Красная Армия - Ральф Питерс

Офицеры дивизиона собрались вокруг него большой крестьянской семьей, привыкшей сообща решать все проблемы, и все делать правильно. Шилко приказал занять огневые позиции, подняв длинные стволы орудий до упора вверх, чтобы не врезаться ими в обрамлявшие дорогу деревья. Тяжелые стволы поднялись, как слоновьи хоботы, готовые по команде фыркнуть снопами огня. Заспанные офицеры терли глаза и колдовали над оборудованием, пытаясь что-то сделать в темноте. Шилко сомневался, что его подчиненные во время марша сверялись с картами, так как все устали и просто следовали за идущей впереди машиной. Он по-отечески напоминал им, где они находятся.

Лейтенанты и сержанты с криками размахивали маленькими фонариками, направляя огромные орудия на позиции в узком пространстве. Гусеницы грохотали по дорожному покрытию, двигатели рычали, будто злясь оттого, что их разбудили посреди ночи. Орудия напоминали Шилко больших, едва управляемых зверей.

К нему подошел Ромилинский.

— Товарищ подполковник, первая батарея готова и ждет огневой задачи.

Шилко кивнул. Он взял Ромилинского за руку, указывая ему направление стрельбы.

— Товарищ командир, разве мы не должны вызвать штаб дивизии и запросить разрешение на внеплановое открытие огня?

Шилко усмехнулся. При всех своих замечательных талантах штабного офицера, Ромилинский явно плохо представлял себе, как действовать в критической ситуации.

— Вы размышляете, как прусак, — сказал Шилко, с улыбкой глядя на молодого офицера. — Посмотрите вокруг. Я не смог понять, что за подразделение проходило здесь последний час. Я не знаю, где находится штаб дивизии, и не собираюсь тратить на это время, вместо того, чтобы решать стоящую перед нами задачу. Это все равно, что пытаться получить квартиру в Москве за час хождения по инстанциям.

— Но могут быть непредвиденные осложнения…

Шилко нравился Ромилинский. Капитан был жутко серьезным молодым человеком, всегда до болезненности искренним и ответственным. Шилко считал, что когда-нибудь он станет отличным командиром дивизиона, если не исчезнет в водовороте офицерской программы генерального штаба.

— Колебания… нежелание брать на себя ответственность… это, до некоторой степени наша русская болезнь, — сказал Шилко. — Сам я никогда от нее не страдал. Возможно, поэтому я до сих пор подполковник. Но я всегда был убежден, что если дела идут плохо, всегда должны найтись те, кто скажет: «черт с ними, с правилами, сделаем то, что нужно». И сейчас я собираюсь извлечь максимальную пользу из тех лет прекрасных уроков, которые мне преподала Советская Армия. В конце концов, что нужно хорошему артиллеристу? Цель и правильная позиция. — Шилко отпустил руку Ромилинского. — Разве Ленин спрашивал у кого-то разрешения на Революцию? В любом случае, вы останетесь здесь и будете вести огонь, а я собираюсь двинуться вперед и выручить тех ребят из мотострелковых войск. Поддерживайте связь по рации. И покажите им, где раки зимуют!

Майор Коловец не был уверен в правильности принятого решения. Его усиленный танковый батальон, выступавший в роли передового отряда, просто катился через тыл противника после небольшой стычки. Звуки боя остались в десятках километров позади. Ситуация казалась Коловцу настолько нелепой, что он размышлял, не ловушка ли это. Он вел свои танки по хорошим второстепенным дорогам, не встречая сопротивления. Время от времени за деревьями в полях просматривались какие-то огни, но по ним никто не стрелял. Он приказал своим подчиненным не стрелять, если он не будут атакованы первыми. Коловец обратил внимание на то, что окружающие дорогу сельские пейзажи менялись очень мало, и его это волновало. Он опасался, что колонна потеряется в темноте, и это может отразиться на его послужном списке. Но батальон двигался по шоссе с севера на юг, и казалось, что все шло весьма неплохо.

Коловец попытался связаться со штабом и доложить о своем местоположении. Но эфир был переполнен статическими помехами и треском. Он не знал, стали ли они жертвой направленного радиоэлектронного противодействия, или помехи были случайными. Он только знал, что не может связаться ни с кем из вышестоящего начальства, и ощущал неуверенность в соответствии своих приказов реальному положению дел.

Они двигались по узкой, незащищенной полосе автобана, обвитого цепью проселочных дорог. Этот путь наименьшего сопротивления вел колонну на юго-запад. Несколько раз фланговое охранение сообщало о технике противника, двигавшейся по параллельным проселкам. Коловец боялся потери связи с собственным охранением, как и со штабом. Но связь более-менее пробивалась сквозь заполнявший эфир белый шум. Он был в ужасе от мысли, что его могут обнаружить, а уж тем более поймать в засаду в лесу. Картина напоминала ему сказки, которые мама рассказывала в детстве, когда все плохое случалось в ночном лесу.

