Ворошилов - Владислав Кардашов

Ворошилов по-прежнему с охотой участвует в самых рискованных предприятиях. Он любит опасность, заражая своей удалью других. Ему становится известно, что в нескольких десятках верст, в слободе Мартыновке, на правом берегу реки Сал, уже около месяца отбивает атаки белоказаков советский отряд Ковалева, состоящий из украинцев — жителей слободы. Мартыновцы окружили себя окопами, вооружили всех, кто мог носить оружие. С первых чисел июля их отряд (около 3 тысяч бойцов) подвергался самой настоящей осаде, но, несмотря на ежедневные обстрелы и атаки, держался упорно. Когда иссякли патроны, их стали изготовлять в самодельной мастерской. Было ясно, однако, что белые рано или поздно раздавят мартыновцев. Храбрецов следовало спасти во что бы то ни стало. Единственный путь — кавалерийский рейд в тыл противника.

Регулярных кавалерийских частей тогда на Царицынском фронте, как и вообще в Красной Армии, было очень мало. Если обучение и формирование стрелковых частей — трудоемкое дело, то создание кавалерийских частей сложно вдвойне: тут требовались не только специально обученные люди, но и вышколенные кавалерийские лошади. Между тем значительную долю успеха казачьих войск в сражениях с красными и можно было отнести на счет многочисленной конницы. Веками привыкшие к лихим кавалерийским налетам, донские и кубанские казаки благодаря своим стремительным и дерзким передвижениям нередко получали преимущества перед красной пехотой.

В то же время на Дону и Северном Кавказе в распоряжении красного командования имелось достаточное для сформирования кавалерийских частей количество и лошадей, и опытных кавалеристов, бойцов и командиров. Об одном из них, заместителе командира 1-го социалистического кавалерийского полка, рассказал Ворошилову Сталин после того, как он побывал в частях 1-й Донской стрелковой дивизии.

Заместителя командира кавалерийского полка Ворошилов застал за интересным занятием, полностью его захватившим, — он выезжал молодую лошадь. Впоследствии Ворошилов узнал, что это было любимым его отдыхом.

Когда один из бойцов сообщил замкомполка о приезде начальства, тот соскочил с лошади и, чуть раскачиваясь при ходьбе, направился к приехавшим. Протянув руку Ворошилову, он представился:

— Буденный.

Все во внешности этого человека говорило, что он врожденный кавалерист. Крепкое, ладное, очевидно физически очень сильное тело, резкий, гордый поворот головы, загорелое, обожженное степным солнцем лицо, на котором выделялись темные, с хитринкой глаза и огромные, залихватские усы… Человек этот был заметен и сразу же стал симпатичен Ворошилову[18].

Они познакомились, Ворошилов также понравился Буденному. Был организован митинг для бойцов полка. Потом Ворошилов обсудил с начальником дивизии Шевкоплясовым и командиром полка Думенко, как помочь мартыновцам. Было решено совершить рейд в тыл врага, и Ворошилов отправился с полком.

Рейд прошел очень успешно. Проведя своих кавалеристов хорошо знакомыми местами, незаметно от врагов, Буденный внезапно с тыла напал на казаков, осаждавших Мартыновку. Поддержанные мартыновцами, конники Буденного обратили врага в бегство и торжественно вступили в слободу. Не было предела радости освобожденных — толпа измученных многодневной осадой бойцов, женщин, детей окружила Ворошилова и Буденного. В начале августа все население слободы вместе с буденновцами вышло в расположение красных войск, в район Куберле.

Так закончилась первая совместная операция Ворошилова и Буденного. Этому содружеству впоследствии суждено было принести нашей армии немало побед.

Всю вторую половину июля и начало августа Ворошилов находился на южном участке фронта, переформировывая отдельные отряды в регулярные части. Вскоре, однако, положение резко обострилось.

Белоказачьи полки перешли в решительное наступление с целью захвата города. 9 августа красные были вынуждены оставить Калач и далее, под напором белых, попятились к Волге. 14 августа противник находился всего в 15 километрах от Царицына. Подковообразный фронт, упиравшийся флангами в Волгу, все время сжимался.

От беспрерывного гула орудий в окнах лопались стекла; ночью было светло как днем: в городе начались пожары, горели дома и лесные пристани.

Как только обнаружилась угроза Царицыну, Ворошилов возвратился с юга и сразу же приступил к руководству войсками. Он перегруппировывает части, формирует новые, без колебаний и промедления устраняет трусов и паникеров. Он бросается на самые горячие участки. Если необходимо — он сам становится во главе лучших, испытанных бойцов и с ними идет в атаку.

15 августа 1918 года. Самый напряженный, самый решающий день. Рано утром Ворошилов и Щаденко едут в автомобиле по направлению к станции Воропоново. Над ней клубы дыма от пожаров, рвутся снаряды.

Навстречу по дороге тащатся фуры с ранеными, бредут одиночные бойцы со свежими перевязками. Автомобиль подъезжает к позициям Коммунистической дивизии. Ворошилов смотрит на своих товарищей, с ними он пришел сюда из Донбасса. На всех лицах печать безмерной усталости. Но он должен заставить их идти в бой. Он поднимается на сиденье машины.

— Товарищи! — Голос его сиповат. — Товарищи, нам нельзя отступать… Некуда отступать! Сзади Волга… Не для того мы сюда пришли, с Донбасса пришли, чтобы отступать… Вперед, товарищи! За мной, сыны революции! — кричит он, из последних сил напрягая голос.

С карабином в руке он выскакивает из машины, и бойцы идут за ним. Идут, потому что за такими вожаками люди последуют в огонь и в воду.

Отрезанные врагами на железной дороге бронепоезда Алябьева не сдаются, громят казаков из орудий и пулеметов. Вслед за бойцами Коммунистической дивизии в наступление переходит Донецко-Морозовская, и вот весь фронт в движении. Белые вновь, в который уже раз, откатываются…

— Теперь на другой участок, — торопит Ворошилов шофера Цыбаненко.

Проехали несколько верст. С высокого кургана в бинокль Ворошилов осматривает степь. Вдали, слева, у застывшего на путях бронепоезда, рвутся снаряды, звук разрывов перемежается с озлобленными криками «ура». Справа блестит озеро, около него ясно видна батарея, фигурки артиллеристов и лошадей.

— Это, конечно, твои морозовцы, — хмурится Ворошилов, обернувшись через плечо к Щаденко, — только уехали, они уже и остановились, невелик у них порыв…

— Да, может, не они, отсюда не видно, — защищается Щаденко.

— Как же не они! Поехали, сдвинем их с места, а то, глядишь, в обратную сторону начнут наступать…

«Фиат» направился к батарее. По мере приближения к ней, однако, сомнения начинают одолевать сидящих в машине: «А вдруг это враг?» Никто, правда, не высказывает это вслух — стыдно перед Ворошиловым, — но пальцы Щаденко непроизвольно сжали винтовку, Пархоменко начал вдруг проверять магазин пулемета.