Сумерки героя - Дэвид Геммел

— Ты что это вытворяешь? — осведомился проснувшийся Эмрин.

— Хочу поесть чего-нибудь.

— Кухня двумя этажами ниже. Тебе до нее не дойти. Погоди часок, тогда кто-нибудь из девушек принесет нам поужинать.

— Мне неохота лежать. Неохота быть слабым. — Ноги внезапно подкосились, Ю-ю хлопнулся на кровать и выругался по-чиадзийски.

— Ладно, я тебе помогу, — смилостивился Эмрин, — однако голым шататься по дворцу не годится. — Он собрал одежду Ю-ю и кинул ее на кровать.

Ю-ю кое-как влез в штаны, и Эмрин помог ему натянуть сапоги из волчьей шкуры. Без рубашки пришлось обойтись, поскольку Ю-ю никак не мог поднять левую руку. Голый до пояса, он, опираясь на Эмрина, заковылял к двери.

— Ты крепче, чем кажешься, Разбитый Нос.

Эмрин, хмыкнув, открыл дверь, и они потащились по коридору к лестнице. Через несколько минут после их ухода перед дверью комнаты Ю-ю возник яркий светящийся шар. Из него выплеснулся холодный воздух, оседая инеем на ковре. Шар начал расти и превратился в белый ледяной туман, занявший все пространство от пола до потолка. Из тумана, шаркая, выступили две огромные фигуры, молочно-белые и безволосые. Одна, нагнув голову, вошла в комнату и хватила рукой по кровати. Койка, переломившись надвое, врезалась в дальнюю стену. Красные глазки второй злобно оглядывали коридор. Потом из тумана явилось третье существо — чешуйчатый белый змей с длинной плоской головой. Поводя головой из стороны в сторону над самым ковром, змей принялся нюхать воздух четырьмя щелястыми ноздрями, а затем пополз по коридору к лестнице.

Туман перекатился через двух других чудищ и заструился вслед за змеем.

В кухне, насчитывающей футов пятьдесят в длину и двадцать в ширину, стояло несколько железных, обложенных камнем плит. На полках вдоль северной стены рядами и стопками выстроились тарелки, кувшины и чашки. В пяти больших стеклянных горках хранились хрустальные кубки и блюда, в буфетах под полками — кухонная утварь и приборы. Одни двери, проделанные в восточной стене, открывались на лестницу, ведущую в южную башню, другие — на лестницу главного зала.

Окон не было, а потому в кухне, несмотря на многочисленные скрытые дымоходы, отводящие тепло от печей, стояла невыносимая жара, когда еда готовилась в больших количествах и десятки слуг сновали взад-вперед.

Даже теперь, когда слуги легли спать и горели только две лампы, здесь было еще довольно душно после приготовления ужина. Кива взяла из ящика нож, открыла дверцу буфета, достала оттуда круглый каравай с хрустящей корочкой, кусок обжаренной в меду ветчины, масленку и поставила все это на длинный мраморный стол.

— Это же мясной нож, — засмеялась Норда. — Учить тебя еще да учить, деревенщина.

Кива показала ей язык, продолжая кромсать хлеб своим ножом.

— Нож — он и есть нож. Если он острый, им можно резать все что хочешь.

Норда закатила глаза.

— Есть ножи для рыбы, для мяса, для хлеба, для устриц, для фруктов, для сыра. Придется тебе научиться этому, если хочешь прислуживать за столом на пирах у Рыцаря.

Кива, не отвечая, сняла крышку с масленки и намазала хлеб маслом.

— Для масла тоже есть ножи, — не преминула заметить Норда.

— Только железо впустую переводить, — фыркнула Кива.

— Ножи, как и мужчины, — опять засмеялась Норда, — используются каждый для своей цели. Одни для охоты, другие для любви.

— Ш-шш — при мальчике!

— Он спит, — сказала Норда. — Дети всегда так: то ему играть загорится, то есть захочется. А приведешь его в кухню да нарежешь целую гору хлеба — он уж уснул и все твои хлопоты ни к чему. — Обе девушки постояли, глядя на мальчика, который спал на скамейке, положив белокурую голову на руку. — Милашка какой, — шепнула Норда. — Как вырастет, будет бегать за юбками, оно сразу видно. Эти невинные глазки растопят не одно каменное сердце. Девчонки из платьев будут выскакивать, моргнуть не успеешь.

— Может, у него все будет по-другому, — возразила Кива. — Влюбится в кого-нибудь, женится и будет жить счастливо.

— Ну да — он ведь и занудой может вырасти.

— Ты неисправима. — Отрезав ломоть ветчины, Кива положила его между двумя пластами хлеба с маслом и откусила огромный кусок.

— Фу! — воскликнула Норда. — У тебя масло течет по подбородку.

Кива утерлась рукой и слизнула с нее масло.

— Чего добру пропадать, — сказала она, смеясь деланному отвращению Норды. — Покажи лучше, какие ножи для чего.

Норда выдвинув ящик, достала оттуда ножи с костяными рукоятками и разложила их на столе. Ножи были самые разные — от восьмидюймовых, устрашающе острых, до маленьких дюймовых с закругленными концами. У одного, кривого, как ятаган, лезвие делилось надвое.

— А этот зачем? — поинтересовалась Кива.

— Для сыра. Отрезаешь кусочек, а потом переворачиваешь лезвие и накалываешь сыр на эти зубцы.

— Красивые, — заметила Кива, разглядывая украшенные резьбой костяные черенки.

Дверь в дальнем конце кухни открылась, и вошел Эмрин, поддерживая Ю-ю Лианя. Лицо чиадзе стало серым от изнеможения, но он широко улыбнулся, увидев Норду. Эмрин, не в пример ему, сурово стиснул губы и радости не выразил.

— Мой день стал светлее! — сказал Ю-ю. — Две красивые женщины — и еда!

Эмрин отпустил его, и Ю-ю, качнувшись, оперся на меч. Эмрин подошел к столу, вынул свой охотничий нож и отрезал несколько ломтей мяса. Норда бросилась к Ю-ю и подвела его туда же.

— Любимчики мои.

— Что-то многовато у тебя любимчиков, — буркнул Эмрин. Норда подмигнула Киве:

— Он дрался за меня, знаешь? Правда, галантный поступок?

— Я дрался не за тебя, а из-за тебя. Это не одно и то же.

— Как украшают его знаки боевой доблести! — не унималась Норда. — Эти глаза, обведенные тенью, этот большой мужественный нос...

— Перестань, Норда! — Кива обошла вокруг стола и взяла Эмрина за руку. — Что до меня, я тобой горжусь.

— Чем тут гордиться? — сказала Норда. — Тем, что он стукнулся носом о кулак Ю-ю?

— Да замолчи ты! — огрызнулась Кива. — Он сегодня весь день охранял Ю-ю и даже помог ему дойти до кухни. Не всякий мужчина способен поступиться своим гневом ради долга.

— Это верно, он хороший парень, — сказал Ю-ю. — Я его полюбил. Его все любят. Можно мы поедим?

— Да ты весь дрожишь! — воскликнула Норда. — Не надо тебе было вставать, дурачок.

Из дальней двери несло холодом. Кива подбежала, закрыла ее и опустила щеколду, а Норда принесла одеяло и закутала в него Ю-ю.

— Вот не знал, что тут так холодно, — сказал Эмрин.

Обе женщины, продолжая хлопотать вокруг раненого, нарезали ему хлеба с мясом и налили персикового сока.