Мой темный принц - Джулия Росс

Он повернул голову и устремил на нее пронзительный взгляд.

– О Боже! Зачем вы говорите мне вес это? Неужели не понимаете, как опасно признаваться мне в подобных вещах?

– Опасно! Почему?

– Если вы не понимаете, тогда вы не столь коварны, как я думал.

Сердце ее бешено колотилось в груди.

– Не вижу разницы.

Он повернулся и сел на подоконник.

– Я об искушении речь веду. – Он протянул к ней руки. – Вы же не можете не понимать этого! Искушение терзает меня. Я боролся с ним. То, что я сейчас узнал, только осложняет борьбу.

Она опустила взгляд, стараясь говорить легко и непринужденно:

– Вы пытаетесь заставить меня остаться здесь, в этом коттедже? Хотите, чтобы я не вернулась в Раскалл-Холл? Честное слово, я искренне не понимаю, зачем вам это.

Свет свечи гладил его лицо, лицо сказочного принца, затерявшегося в полуночном лесу.

– Потому что я думаю, что должен подружиться с вами. Я не знаю, что еще мы можем сделать. Мы связаны друг с другом. Я, конечно, инициатор, но на самом деле у меня тоже не было выбора. – Он обхватил голову руками и наклонился вперед. – Не думайте, что я хочу обидеть вас! Нет, не хочу. Я ничем не хочу вас обидеть. Но что поделаешь, мы приговорены к браку по расчету, и я думаю, все будет намного проще, если мы станем друзьями… Если я смогу научиться быть другом.

Она не сводила взгляда с коленей, с крохотных полосок и цветочков на ткани платья.

– Я не знаю, могут ли мужчины и женщины… Я не знаю, возможна ли в данных обстоятельствах настоящая дружба.

– Из-за поцелуя? – Он закрыл лицо руками, уперев локти в колени. До чего же он красив, само воплощение страсти! – Тогда как же мне вести себя с вами? Как вам вести себя со мной? Я словно существо из другого мира, внезапно заброшенное в эту деревенскую жизнь. Это ваше место, не мое. Если я стану обращаться с вами, как обращаюсь со всеми прочими из моей жизни, я непременно сделаю вам больно. Я следил за вами. Заставил вас трястись от страха. Ничто из того, что я предлагал вам, не было искренним, кроме… кроме того, что произошло под омелой. Я был искренним, Пенни. Искренним. Но я боюсь этого. И теперь еще больше, когда вы сказали мне, что были замужем.

Маленькие цветочки бежали парами по каждой стороне полосок.

– Потому что вы считали меня неопытной. Вы ошиблись. Какая разница?

– Разницы быть не должно, не так ли? Но она есть. Считать вас девственницей… это словно узда для моих страстей. Мне так было легче. – Он вздрогнул.

Крохотные огоньки пламени плясали на знакомых уютных вещах: книгах, стульях и всяких безделушках, символах всей ее здешней жизни, ее детства и отрочества. Комната, из которой она так по-глупому сбежала в пятнадцать лет. Комната, где мать распахнула ей свои объятия, прощая за все и подставив теплое плечо, на котором она могла спокойно порыдать по возвращении.

– Разве у вас было мало любовниц? – Пенни зажала рот рукой, услышав свои собственные слова. – Простите меня. Это неслыханная наглость. Можете не отвечать.

Он сплел пальцы и уперся в них лбом. Прекрасные, сильные руки, словно сошедшие с картин Рембрандта.

– Нет, я отвечу вам. Друг ответил бы, так ведь? Правда состоит в том… у меня никогда не было никаких романов.

– Но я думала, в вашем положении…

– Это слишком опасно. Я не имею права наделять женщину подобной силой и влиянием. Ее семья наверняка захочет воспользоваться ее положением. Остальные станут ревновать. Мне каждый день приходится ходить по острию бритвы. Отдать предпочтение одной благородной даме и возвысить ее над другими – это катастрофа.

Она даже представить себе не могла подобного мира. Мира, в котором сексуальные предпочтения принца способны повлиять на судьбу нации. Она припомнила добродетельную королеву Елизавету, королеву-девственницу, которая осмотрительно отбирала себе фаворитов и с опаской относилась к собственной власти, способной разрушить мир – и ее саму, – как случилось с ее кузиной, королевой Марией Шотландской. Но Елизавета жила в шестнадцатом веке. Те времена давно канули в Лету, или нет?

– Но насколько я понимаю, наш принц-регент…

– Это Англия!

– О! – вырвалось у Пенни. – О, я не подумала. Я полагала, что вы очень опытны.

Он надтреснуто рассмеялся:

– Я один из цыганских принцев Глариена. Репутация бежит впереди меня, будто трубач на параде. Я знаю, как воспользоваться ею в политических целях на балах и государственных приемах. Зачем кому-то знать правду?

– И ни одна из придворных дам никогда не бросала вам вызов?

– С тех пор как мне исполнилось восемнадцать, дамы из кожи вон лезут, ничем не брезгуют, включая подкуп моей стражи, лишь бы проникнуть в мои покои. Я отсылал их прочь, стараясь не обидеть и не сделать больно. Но тронуть их я не смел. Вам, конечно же, не понять. С чего бы это вы вдруг поняли? Да и какая мне, Господи, может быть разница, понимаете вы или нет?

Сама не ведая, что творит, Пенни поднялась и подошла к подоконнику. Взяла его руки в свои и оторвала их от лица. Он пораженно уставился на нее. В его глазах горела ночь.

– Полагаю, вы можете поцеловать свою подругу, – сказала она. – Не задумываясь над тем, чтобы изнасиловать ее. Особенно если этой подруге ничего от вас не надо и ни на какую политическую власть она не претендует. Ради Бога. Вы уже делали это.

Она наклонилась и легонько чмокнула его в уголок рта. И застыла в ожидании, сжимая дрожащими руками его пальцы.

«Хороший из него господин получился, – сказал Джеб Хардакр. – Умный он человек, знает, что земле требуется, да еще вы, мисс Линдси, ему помогаете».

«У мальчика было золотое сердце, – говорила миссис Хардакр. – Он плакал над мертвым воробышком. Принес свои игрушки моему маленькому брату Питеру, когда тот слег с оспой и чуть не помер. Я всегда знала, что этим иностранцам не удастся сломить его, и вот пожалуйста – я оказалась права».

«Безумный принц. Что, если я помогу Глариену только из-за вас? Но им все же удалось сломить вас. И я понятия не имею, почему считаю своим долгом проверить, не слишком ли поздно вас спасать».

Он позволил ей держать его пальцы – гладкие, идеальные пальцы, отвердевшие только в тех местах, которых касались кожаные поводья. Пальцы наездника. И все же она ощущала нарастающее напряжение внутри, словно он с трудом сдерживал себя, изо всех сил стараясь не воспользоваться тем, что она сделала.

Сердце гулко стучало в груди. Пенни охватил огонь желания. Она закрыла глаза, ощущая слабость и нарастающее внутреннее напряжение. Но его пальцы не двигались, легко касаясь ее руки, и ей показалось, что стоит ему убрать руку, как между их ладонями проскользнут синие искры.