Красная Армия - Ральф Питерс

Им было приказано удерживать перекресток дорог. Вокруг были болота. Бронетехника в этом районе могла двигаться только по дорогам. И этот одинокий перекресток в сельской местности был важным узлом, связывающим местные шоссе и грунтовые дороги.

Зиринский понял, что антенну рации сорвало ударной волной от взрывов. Или одним из множества попавших в танк осколков. Танк был так потрепан, что невозможно было сказать, в чем причина той или иной неисправности. Он не знал, что творится в зоне ответственности батальона, не говоря уже о зоне полка. Он только надеялся, что другие были в лучшем состоянии, чем он.

Их часть вышла из района развертывания в ГДР и пересекла границу после полудня. Они двигались все дальше и дальше на запад, но единственными боями, которые они вели, были битвы с заторами на дорогах. Рядом не рвались снаряды вражеской артиллерии, рыщущие в сизом небе самолеты тоже игнорировали их. За исключением бесконечных задержек и нескончаемой неразберихи на дорогах, их движение проходило почти так же, как в мирное время, а фронт, казалось, все время бежал вперед, безнадежно обгоняя их.

Вечером их часть неожиданно остановилась и получила приказ занять спешно организуемые оборонительные позиции, возводимые на пути возможной контратаки с юго-запада. Некоторые офицеры были в ярости. Все считали, что должны были мчаться в атаку, чтобы, как каждый представлял себе это, совершить мощный прорыв вглубь западной Германии. А теперь они получили гораздо менее почетное задание обеспечивать безопасность флангов. Командир батальона протестовал, считая это неподходящим способом использования своих новейших танков. Но приказ есть приказ. Зиринский занял оборонительные позиции в темноте, раздосадованный тем, что его роту расположили не позади двух других, чтобы она могла играть роль мобильного резерва, предназначенного для оперативного парирования угрозы прорыва противника через позиции батальона. Вместо этого, на роль мобильного резерва была назначена рота Головова. И теперь Зиринский задавался вопросом, где того черти носили.

Небо, совершенно без предупреждения, разверзлось артиллерийским огнем, поймав несколько танков с открытыми люками. Затем появились быстро двигавшиеся вражеские танки, задерживаемые только необходимостью наступать по узкой дороге. Вражеские танки были огромными «Леопардами-2», почти в два раза большими, чем танки Зиринского. Преимущество противника быстро дало о себе знать, поскольку на этих танках были первоклассные приборы ночного видения. «Леопарды» открыли огонь с дистанции, казавшейся слишком большой для ночного боя, и батальон Зиринский потерял целый взвод прежде, чем сумел толком разглядеть противника. Затем бой вспыхнул всерьез.

Когда они попадали во вражеские танки, те горели, подумал Зиринский, понимая, что это единственное, чем он мог утешить себя. Он слушал по рации мольбы о помощи от своих взводных, но ничего не мог для них сделать. Он только грубо приказал взять себя в руки и вести бой.

Позиция была потеряна. Вражеские танки шли вслед за ливнем артиллерийских снарядов, двигаясь очень грамотно, учитывая то, что на дороге они были вынуждены оставаться в тесном строю. Зиринскому казалось, что мокрая земля помогала ему, заставляя тяжелые «Леопарды» оставаться на дороге. Он понимал, что погибнет. Но он был полон решимости бороться. Зиринский ощущал, как его переполняет бессловесная, дикая ненависть к противнику, вызывая желание не просто уничтожить его, но и сделать это максимально болезненно. Он знал, что его механик-водитель и наводчик, вне всякого сомнения, знали, что должны сражаться. Он хладнокровно продолжал искать новые цели, ожидая в любой момент вражеский снаряд, который убьет их и отдаст врагу перекресток.

Враги были очень близко. Но медлили. Зиринский не мог понять, почему. Потери противника не шли ни в какое сравнение с его собственными.

Наконец, они возобновили движение. Зиринский нашел хорошее место для боя, где его могло укрыть тепло, исходящее от горящего остова одного из его собственных танков. Вражеская артиллерия возобновила огонь. Но это был легкий дождик, несравнимый с недавним ливнем.

Вражеские танки приближались. Зиринский ждал, придерживая наводчика за спину, пока цели не войдут в зону надежной видимости инфракрасного прибора ночного видения. Он заметил три танка, которым не уйти, если они все сделают правильно. Очевидно, вражеские танки искали его. Он ждал.

