Новь - Иван Тургенев

- В Т...м уезде беспокойно, это верно! - промолвил он, потряхивая бородкой и прищуривая свои блестящие черные глаза. - Сергея Михайловича, должно полагать, работа. Вот уже пятый день, как их нету дома.

Нежданов взялся за шапку.

- Куда ты? - спросила Марианна.

- Да... туда, - отвечал он, не поднимая глаз и сдвинув брови. - В Т..ий уезд.

- Так и я с тобой. Ведь ты меня возьмешь? Дай мне только большой платок надеть.

- Это не женское дело, - сумрачно промолвил Нежданов, по-прежнему глядя вниз, точно озлобленный.

- Нет... нет! Ты хорошо делаешь, что идешь, а то Маркелов счел бы тебя за труса... И я иду с тобой.

- Я не трус, - так же сумрачно промолвил Нежданов.

- Я хотела сказать, что он нас обоих за трусов бы принял. Я иду с тобой.

Марианна отправилась за платком в свою комнату, а Павел произнес исподтишка и как бы втягивая в себя воздух: "Эге-ге!" - и немедленно исчез. Он побежал предупредить Соломина.

Марианна еще не появилась, как уже Соломин вошел в комнату Нежданова. Он стоял лицом к окну, опершись лбом о руку, а рукой о стекло. Соломин тронул его за плечо. Он быстро обернулся. Взъерошенный, немытый, Нежданов имел вид дикий и странный. Впрочем, и Соломин изменился в последнее время. Он пожелтел, лицо его вытянулось, верхние зубы обнажились слегка... Он тоже казался встревоженным, насколько могла тревожиться его "уравновешенная" душа.

- Маркелов таки не выдержал, - начал он. - Это может кончиться худо; для него, во-первых... ну, и для других.

- Я хочу пойти посмотреть, что там такое... - промолвил Нежданов.

- И я, - прибавила Марианна, показавшись на пороге двери.

Соломин медленно обратился к ней.

- Я бы вам не советовал, Марианна. Вы можете выдать себя - и нас; невольно и безо всякой нужды. Пускай Нежданов идет да понюхает немножко воздух, коли он хочет... и то немножко! - а вы-то зачем?

- Я не хочу отстать от него.

- Вы его свяжете.

Марианна глянула на Нежданова. Он стоял неподвижно, с неподвижным, угрюмым лицом.

- Но если будет опасность? - спросила она.

Соломин улыбнулся.

- Не бойтесь... когда будет опасность - я вас пущу.

Марианна молча сняла платок с головы - и села. Тогда Соломин обратился к Нежданову.

- А ты, брат, в самом деле посмотри-ка немножко. Может быть, это все преувеличено. Только, пожалуйста, осторожнее. Впрочем, тебя подвезут. И вернись поскорее. Ты обещаешь? Нежданов, обещаешь?

- Да.

- Да - наверное?

- Коли тебе здесь все покоряются, начиная с Марианны!

Нежданов вышел в коридор не простившись. Павел вынырнул из темноты и побежал вперед по лестнице, стуча коваными подковами сапогов. Он должен был подвезти Нежданова.

Соломин подсел к Марианне.

- Вы слышали последние слова Нежданова?

- Да; он досадует, что я слушаюсь вас больше, чем его. И ведь это правда. Я люблю его, а слушаюсь вас. Он мне дороже... а вы мне ближе.

Соломин осторожно поласкал своей рукой ее руку.

- Эта история... очень неприятная, - промолвил он наконец. - Если Маркелов в ней замешан - он погиб.

Марианна вздрогнула.

- Погиб?

- Да. Он ничего не делает вполовину - и не прячется за других.

- Погиб! - шепнула Марианна снова, и слезы побежали по ее лицу. - Ах, Василий Федотыч! мне очень жаль его. Но почему же он не может восторжествовать? Почему он должен непременно погибнуть?

- Потому, Марианна, что в подобных предприятиях первые всегда погибают, даже если они удаются... А в этом деле, что он затеял, не только первые и вторые погибнут - но и десятые... и двадцатые...

- Так мы и не дождемся?

- Того, что вы думаете? - Никогда. Глазами мы этого не увидим; вот этими, живыми глазами. Ну - духовными ... это другое дело. Любуйся хоть теперь, сейчас. Тут контроля нет.

- Так зачем же вы, Соломин...

- Что?

- Зачем вы идете по этой дороге?

- Потому что нет другой. - То есть, собственно, цель у нас с Маркеловым одна; дорога другая.

- Бедный Сергей Михайлович! - уныло промолвила Марианна. Соломин опять осторожно поласкал ее.

- Ну, полноте; еще нет ничего верного. Посмотрим, какие известия привезет Павел. В нашем... звании надо быть твердым. Англичане говорят: "Never say die".

Хорошая поговорка. Лучше русской: "Пришла беда, растворяй ворота!" Заранее горевать нечего. Соломин поднялся со стула.

- А место, которое вы хотели мне достать? - спросила вдруг Марианна. Слезы блестели еще у ней на щеках, но в глазах уже не было печали...

Соломин сел опять..

- Разве вам так хочется поскорей уехать отсюда?

- О нет! Но я желала бы быть полезной.

