но никто не последовал его примеру.

— Вы согласитесь, мистер Шалански, когда сможете мысленно охватить модель в целом, ибо все поступки Говарда являются преступлениями, хотя некоторые из них и не относятся к разряду уголовно наказуемых.

Четвертое. Говард осквернил могилы Аарона и Мэтти Уайи.

— Вот тут почва гораздо тверже, — заявил следователь Грапп. — Теперь мы имеем дело с преступлением, Шалански — с вандализмом или чем-то в этом роде, не так ли? Не совсем точно. В законодательстве есть акт…

— Два преступления, которые совершил Говард, осквернив могилы своих родителей, нельзя найти в ваших законодательных актах, мистер Шалански. Я могу продолжить?

Пятое. Говард влюбился в Салли Ван Хорн. И здесь тоже целых два преступления.

И наконец, шестое. Оскорбительная ложь Говарда, когда он принялся отрицать, что отдал мне бриллиантовое ожерелье Салли для залога в ломбард.

Шесть поступков и девять преступлений, — подытожил Эллери. — Девять из десяти самых тяжких человеческих грехов, согласно авторитетному источнику, куда более древнему, чем ваши законодательные акты, мистер Шалански.

— И какой же это авторитетный источник?

— Авторитетный источник, имя которого начинается на букву «Б».

Шалански так и подскочил:

— Я только хотел…

— Бог.

— Что?

— Тот самый Бог, известный нам по Ветхому Завету, мистер Шалански. В которого, между прочим, до сих пор верят православные, католики и большинство протестантов, равно как верили и древние евреи, увековечившие Его в Писании. Да, мистер Шалански. Бог, или Яхве. Это имя — лишь транслитерация иудейского тетраграмматона и переводится как Иегова: в христианском толковании «невыразимое» или непередаваемое имя Высшего Бытия, мистер Шалански… Господь, мистер Шалански. Тот, кто воззвал к Моисею из середины облака на горе Синай и держал его там сорок дней и сорок ночей. А когда настал конец пребыванию Моисея на Синае, даровал ему две скрижали со священными заповедями. Две каменные скрижали, написанные пальцем Божиим.

И своими шестью поступками, — заключил Эллери, — Говард нарушил девять из десяти заповедей.

Теперь зашевелился невропатолог. Он неуверенно сдвинулся с места, словно только что пережил наваждение. Однако все остальные сидели спокойно, в том числе и Говард, который, казалось, находился вдалеке от происходящего вокруг, то есть в своем собственном мире. И на эту страшную территорию не ступал никто, даже Эллери.

— Изваяв скульптуры богов из римского пантеона, Говард нарушил две заповеди, — пояснил Эллери. — «Не сотвори себе кумир и никакого изображения, что на небе вверху, что на земле внизу и что в водах, ниже земли». И «да не будет у тебя других богов перед лицом Моим». Затем Эллери сказал:

— А поставив на скульптуре подпись «Г.Г. Уайи», Говард нарушил заповедь «не произноси имени Бога твоего всуе». Это крайне любопытный пример работы сознания Говарда во время его преступной болезни. Здесь он по-любительски подражал каббале и состязался с оккультистами-теософами Средневековья, считавшими, помимо всего прочего, будто каждая буква, слово, число и ударение в Писании содержат в себе скрытый смысл. Величайшая тайна Ветхого Завета — это имя Господа, имя, которое Он Сам открыл Моисею. Оно зашифровано в тетраграмматоне, о котором я упоминал, — четыре согласных звука обычно пишутся по-разному, пятью способами, начиная с «IHVH» до «YHWH», и из них, как предполагают, была воссоздана изначальная форма имени Бога. Обычно эти реконструкции принимали в современном мире форму слова — ЯХВЕ. И если вы присмотритесь к буквам, из которых состоят инициалы и фамилия Г.Г. Уайи,[20] то обнаружите, что они образуют анаграмму — ЯХВЕ.

Шалански открыл рот.

