Путь самурая - Пётр Разуваев

– Её зовут Лара Литтон. Англичанка, двадцать один год, фотомодель. Время от времени участвует в отдельных показах, но такое случается редко. Не представляю, как с её бюстом можно найти работу. Разве что в порно.

– Она любовница Сиретта?

– Иногда спит с ним. Как и со многими другими. На самом деле карьера модели для неё – один из способов убить время. Её отец – лорд Литтон, граф и пэр Англии. Четыреста миллионов фунтов, нефтяные скважины в Луизиане, поместье в Саффолке и тому подобное…

– Весьма обеспеченная особа, – усмехнулся я.

– Во всяком случае, особой нужды в деньгах эта мисс не испытывает.

Последние слова Жюли произнесла с плохо скрываемым раздражением. Похоже, её оскорблял сам факт существования дочери лорда, у которой было всё: деньги, красота, свобода и независимость. Забавно, как любит повторять Рихо Эвер. Если задуматься, между мной и этой Ларой можно было бы найти много общего. Хорошо, что Жюли неизвестна истинная биография Андре Дюпре. А с другой стороны – я мужчина, и это способно изменить в её глазах минусы на плюсы.

– Если мы уже закончили с мисс Ларой, – сказала Жюли с невинным видом, за которым явственно проступала ехидная насмешка, – возможно, месье обратит своё внимание на Робера Сиретта? В конце концов, мы пришли сюда ради него.

– Месье уже давно обратил своё внимание на Робера Сиретта, – с нежной улыбкой ответил я.

– И?..

– И – ничего.

Всё это время я ни на секунду не выпускал Сиретта из поля зрения, вспоминая, сравнивая, анализируя. Пытался сопоставить реального человека, сидевшего за столиком в пятнадцати метрах от меня, с образом «Алексея Рябова», который двенадцать лет хранился в моей памяти. Безусловно, между ними было очень много общего. Рост, тип фигуры, форма черепа, даже осанка. Но дальше… Я помнил Рябова – курсанта, бойца спецподразделения, человека, основной задачей которого было – максимально эффективно уничтожать своих противников. Сдержанный, хладнокровный, молчаливый, он ничем не отличался от других членов нашей группы – идеальная машина для убийства, обладающая быстрым и изощрённым умом, прекрасно обученная и тренированная.

Но Сиретт был совсем другим. Он то и дело что-то ронял, громко и часто смеялся, откидываясь на стуле и хлопая руками по бёдрам, всё время что-то говорил, азартно жестикулируя; он провожал горящим взглядом каждую девушку, проходившую мимо. Нельзя было не заметить, что Робер Сиретт хотел жить, любил жизнь и ценил её приятные стороны. Так уж получилось, что мой жизненный опыт включал в себя шесть долгих лет работы в театре, и я наверняка знал, что есть вещи, которые в жизни сыграть невозможно. Чудеса случаются только на сцене, где даже самый незаметный, забитый жизнью актёр может вдруг сотворить Роль. Но – лишь на время спектакля. Играть роль абсолютно чуждую твоему темпераменту, опыту, навыкам в течение двенадцати лет? Я не верил, что такое возможно.

– Ты не хочешь посетить дамскую комнату? – поинтересовался я.

Жюли удивлённо вскинула брови:

– Зачем?

– Поправить макияж, причёску… Откуда я знаю, что ещё делают женщины в подобных местах? Мне нужно, чтобы ты случайно уронила что-нибудь рядом с Сиреттом. Или толкни его, в конце концов. Только сделай это, когда будешь идти туда, а не обратно. Сможешь?

– Попробую, – неуверенно ответила девушка. – Но зачем?

– После объясню. Иди и ничего не бойся. В любом случае я успею тебя прикрыть. Всё, ступай.

Когда Жюли «оступилась» и, пытаясь удержаться на ногах, едва не выбила своей косметичкой бокал из руки Сиретта, в моей голове всё окончательно встало на свои места. Девушка гениально сыграла свою роль, всё было проделано максимально чётко, и реакция фотографа оказалась именно такой, какой можно было ожидать от нормального, среднестатистического человека, – половина содержимого его бокала выплеснулась на брюки, при этом Сиретт, отпрянув, едва сумел удержаться на своём стуле. Далее последовали взаимные извинения, Жюли кокетничала, Сиретт громогласно вызывал официанта и требовал ещё одну порцию «Кровавой Мэри» – словом, жизнь пошла своим чередом. Откинувшись на спинку корявого деревянного стула, оказавшегося на самом деле удивительно удобным, я залпом осушил свой бокал. Наверняка Дорман будет утверждать, что я напрасно рисковал и мог раскрыть его сотрудника, но теперь это уже не имело значения. Операция закончилась полным и сокрушительным провалом. Сиретт был именно тем, за кого его принимали окружающие: обыкновенным фотографом, с лицом, случайно изуродованным какими-то ублюдками. Теперь я в этом не сомневался.