В последний момент, Зиринский приказал открыть огонь. Быстрые последовательные выстрелы методично уничтожили все три цели. Теперь казалось, что уже противник не мог даже увидеть его, словно их танк стал призраком. Враги стреляли в их сторону, но снаряды летели мимо, разнося окружающие деревья.

Зиринский уже расстрелял половину боекомплекта в ходе боя. Особенно мало осталось высокоскоростных бронебойных подкалиберных снарядов — основных убийц танков. Он попробовал снова воспользоваться мертвой рацией, отчаянно надеясь связаться с кем-либо. Ему казалось, что этот перекресток был самым важным объектом на земле, и он не мог поверить, что никто не пришлет подкрепления.

Поле боя освещалось пламенем горящих танков, словно редкими кострами. Зиринский насчитал девять выведенных их строя вражеских танков.

Враг прибег к новой тактике. Танковый взвод на полной скорости помчался по дороге с левого фланга Зиринского, отстреливая в темноту дымовые гранаты. Вскоре вернулся и знакомый грохот артиллерии, пытавшейся достать одинокий танк Зиринского. Он приказал механику двигаться, чтобы найти лучшую позицию для стрельбы.

Танк дернулся медленно и тяжело. Но не смог двинуться с места. Они застряли.

Зиринский торопливо поймал в прицел ведущий танк взвода противника, который еще не достиг мертвой зоны за остовом, служащим Зиринскому защитой.

Его первый выстрел прошел мимо.

Заставляя себя делать все как можно тщательнее, Зиринский сделал еще один выстрел. На этот раз снаряд нашел цель. Вражеский танк загорелся и съехал с курса.

Зиринский поймал в прицел следующий танк и тоже взорвал его. Оставшиеся два открыли бешеный огонь в его сторону.

Вселенная для Зиринского свелась к уничтожению танков. Ну, подумал он. Идите сюда, скоты. Жду не дождусь.

После того, как начальник штаба удалился, чтобы воплотить в жизнь его указания, Малинский задремал. Поднос с доеденным обедом стоял перед ним на столе, на его краю догорала последняя сигарета. Малинский смутно понимал, что еще осталось множество проблем, которые нужно было решить, даже если он испытывал трудности из-за того, что событий было слишком много, чтобы человек мог действительно ими управлять. Ему казалось, что он пытался контролировать бессчетный табун диких лошадей, с их бесконечными рядами крупов при помощи старых рваных поводьев. Затем осталась только сани с одинокой лошадью, засыпанной снегом и выдыхающей столбы белого пара.

Малинский узнал эту сцену. Урал. Много лет назад. И все было точно также. Замечательно, что ничего не изменилось. За исключением неба. Он не мог понять, почему оно светится золотым светом. От горизонта до горизонта мерцающим шатром, натянутым над горными вершинами над головой тянулось позолоченное небо, отбрасывая медные тени на склоны и седловины. И было очень холодно. Его маленький сын крепко прижимался к его руке. Малинский мог ощущать, как мальчик дрожал. Они были очень высоко. Долина, дома, и все тепло мира, казалось, исчезли. Полина смотрела на него с упреком. Полина, такая, какой она была в те дни, такая элегантная и выдержанная. Полина, его бесценное сокровище. В своей большой шубе, почти закрывавшей лицо воротником.

Он не мог понять, почему Полина была молодой. А его сын был еще ребенком. Все было не так. Малинский ощущал, как на него тоннами холодных скал давят годы. Он был стариком. Как он сможет поддержать ее, если уже был старым? Как объяснит ей этот абсурд, эту нелепое обстоятельство?

Крутые склоны вокруг превращались в безмолвные толпы темных фигур, которые ждали чего-то. Он не мог разглядеть лиц, но все они казались подозрительно знакомыми. Что-то должно было произойти.

Полина испуганно закричала: «Антон!»

И Малинский увидел, как Антон выпал из его рук. Ребенок упал в сторону, беспомощно скользя вниз по крутому склону, поднимая снег и беспомощно глядя на старика полными упрека глазами.

Малинский неуклюже побежал за ребенком.

Его сын. Его единственный сын.

Темные толпы бесстрастно взирали на него.

Малинский пытался бежать следом, теряя равновесие, но поднимался снова и снова. Он изо всех сил бежал за мальчиком, который постоянно выскальзывал из его рук. Они неслись так быстро, что не было никакой возможности остановиться. Он упал и покатился вниз, потеряв остатки контроля.