Через вселенную - Бет Рэвис

— «Наверное, что-то такое в воде», — напевает Эми, слабо улыбаясь, словно пытается пошутить. Но лицо ее тут же темнеет вновь, и она добавляет тихим шепотом, будто говоря сама с собой: — Но все-таки это ненормально.

Я не отвечаю. Все мои мысли заняты тем, что, когда нам будет двадцать, Сезон настанет для нас. Только для нас. Двоих.

Она что-то сказала. Встряхиваю головой, пытаясь очистить ее от подобных мыслей.

— Пойдешь? — спрашивает она.

— Куда?

— Пойдешь со мной навестить моих родителей?

Я делаю глубокий вдох, потом медленно выдыхаю.

— Эми… они все еще заморожены.

— Знаю, — спокойно отвечает она. — Но все равно хочу их навестить. Я не смогу спокойно охранять криоуровень, если не посмотрю сперва на них.

И я иду с ней.

На нижнем уровне уже горит свет. Эми выходит первая и осматривается по сторонам среди рядов.

Потом молча направляется по одному из проходов, и я иду следом за ней. Пальцами она касается металлических дверей. В конце ряда Эми оборачивается ко мне.

— Я даже не знаю, где они, — голос ее звучит потерянно.

— Это можно узнать, — обойдя ее, я иду к столу и беру с него пленку.

— Как их звали?

— Мария Мартин и Боб… Роберт Мартин.

Ввожу имена в компьютер.

— Номера сорок и сорок один.

Я не успеваю даже положить пленку обратно на стол, а Эми уже бежит по залу, шепотом считая ряды. Останавливается у двух смежных дверец с нужными номерами.

— Хочешь, я открою?

Эми кивает, но, как только я шагаю вперед, хватает меня за руку.

— Я сама, — говорит она, но не двигается с места, а просто стоит и смотрит на закрытые дверцы.

35

Эми

Я так хочу их увидеть.

Хочу погладить взглядом морщинки в уголках маминого рта. Потереться щекой о колючую папину щетину.

Я хочу их увидеть.

Но я не хочу видеть их замороженными тушами.

36

Старший

— Эми?

Мы с Эми оба подпрыгиваем на месте.

В дальнем конце ряда стоит Харли.

— Ты что тут делаешь? — спрашиваю я.

Харли, зевая, подходит.

— Стою на страже. Как договаривались. Кроме вас, сюда никто не приходил.

— Сегодня я останусь, — виновато обещаю я, заметив темные круги у Харли под глазами.

— Нет, не останешься, — ухмыляется он. — Не сможешь. Старейшина заметит. Я не против побыть еще. Тут тихо, можно спокойно рисовать. — Я знаю Харли. Знаю, каким он может быть одержимым. Он, наверное, дольше на звезды смотрел, чем охранял замороженных.

Я чуть наклоняюсь, так, чтобы Эми не слышала.

— А лекарства…

Я имею в виду не только бело-голубые ингибиторы, которые принимаю и я, и все в Палате. Харли пьет еще и другие пилюли из-за своих «приступов», с тех пор как…

— Обойдусь, — говорит Харли и, хотя я не совсем ему верю, по взгляду, брошенному на Эми, видно: ему не хочется обсуждать этот вопрос в ее присутствии.

— Пойдешь с нами? Эми ищет своих родителей.

Харли сомневается — не терпится вернуться к звездам. Но, заметив мое беспокойство, он решается.

— Ладно, — говорит он, все же глядя в сторону коридора, ведущего к шлюзу. Его запавшие глаза странно светятся, словно какой-то ненасыщаемой жаждой — мне становится страшновато за него. В прошлый раз было то же самое.

— Я все, — доносится сзади голос Эми.

— Ты не хочешь взять свои вещи? — спрашиваю я, глядя на пленку.

— Какие вещи?

— Которые упаковала перед заморозкой. Тут написано, что у вас у каждого есть багаж.

37

Эми

Сердце бьется тяжело и глухо — мы с Харли идем следом за Старшим меж двух рядов криокамер к стене, вдоль которой выстроились шкафчики.

Я никаких вещей не паковала. Мама с папой не говорили, что можно что-то с собой брать.

Старший открывает один из шкафчиков: внутри один на другом стоят десять контейнеров размером с чемодан.

— Вот, — он вынимает три.

Они с Харли смотрят, как я нажимаю кнопку на первом контейнере. Крышка открывается с отчетливым хлопком — герметичный замок.

Это, наверно, мамин. Едва поднимается крышка, запах ее духов окутывает меня с ног до головы. Я закрываю глаза и вдыхаю как можно глубже, вспоминая запах ее платьев, в которые я любила наряжаться, когда в детстве играла в переодевания. Вдыхаю еще раз, и только тут понимаю, что чувствую один только горький запах консервационного газа, которым, должно быть, был заполнен контейнер, а аромат маминых духов — всего лишь воспоминание.

Вынимаю прозрачный вакуумный пакет с фотографиями.

— Это что? — спрашивает Харли.

— Океан.

Он смотрит на фото, раскрыв рот.

— А это? — на этот раз Старший.

— Это мы ездили в Гранд-Каньон.

Старший берет фотографию у меня из рук.

Пальцем проводит по прорезанной в камне линии реки Колорадо. Во взгляде его недоверие, словно он не до конца верит, что каньон за нашими с мамой и папой спинами — настоящий.

— Это все вода? — спрашивает Харли, показывая на фото, где я, семилетняя, строю на пляже замок из песка.

— Все вода, — смеюсь я. — Она противно соленая, зато волны все время поднимаются и опускаются, набегают и отходят. Мы с папой любили прыгать в них, смотреть, как далеко нас утащит, а потом волны выносили нас обратно на берег.

— Все это вода, — шепчет Харли. — Все вода.

На остальных фотографиях нет ничего интересного. В основном на них одна я. Сначала грудничок, потом учусь ходить у бабушки в саду, на тыквенной грядке. Первый день в школе. Я на выпускном, на мне — обтягивающее черное платье, рядом стоит Джейсон и протягивает мне букетик васильков.

Глубже зарываюсь в контейнер. Тут должно быть кое-что, что мама точно не оставила бы. Пальцы смыкаются на маленькой твердой коробочке, и сердце замирает в груди. Вынув бархатную шкатулку с круглым верхом, я держу ее на ладони.

— Что там? — спрашивает Старший. Харли по-прежнему поглощен созерцанием океана.

В шкатулке лежит золотой крестик на цепочке. Крест моей бабушки.

Старший смеется.

— Не говори мне, что ты из тех, кто верил в эти сказки!

Не сводя взгляд с его лица, я надеваю крестик на шею, и смех обрывается.

— Этот корабль называется «Годспид», — говорю я, поправляя цепочку.

— Это просто пожелание удачи.

Отвернувшись, окидываю взглядом дверцы криоморга.

— Нет, это намного больше.

Сглотнув ком в горле, возвращаю фотографии на место — все, кроме той, где мы с родителями в Гранд-Каньоне.

Когда я нагибаюсь к папиному контейнеру, крестик оказывается у меня перед глазами. Контейнер в основном наполнен книгами. Некоторые мне знакомы: полное собрание сочинений Шекспира, «Путешествие Пилигрима», Библия, «Автостопом по галактике». Десять — двенадцать книг по военной тактике, выживанию, естественном наукам. Три чистых блокнота и нетронутая упаковка механических карандашей. Один блокнот и три карандаша я откладываю в сторону.