Моя любимая заучка - Ника Черри

свитками, а Максим стоял в проходе, подпирая косяк и блуждая цепким взглядом по её телу. Она специально на патрулирование напялила на себя короткую юбку? Он и до этого не особо участвовал в их общем задании, а теперь и подавно не будет.

— Ты можешь и вовсе не идти со мной, если не хочешь, — Ромашова повернулась к нему, откидывая кудри за спину, — Я ничего не расскажу Ирине Петровне.

Она завела руки назад и облокотилась ладонями о стол, отчего моментально захотелось завалить её, впиться губами в нежную шею, схватить за кудри и целовать, гладить, ласкать…

— Громов?

Ромашова наклонила голову чуть в бок, беглым взглядом блуждая по его лицу.

Максим встряхнул головой, отлип от дверного косяка и встал в проходе в полный рост, засунув руки в карманы брюк.

Внезапно накатила злоба. Хуй его знает, откуда она взялась и явно была здесь третьей лишней.

Громов прищурил глаза и спокойным ледяным голосом спросил:

— Ты с ним спала?

Лиза уставилась на него, как на ненормального:

— С кем?

— Со Смирновым.

Она ещё секунду недоумённо хлопала глазами, разинув рот, но потом резко выпалила, нахмурив брови:

— Тебе какая разница, Громов? Ты и так уже много сделал того, чего делать не нужно было…

Громов в два шага сократил расстояние между ними, опустил свои руки на стол рядом с её и наклонился так, что их лица почти соприкасались носами:

— Я задал вопрос. Ты с ним спала?

Ромашова сглотнула, а карие прекрасные глаза лихорадочно заметались по его лицу:

— Я не обязана отвечать, это не твоё дело…

Громов тяжело вздохнул и прикрыл веки, а слова разлетелись по кабинету ледяными осколками:

— Если ты мне сейчас не скажешь правду, я не поленюсь и найду этого уёбка, и тогда…

Не успел он договорить, как Лиза пискнула:

— В каком смысле спала? На одной кровати?

— Он тебя трахал? Знаешь, что означает слово «трахал»?

— Да не трахал он меня! — закричала Ромашова ему прямо в лицо, — Меня никто не трахал, кроме тебя, ублюдок! — Громов почувствовал, как мелкая дрожь окутала её тело, — Как вообще ты смеешь задавать мне такие вопросы после всего того, что ты сделал?!

Её грудь часто вздымалась, а щёки залил румянец, отчего смотреть на неё стало ещё приятнее.

Громов сверлил её взглядом, почти не мигая и не отодвигаясь ни на сантиметр:

— Ты спала с ним в одной кровати?

Сам не понял, как новая волна гнева захлестнула, а на лице появилось презрительное выражение.

Лизу перестала бить дрожь, и она тупо уставилась на него. Максим заметил, как промелькнул страх в шоколадных глазах.

— Да, я спала с ним в одной кровати. Это запрещено?

Её голос еле заметно дрожал. Очевидно, она боялась его.

— Запрещено, Ромашка.

Они молча смотрели друг на друга. Она была настолько близко, что он чувствовал её дыхание на своём лице. Чувствовал ни с чем больше на свете не сравнимый запах. Волосы источали аромат чего-то сладкого, а от запаха её кожи начиналось головокружение.

Он оторвал руку от стола и нежно провёл обратной стороной ладони по её щеке. Какая же у неё нежная и мягкая кожа…

Ромашова прерывисто вздохнула, вздрогнув всем телом.

— Знаешь, Ромашова. Если я ещё раз увижу его возле тебя, я сделаю так, что он будет страдать всю оставшуюся жизнь.

Громов говорил медленно, полушёпотом, а серые глаза не мигая смотрели на неё.

— Я ничего не понимаю, — жалобно протянула Лиза, — Чего ты от меня хочешь?

Громов чуть отодвинулся, отчего смог оглядеть её полностью. Каштановые кудри небрежными локонами лежали на груди и почти доставали до стола, прямые брови не переставали хмуриться, отчего между ними пролегла небольшая складочка, а чуть приоткрытые такие правильно очерченные чувственные губы так и просили их смять своим ртом. Или ему так казалось, что просили, ведь у него давно уже стоял.

— Я же тебе уже сказал. Не позволяй этому уроду трогать себя, даже просто подходить.

Громов снова придвинулся ближе, опёрся руками о стол, заключая таким образом Лизу в ловушку. И наклоняясь к её уху, вдыхая сладкий аромат пушистых волос, прошептал:

— А если позволишь, — он зарылся рукой в её волосы, прижимая голову к своему плечу, — И я увижу вас вместе, — резким движением руки дёрнул за волосы вниз, отчего у Лизы из приоткрытого рта сорвался стон, — Я уничтожу его. Потом я уничтожу и тебя.

Громов вдохнул кожу на её шее, исследуя носом каждый миллиметр, выводя круги, словно хотел впитать её запах про запас в свои лёгкие, чтобы потом достать и вдохнуть снова. Он видел, как крошечная венка пульсирует чуть ниже мочки уха. Не оставалось никаких сил, он чувствовал, что срывается.

Громов посмотрел в её лицо. Она открыла глаза и ответила чуть затуманенным взглядом, а грудь часто вздымалась, выпинывая воздух из лёгких. Бли-и-ин, да ей же нравилось…

Глядя ей прямо в глаза сверху вниз, так и не отпуская волосы, он хрипло произнёс:

— Если ты не остановишь меня сейчас, то не остановишь уже никогда.

Глава 32

— Если ты не остановишь меня сейчас, то не остановишь уже никогда.

И впился в её губы так страстно, будто в последний раз. Язык легко проник в её горячий рот, плавно соприкасаясь с языком. Он отправил ей свой стон, а она его вернула. И он поймал. В голове подожгли канистру с горючим, и она взорвалась, раскидывая ошмётки с острыми краями по всему телу, они впивались острыми краями и резали вены, резали всё, до чего могли прикаснуться.

Она подалась навстречу, он почувствовал, как хрупкие девичьи руки обвились вокруг шеи, округлые формы груди тесно прижались к его торсу, отчего захотелось разорвать на ней всю одежду и сжечь.

Громов подхватил её на руки, не отрываясь от жадно отвечающего на его поцелуи влажного рта Ромашовой, и повалил на диван.

Двое задышали в унисон, оторвавшись друг от друга. Большие карие глаза смотрели в его серые с мольбой, отчего частички атомов вокруг закружились с космической скоростью, а её желание можно было потрогать рукой, словно струны гитары, которые совершенно точно издали бы такой звук, какой ему был необходим.

И вмиг соединились губами снова, жадно поглощая друг друга, словно изголодавшиеся хищники. Словно и не было до этого ничего, преград, предрассудков, взаимной ненависти. И не было сомнений в том, что они хотели одного и того же. И уже довольно давно.

Этот миг принадлежал лишь им двоим.

Не отрываясь от таких желанных