- Марианна, вы очень полезны и здесь. Не покидайте нас, подождите. Чего вам? - спросил Соломин вошедшую Татьяну..(Он говорил "ты" одному Павлу - и то потому, что тот был бы слишком несчастлив, если б Соломин вздумал говорить ему "вы".)

- Да тут какой-то женский пол спрашивает Алексея Дмитрича, - отвечала Татьяна, посмеиваясь и разводя руками, - я было сказала, что его нет у нас, совсем нету. Мы, мол, и не знаем, что за человек такой? Но тут он...

- Да кто - он?

Да самый этот женский пол. Взял да написал свое имя на этой вот бумаге и говорит, чтобы я показала и что его пустят; и что, если точно Алексея Дмитрича дома нет, так он и подождать может.

На бумаге стояло крупными буквами: М а шу р и н а.

- Впустите, - сказал Соломин. - Вас, Марианна, не стеснит, если она сюда войдет? Она тоже - из наших.

- Нисколько, помилуйте.

Через несколько мгновений на пороге показалась Машурина - в том же самом платье, в каком мы ее видели в начале первой главы.

XXXI

- Нежданова нет дома? - спросила она; потом, увидела Соломина, подошла к нему и подала ему руку. - Здравствуйте, Соломин! - На Марианну она только кинула косвенный взгляд.

- Он скоро вернется, - отвечал Соломин. - Но позвольте спросить, от кого вы узнали...- От Маркелова. Впрочем, оно и в городе... двум-трем лицам уже известно.

- В самом деле?

- Да. Кто-нибудь проболтал. Да и Нежданова, говорят, самого узнали.

- Вот-те и переодевания! - проворчал Соломин. - Позвольте вас познакомить, - прибавил он громко. - Госпожа Синецкая, госпожа Машурина! Присядьте.

Машурина слегка кивнула головою и села.

- У меня к Нежданову есть письмо; а к вам, Соломин, словесный запрос.

- Какой? И от кого?

- От известного вам лица.,. Что, у вас... все готово?

- Ничего у меня не готово.

Машурина раскрыла, насколько могла, свои крохотные глазки.

- Ничего?

- Ничего.

- Так-таки решительно ничего?

- Решительно ничего.

- Так и сказать?

- Так и скажите.

Машурина подумала и вынула папироску из кармана.

- Огня можно?

- Вот вам спичка.

Машурина закурила свою папироску.

- "Они" другого ждали, - начала она. - Да и кругом - не так, как у вас. Впрочем, это ваше дело. А я к вам ненадолго. Только вот с Неждановым повидаться да письмо передать.

- Куда же вы едете?

- А далеко отсюда. (Она отправлялась, собственно, в Женеву, но не хотела сказать это Соломину. Она его находила не совсем надежным, да и "чужая" сидела тут. Машурину, которая едва знала по-немецки, посылали в Женеву для того, чтобы вручить там неизвестному ей лицу половину куска картона с нарисованной виноградной веткой и 279 рублей серебром.)

- А Остродумов где? С вами?

- Нет. Он тут близко... застрял. Да этот отзовется. Пимен - не пропадет. Беспокоиться нечего.

- Вы как сюда приехали?

- На телеге... А то как? Дайте-ка еще спичку...

Соломин подал ей зажженную спичку...

- Василий Федотыч! - прошептал вдруг чей-то голос из-за двери. Пожалуйте!

- Кто там? Чего нужно?

- Пожалуйте, - повторил голос внушительно и настойчиво. - Тут пришли чужие работники, чтой-то толкуют; а Павла Егорыча нету.

Соломин извинился, встал и вышел.

Машурина принялась глядеть на Марианну и глядела долго, так что той неловко стало.

- Простите меня, - промолвила она вдруг своим грубым, отрывистым голосом, - я простая, не умею... этак. Не сердитесь; коли хотите - не отвечайте. Вы та девица, что ушла от Сипягиных?

Марианна несколько изумилась, однако промолвила:

- Я.

- С Неждановым?

- Ну да.

- Позвольте... дайте мне руку. Простите меня, пожалуйста. Вы, стало быть, хорошая, коли он полюбил вас.

Марианна пожала руку Машуриной.

- А вы коротко знаете Нежданова?

- Я его знаю. Я в Петербурге его видала. Оттого-то я и говорю. Сергей Михайлыч тоже мне сказывал...

- Ах, Маркелов! Вы его недавно видели?

- Недавно. Теперь он ушел.

- Куда?

- Куда приказано.

Марианна вздохнула.

- Ах, госпожа Машурина, я боюсь за него.

- Во-первых, что я за госпожа? Эти манеры бросить надо. А во-вторых... вы говорите: "я боюсь". И это тоже не годится. За себя не будешь бояться - и за других перестанешь. Ни думать о себе, ни бояться за себя - не надо вовсе. Вот что разве... вот что мне приходит в голову: мне, Фекле Машуриной, легко этак говорить. Я дурна собою.

А ведь вы... вы красавица. Стало быть, это вам все труднее. (Марианна потупилась и отвернулась.) Мне Сергей Михайлыч говорил... Он знал, что у меня есть письмо к Нежданову... "Не ходи ты на фабрику, - говорил он мне, - не носи письма; оно там все взбудоражит. Оставь! Они там оба счастливы... Так пусть их! Не мешай!" Я бы рада не мешать... да как быть с письмом?