Поездка в Обонежье и Корелу - Владимир Николаевич Майнов

особенную опасность для государства; тем не менее и старухи даниловские и старики стеснены таки надзором изрядно. Посреди бывшего монастырского двора находится здание главной часовни, а немного в сторону от неё, возвышается большая колокольня, которая когда-то имела вид весьма величественный, а теперь близка к совершенному разрушению, если только какому-нибудь псковичу не вздумается из её материала починить какую-нибудь амбарушку свою. На одной из сторон колокольни виден еще циферблат от огромных часов, которые возвещали жителям монастырским час молитвы; на циферблате написаны 17 цифирных славянских знаков, а делались эти часы в Москве; били они всякие пять минут и, по словам одного из старожил, выводили куранты. Вечерком отправился я на кладбище, составляющее для всех поморов святыню, как вообще потому, что они русские люди, которые всегда почитают места упокоения родственников, так и в особенности потому, что здесь погребены основатели поморского согласия. При «разорении Мамаевом» увлеклись административным рвением и в виду всех делали здесь такие дела, что даже гадко теперь вспомнить. По приказанию высшего начальства могилы главных лиц поморства были сровнены с землею, затем запаханы и засеяны травою. С трудом отыскал я место, где покоятся основатели и дальнейшие главы поморщины и как-то совестно мне сделалось, так что поглядел я кое что в часовне кладбищенской, да и поспешил оставить поскорее кладбище. На возвратном пути удалось, однако, мне отыскать могилы почти всех большаков и полюбоваться на дела рук разорителей и псковичей: серебряные иконки и кресты с крестов сняты были, говорят, в самое разорение, а псковичи и медными теперь не брезгают и редко на каком кресте встретишь задушбинный складень. Кладбище запечатано и вход туда большаку и всем даниловцам наистрожайше воспрещен; охотно бы отправился туда большак покадить «уснувшим», но находится вполне в руках православного священника; если священник мягкий человек, то, конечно, сквозь пальцы смотрит на то, что в кладбищенской часовне иногда вдруг запах ладана слышится, если же священник попадется из ревностных то конечно большаку уже кладбища не увидать ни за какие коврижки и деньги. В настоящее время в Данилове живут 16 старух, большак и нарядник. Все в Данилове было переписано, да еще и как переписано! напр., попадалась в руки чиновникам икона в золотой ризе, усыпанной аметистами и жемчугом — в описи значилось: «икона неизвестного святого (это видно, чтобы нельзя было потом отыскать ее) в металлической ризе с цветными каменьями»; зачастую чиновники нападали и на такую диковинку: «икона без ризы, которая когда-то была поснята кем-то», или «икона в медной ризе с местами для каменьев, а последние из своих мест кем-то вынуты!» Горы целые икон, крестов, книг и складней были навалены на возы и увезены, но куда? —  неизвестно. Чиновники нарочно в виду поморов садились на воза с усилием и оказывали некоторым образом свое презрение к тому, па чем они сидели. Библиотека Даниловская так и сгинула куда то, а образа разошлись по разным церквам Прионежья. Говорят, что даниловские рукописи опять вернулись к тем, кому они были дороги, но конечно не все и распропало их много, благодаря варварскому отношению и чиновничества и духовенства; даже остатки этого богатства, помещающиеся в настоящее время в чулане архиерейского дома, гниют, покрыты плесенью и гибнут для науки, так как там они никому не нужны, а расстаться с ними не хочется.

LIII

Прежде, во времена блаженные, когда «арапчик» все дела кончал, Данилов должен был действительно казаться городом. Население его простиралось до 1000 человек; жители занимались хлебным делом, а также Данилов снабжал чуть ли не всю поморщину, да и другие беспоповские толки книгами, иконами и вещами. Существует свидетельство, что даниловцы зачастую бывали на Груманте для промыслов, а раз добрались даже до Америки. В Данилов сходилось весьма много капиталов, так как многие клали в его кассу задушбины, да и добывали жители много от промыслов и торговли; всякий помор обязан был хоть раз в жизни побывать в Данилове, да и до сих пор по-видимому эти посещения не прекратились. Большак монастырский, по уставу Денисова и по обычаю, был и игумном, и атаманом, в хорошем смысле этого слова; в помощь ему существовал всегда нарядник, так сказать, управляющий делами более мелкими и надсмотрщик за работами. Эти два лица остались еще и теперь, остальные же, в роде уставщика и иных, теперь уже не существуют. В ограде помещалось 193 жилых строений, как-то: огромная богадельня, часовня, швальня, возчая, казначейская с значительными складами одежды и обуви, соборная, большакова, келарская, нарядничья и другие многоэтажные и одноэтажные избы; кроме того тут же стояли: кожевенный завод, 3 бани и 4 конских двора. У монастыря было 100 лошадей, 150 коров и 60 телят. Женская половина была отделена от мужской стеною в 560 сажен длины; тут были: пекарня, больница, псалтырня и наконец известная грамотная горница, где помещался, так сказать, всероссийский поморский женский институт. Здесь обучались чтению, письму, рисованию, пению и женским рукодельям, как девушки местные, так и дочери богатых петербургских, московских и других купцов, которых присылали сюда родители на обучение. Тут же на женской половине выстроены были 19 частных домов, где жили разные вдовы и вообще лица, не принадлежащие собственно к монастырю, но желавшие уединиться от шумной городской жизни. Данилову принадлежали 27 скитов и 12 пашенных дворов или приказов, которые отняты были в 1838 году в казну, причем все работники были разогнаны. На Онежском озере Данилов имел несколько пристаней, из которых главною считалась Пигматка, куда привозилось ежегодно до 10 т. кулей одного хлеба; Данилову принадлежали 2 лесопильные завода, несколько мельниц, 6 судов морских даниловских ходили по Белому морю и доставляли в Сороку добытки промышленников; в Архангельске монастырь имел солеварню и салотопню, наконец в самом Петербурге — подворье. Торговля крестами, книгами и иконами доходила до весьма значительных размеров; зачастую заходили в Данилов соловецкие богомольцы, не видели особенной разницы от православия и легко присоединялись к согласию. Самое большее стечение народа бывало обыкновенно. на Пасху, Богоявление и 8 и 14 сентября; тут и совершались во множестве переходы православных, которым нравилась строгая жизнь иноков и жителей даниловских и которые не питали особенного уважения к своим православным пастырям и домам. В особенности привлекал Данилов много народа из беспоповцев своим кладбищем и тем, что там соблюли так называемое Корнилиево причастие. Корнилию удалось унести с собою причастие до Никоновского освящения, он высушил его, истолок, и пек хлебы, в которые помещал частицы дониконовского причастия; Корнилиево причастие долго велось в