Есть вещи, которые нельзя предугадать. Неожиданные, мгновенные изменения ситуации мозг не успевает оценить, и тогда тело человека действует рефлекторно, так, как ему подсказывают инстинкт самосохранения, благоприобретённые навыки и собственно мышечная память. Мне известен случай, когда Учитель одной из школ карате-до лишь чудом не убил своего маленького сына, который неожиданно, в шутку, набросился на него сзади. Точно так же отреагировал бы на его месте и я. Алексей Рябов – или, как его теперь называли – Абу аль-Хауль, всегда считался отличным бойцом, он был охотником, убийцей. А Робер Сиретт на поверку оказался дичью, с мягкими, дряблыми мышцами и никудышной реакцией.

– Ну, как тебе моё выступление? – спросила Жюли, вернувшись за столик. Её нетерпение было столь сильным, что девушке не удавалось его скрыть. Непонятно, как ей вообще удалось выдержать в дамской комнате положенные десять минут.

– Ты была неподражаема, – с чувством ответил я и, перегнувшись к ней через столик, раздельно произнёс прямо в микрофон, обращаясь к Николя, Дорману, ко всем тем, кто сейчас внимательно следил за нашими похождениями:

– Можете расслабиться, господа. Робер Сиретт – это не тот человек, которого мы ищем. Мне очень жаль, господа, но ваша операция закончена.

Ласково улыбнувшись Жюли, я осторожно снял микрофон, закреплённый за лацканом её пиджака, и, уронив маленькую чёрную горошину на пол, наступил на неё каблуком. Мне было что ей сказать, но к работе отдела 2F это не имело никакого отношения. Ненавижу афишировать личную жизнь…

– Больше всего я хотела бы видеть лицо Николя в тот момент, когда ты раздавил микрофон, – со смехом призналась Жюли, когда бар «Эклектика» остался далеко позади. – Наверняка он лопнул от злости.

– Ты к нему явно неравнодушна, – улыбнулся я.

Жюли не ответила. Некоторое время она шла молча, опустив голову, и лишь однажды я поймал задумчивый взгляд, пробившийся сквозь длинные пряди волос, скрывавшие лицо девушки. Наконец она тихо сказала:

– У нас с Николя был роман. Знаешь, он из очень богатой семьи и привык, что девушки всегда вешались ему на шею… Однажды он решил, что я тоже живу с ним из-за денег. И так совпало, что как раз тогда я познакомилась с другим человеком. Это вышло случайно, но Николя обо всём узнал, и… Словом, теперь он меня ненавидит.

– А тот, другой? – спросил я. Хотя, если бы немного подумал, вряд ли стал бы задавать этот вопрос.

– Другой? – Жюли жёстко усмехнулась. – Уехал. Он был… Иностранцем. Так что в настоящее время я одинокая, свободная и никому не нужная женщина.

– Ну, я бы так не сказал, – пожалуй, в галантные кавалеры я всё же не годился, хотя это туманное высказывание Жюли поняла совершенно верно.

– Знаешь, на самом деле я ужасно хочу есть, – заявила она, энергично размахивая своим рюкзачком.

Остановившись, я развёл руками от удивления.

– Прости, а что мешало тебе сказать об этом хотя бы полчаса назад?

– Не знаю, – она лукаво взглянула мне в глаза, – хочешь, я угощу тебя яичницей? Честно говоря, это единственное, что мне удаётся приготовить, не испортив.

– Яичница, – повторил я задумчиво, – знаешь, а в этом что-то есть. Ты приглашаешь меня в гости?

– Ты же обещал мне несколько уроков?

– А ты собиралась показать мне нечто новенькое… Надеюсь, ты не имела в виду яичницу?

– Я имела в виду вот это, – тихо сказал Жюли, прижимаясь ко мне. У неё были мягкие, нежные губы, и, целуясь, она зачем-то закрывала глаза. На всякий случай я тоже зажмурился. Вдруг теперь так принято?

– Дева Мария, – вздохнула девушка, когда наши губы потеряли друг друга, – да сними же ты эти дурацкие очки!

К сожалению, нашими благими намерениями мостят пути в самые разные стороны. Кроме той, куда вы, собственно говоря, собирались отправиться. Рядом с моей машиной стоял уже знакомый синий микроавтобус, а по тротуару нервно расхаживал злобный и непреклонный Жан-Луи Дорман. Завидев нас, он остановился, засунул руки глубоко в карманы плаща, чуть склонил голову и замер, напоминая разъярённого быка, готового к атаке.

– Всё, сдаюсь, сдаюсь, – испуганно объявил я, приподнимая руки. – Никакой корриды.

– Какая, к дьяволу, коррида?! – взорвался Дорман. – Что вы вытворяете?! Дюпре, я же вам ясно сказал – всё отменяется!