— Да, совершенно сумасшедшая теория, мистер Шалански, — обратился к нему Эллери. Но продолжил свои разъяснения: — Похитив двадцать пять тысяч долларов у Дидриха Ван Хорна, Говард нарушил заповедь «не укради».

А осквернив могилы Аарона и Мэтти Уайи на кладбище Фиделити в предрассветные часы воскресного утра, Говард нарушил две другие заповеди: «помни день субботний, чтобы святить его» и «почитай отца твоего и матерь твою». — Он слабо усмехнулся. — Мне нужно было бы пригласить сюда преподобного Чичеринга из церкви Сент-Пол в Дингле, потому что по одному из этих пунктов требуется совет специалиста. Я имею в виду субботу. «Субботний день», согласно Четвертой заповеди, — это третий день для католиков, но, как я полагаю, четвертый для иудеев, греко-католиков и большинства протестантов, то есть это израильская суббота — день Шаббата. По-моему, первые христиане сохраняли приверженность субботнему обряду, отличая его от еженедельного празднования Воскресения, «Господнего дня», а иначе говоря, воскресенья. Теперь я, кажется, припоминаю, что этот двойной обряд оставался в силе на протяжении нескольких столетий после Воскресения Господнего. Хотя апостол Павел в самом начале строго изрек, что иудейская суббота никак не связана с христианством. Ладно, это несущественно. Для Говарда, как христианина, суббота означала воскресенье, и в ранние часы воскресного утра он обесчестил своего отца и свою мать.

Эллери проанализировал три оставшиеся заповеди, сопоставив их с поступками Говарда.

— Влюбившись в Салли и овладев ею в хижине Ван Хорнов на озере Фаризи, Говард нарушил еще две заповеди: «не желай жены ближнего твоего» и «не прелюбодействуй». — Он торопливо процитировал девятую заповедь: — «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего», — и пояснил: — Солгав и продолжая отрицать, что он отдал мне ожерелье Салли для залога в ломбард, Говард нарушил и ее.

Чрезвычайно странная магия речи Эллери подействовала на всех собравшихся. Они ощутили ее власть и не сопротивлялись ей. Да и не смогли бы.

Эллери подвел итог:

— Пока я прошлой ночью сидел за рулем на дороге и складывал девять фрагментов в одно целое, у меня, естественно, возникли вопросы: «Может ли все это быть простым совпадением? Способен ли слепой случай заставить Говарда нарушить девять из десяти заповедей? Почему он совершил именно эти поступки, а не какие-либо иные?» И я ответил себе: «Нет, это невозможно. Многие, слишком многие признаки свидетельствуют о том, что Говард сознательно, по злому умыслу нарушил одну за другой заповеди декалога, который служил ему своего рода путеводителем».

Но если Говард нарушил девять из десяти заповедей, — воскликнул Эллери, — то он уже не мог остановиться! И не стал бы останавливаться. Десять — целая сумма, а девять — нет. Ему еще предстояло нарушить десятую заповедь, а она словно возвышается над остальными, и современный человек склонен считать ее наиболее значимой с социальной точки зрения, как, впрочем, и с позиций морали. Это — самая желанная заповедь для каждого из нас. «Не убий». Повторяю, десять — целая сумма, а девять — нет. И поскольку мораль десятой заповеди сводится к запрету убийства, то я понял: Говард задумал убийство как кульминацию своего масштабного бунта против мира.

Кого же планировал убить Говард? Ответ родился сам собой, когда я принялся размышлять о внешних проявлениях поведения Говарда и его подспудных психологических мотивировках. Чего хотел Говард или внушил себе, будто он этого хотел? Я говорю сейчас лишь о своей непрофессиональной теории, доктор Корнбранч. По-моему, Говард никогда не был влюблен в Салли, а только полагал, что любит ее. Он хотел — или внушил себе, что хотел, — овладеть женой Дидриха. А кто стоял у него на пути? Дидрих, один лишь Дидрих. И Говарду показалось, что если он убьет Дидриха, то Салли достанется ему. Он попытался убить Дидриха. Но по трагическому недоразумению его жертвой стала Салли. Я убежден в том, что это роковая ошибка и она не способна изменить ход моих рассуждений.