Коловец повторил всем подчиненным указание не стрелять, если они не будут атакованы. Когда его попытки выйти на связь со штабом не дали никакого результата, он скомандовал колонне оставить шоссе и перейти на вспомогательные дороги в лесу. Он приказал танковым ротам двигаться широким фронтом, за исключением арьергарда, который должен был оставаться на шоссе и, в случае чего, двигаться к цели по назначенному маршруту. Затем он положил микрофон, и подумал, что рация была полным барахлом. Почему бы Советскому Союзу не научиться производить нормальные рации, которыми хотя бы иногда можно было бы пользоваться? Коловец был уверен, что противник не испытывал подобных проблем. Нет, у них была самая новая, чудесная техника. Он решил, что должен при случае высказать все, что думал начальнику связи батальона.

Коловец высунулся из башни, глядя в темноту, как будто пытаясь найти ответы. К его изумлению, прямо к колонне ехал автомобиль с горящими фарами.

Это была гражданская машина, ехавшая, как на прогулку. Внезапно, водитель нажал на тормоза. Автомобиль ехал довольно быстро, и было забавно наблюдать, как он пытается затормозить и не врезаться ни в танки, ни в обрамляющие дорогу деревья. Водитель, наконец, справился с управлением и, развернувшись, помчался обратно. Когда он уже почти скрылся, судорожно переключая передачи в попытке поскорее набрать скорость, его настигла пулеметная очередь. Автомобиль врезался в деревья на обочине.

Коловец потянулся к микрофону, собираясь отчитать того, кто, не подчинившись его приказу, открыл огонь. Но вовремя остановился. В самом деле, выбора не было. Водитель мог сообщить о них. Возможно, он даже был шпионом.

Его вызвал лейтенант, командующий группой охранения на левом фланге. Коловец помедлил с ответом, думая больше о том, что стрельбу мог услышать противник. Маленький автомобиль запоздало загорелся.

Коловец откинулся на крышку люка. Нужно было двигаться. Он ответил на вызов лейтенанта, надеясь, что тот не столкнулся с серьезными проблемами. Он просто хотел, чтобы все прошло гладко.

Но не судьба. Командир танковой роты на левом фланге обнаружил вспомогательную колонну противника к югу от них. Там были артиллерийские установки, саперная техника и километровая колонна грузовиков. Но никто из них не подавал никакого беспокойства, свидетельствовавшего о том, что они рассчитывали столкнуться с врагом. Они просто стояли между перекрестком двух автобанов и небольшим городом. Некоторые водители даже вышли из машин без оружия. Лейтенант утверждал, что колонна была беззащитна.

Коловец не был в этом уверен. Он никогда не был в бою. Как офицер танковых войск он всегда мог держаться подальше от Афганистана, так как в советском контингенте было не слишком много танковых подразделений и всегда находилось достаточно восторженных добровольцев. Кроме того, Коловец никогда не командовал передовым отрядом, даже на учениях. Он получил это задание только из-за неразберихи на марше, потому, что его батальон можно было быстрее всего отправить вперед.

Коловец взвесил альтернативы. Ему хотелось, чтобы у него был один их тех удивительных компьютеров, которыми пользовались для принятия решений верхние эшелоны командования. Тогда, если бы что-то пошло не так, виновата была бы машина. Сейчас же он ощущал себя попавшим в ловушку. Он мог атаковать колонну. Конечно, это может плохо кончиться. Что, если где-то там были танки? С другой стороны, если бы он не атаковал, лейтенант мог бы доложить об этом. Безынициативность могла выйти ему боком. Можно было бы даже представить дело как трусость или неисполнение поставленной задачи. Конечно, думал Коловец, он мог сказать, что просто двигался на полной скорости к Везеру. Что не хотел терять времени и отвлекаться от основной задачи. Однако, если бы он столкнулся с противником у Везера, он был бы еще дальше от своих.

Коловцу казалось, что происходящее было к нему очень несправедливо. Он считал себя весьма неплохим офицером, конечно, он не был фанатиком, над которыми пускали нюни газеты или дико скучная литература, выпускаемая военными издательствами. Он был очень добросовестным и осторожным в плане расхищения военного имущества. Он никогда не был слишком жадным и не стремился взять то, что разумнее было не трогать. Немного бензина для личного автомобиля было не в счет, иначе ему было трудно свести концы с концами. Коловец не противился всей ерунде, которую обрушивала на человека система. Но он не думал, что она могла взвалить на него принятие ответственных решений. Он был просто хорошим офицером, который всегда следовал приказам.