Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович

— Не все миссионеры, приходя к туземцам, выживали. Некоторых даже съедали, как капитана Кука. Так что смотри, Олег! — говорил он тогда двухметровому морпеху.

— А что же ты не смотришь за ним? Где отче-то наш, единственный на всю Ангарию? — ехидно спросил Сазонов.

— Опа, только что был у пристани! — воскликнул Васин, обернувшись.

А Карп уже высматривал место под часовню. Да, в чём, в чём, а в работоспособности отцу Кириллу не отказать. Отмахиваясь от суетившегося вокруг него детины-морпеха, который решил сразу втолковать священнику меры его личной безопасности, Карп, забравшись на небольшой холм, с удовлетворением поглядывал окрест, приложив ладонь ко лбу. Наконец, вполне удовлетворившись, он окрестил землю вокруг и, сойдя с холма, перекрестился ещё раз. Ну а далее, не обращая внимания на Олега, пошёл в деревню, что немного отстояла от острога, знакомиться с будущей паствой. Васин махнул рукой и, подозвав двух парней с винтовками на плечах, приказал им сопровождать священника. Правда, посоветовал им держаться от него чуть поодаль, но и глаз с него не спускать.

— Алексей, пушек взяли только две, иначе не довезли бы, ей-богу! — Когда Васин вернулся к Сазонову, тот уже осматривал привезённые группой Олега припасы. — Оленей оставили у Шилки, в зимовье. Шесть тунгусов с ними.

— Пушечки, чую, скоро пригодятся, — негромко сказал Алексей.

Сазонов рассказал про солонских разведчиков, которых они отправили взашей, на что Олег, несколько поморщившись, сказал лишь:

— А зачем отпустил? Не проще ли… — и показал характерный жест ладонью по шее.

— Не проще! Князь солонов всё равно отреагирует на наше усиление, прямо или через третьи головы, но отреагирует, и теперь, после вашего появления, чем раньше — тем лучше.

Пушки установили на переносных лафетах в двух башенках, что стояли по диагонали. Одна из них смотрела на реку, а вторая — на сбитую конскими копытами и ногами амурцев широкую тропу вдоль реки.

— Солонский князь не трус, он гордый. Но с ним хорошо мир иметь, — прижалась к Алексею Сэрэма.

Однако правильно было сказано — ежели хочешь мира, то готовься и к войне. Этому принципу Сазонов следовал буквально. Он немедленно принялся за изучение конструкции новой ангарки, найдя её предельно простой и эргономичной. Единственным минусом стало лишь небольшое количество нового оружия, всего двадцать четыре ствола. Половина из них — переделанные ружья.

Ночью, после очередной порции любовных утех, Сэрэма прижалась горячей щечкой к влажной от пота груди Алексея и в который раз зашептала на смеси двух языков — айнского и русского — об устье великой реки Амур, где жила её семья. Там, где Амур изливается в океан широким потоком. А за полосой океанских вод лежит Я ун мосир — наша земля, родной остров утара Нумару — отца Сэрэмы. Кузнец Нумару, после ссоры с нишпа Варойо, вождём его рода, ушёл на северную часть Я ун мосир, а затем и на Амур. Там жила родня Нумару. Там же родилась и Сэрэма, и оба её брата. И там же она была похищена дикарями — сумэренкур. Грязные и дурно пахнущие, в одежде из рыбьей кожи и босые, они утащили её в свои убогие жилища и вскоре отдали солонскому князьку, который, в свою очередь, обменял Сэрэму даурам. Даур Мингит, у которого она жила целый год в услужении, подарил несчастную девушку юному князьку Албазе. К счастью, тот словно не замечал очередную жену, так ни разу не разделив с нею ложе. К счастью для Алексея, потому что для самой Сэрэмы это было довольно оскорбительно — считаться женой, ни разу ею не побыв. Албаза же всё время проводил с другими, более старшими жёнами. Теперь Сэрэма поняла, как ей повезло, ведь её Алексей очень обрадовался тому, что его женщина не досталась прежде никому из мужчин. А сегодня Алексей сказал, что она должна стать его женой! А ещё приехал старик, который поженит их по закону, принятому у народа её будущего мужа. Но до свадьбы она должна будет принять новую веру, также принятую у народа Алексея. Он же при этом объяснил ей, что её личное дело — принимать ли эту веру всем сердцем или оставаться со своими богами, что сотворили этот мир, — пасэ камуя. Но для того, чтобы их единение не вызывало сплетен среди единокровных с её мужем людей, Сэрэме нужно пройти обряд посвящения в таинство новой веры у того худого, жилистого старика.

— Для меня важнее быть с тобой, Алёша, — говорила тогда Сэрэма, — а Бог, он един. Просто у него много названий и воплощений.

Карп остался доволен увиденным. Всё, начиная от глинобитных домов, поделённых на светлую и тёмную половины, от удобных отхожих мест и кончая условиями содержания скота, говорило о том, что народ сей крепкий и хозяйственный. Сами дауры были низкорослы, но крепки телом, в отличие от тунгусов, имели и растительность на лице — у многих мужчин была довольно густая борода, что для русского взгляда было приятно. Отец Кирилл с явным удовольствием предвкушал значительное увеличение своей паствы.

Раннее утро на Волге, понад рекой стелется белёсый клочковатый туман, уже вжимаясь в берега, где прильнули ветвями к воде кучно растущие ивы. Солнце греет чуть-чуть, начинается день, ногам зябко ступать по холодной росистой траве. Ивашка пробирался к реке — умыться да ещё раз приглядеться к островку, к которому плавали все большие мальчишки деревеньки. Хоть и прохладно было, но от воды, казалось, шло тепло. Закатав штаны, Ивашка вошёл по колено в воду и с удовольствием принялся умываться, шумно отфыркиваясь. Поначалу неясный для уха звук постепенно добавлялся к плеску воды, и мальчишка завертел головой, отыскивая источник его. Ничего необычного видно не было, однако шум нарастал. Подалече всхрапнул конь.

«Стук копыт», — понял Ивашка, удивлённо пробормотав:

— Кто это с утра пораньше коня выпустил?

Распрямившись, Ивашка внимательно оглядел поле — коня видно не было. Тут взгляд его упал на берег.

— Пресвятая Богородица!

Из исчезающей утренней дымки вынырнула под мерное постукивание копыт первая лошадь, за ней вторая, третья. Всадники в лисьих островерхих шапках. Конная колонна начала разворачиваться веером, выходя на засеянное ячменём поле. Крупные капли упали с подбородка замершего мальчишки, Ивашка, не отводя глаз с надвигающейся беды, начал пятиться.

«Замирили же татар давным-давно, никак! Откель они?»

Пятился он, покуда не свалился оземь, наступив на мокрую корягу. Только теперь Ивашка со всех ног припустил к деревеньке, закричав:

— Татары! Татары!

Улепётывающего мальчишку легко нагнал один из всадников, со смехом оторвав его от земли и рывком перекинув через седло. В нос ударило конским потом. Татарин вскоре посадил Ивашку на коня более привычным пареньку способом и, показав ему пальцем «не балуй, мол», принялся раздавать команды своим людям, окружавшим деревню. Небольшая, всего с десяток дворов, деревенька, с одной стороны прикрытая густым лесом, а с другой — широкой балкой, обезлюдела за каких-то полчаса. Однако на этот раз татары никого не рубили и ничего не жгли. В деревне осталось лишь полтора десятка стариков, все остальные были уведены в сторону Васильсурска. Туда же тянулось и ещё с десяток небольших караванов испуганных, ничего не понимающих людей.

В Васильсурске крестьяне Засурья, к горестному их изумлению, были буквально проданы стрелецкому начальнику из Казани. Как и остальные несчастные крестьяне, засурцы, вместе со своими пожитками, были согнаны на лодии. Через некоторое время, когда люди расположились на палубах и прекратились жалобные и гневные выкрики крестьян, караван из двенадцати речных судов неспешно взял курс от пристани хиреющего городка на Волге, давно потерявшего свою значимость граничной крепости, на Казань.

— Тятя, что деется? — спрашивал Ивашка отца. — Куда мы плывём?

— И не пытай меня о сём, Ивашка. Главное, что живот свой сохранили, а там посмотрим, что дале будет, на всё воля Божья, — отвечал отец, прижимая к себе заплаканную мать, без чувств лежащую на тряпье.