Развеянные чары - Эльза Вернер

Наверху, на веранде, одиноко стояла Беатриче: она не последовала за Рейнгольдом и лордом, тоже спустившимися вниз. Рука ее машинально теребила мокрые виноградные побеги, между тем как глаза, устремленные на море, по-видимому, ничего не видели перед собой. Вся уйдя в свои мрачные размышления, она думала лишь об одном и не то с угрозой, не то со страхом шептала про себя: «Что было между ними?»

Глава 16

Наступила осень. Как иностранцы, так и местные жители покидали морской берег и горы, снова возвращаясь в огромный, шумный центр Италии. Правда, это не была северная осень, убивающая все в природе, с ее хмурыми, дождливыми днями, холодными ветрами по ночам, туманом, инеем и ночными заморозками. В золотистом блеске и неизъяснимой прелести она мягко опустилась на широкие равнины, наконец избавившиеся от летнего зноя, на высокие горы, которые прежде изо дня в день были окутаны горячими испарениями и скрывали свои вершины в белых облаках, а теперь показали их очертания ясной синеве, и на Вечный город, где жизнь, затихшая на несколько месяцев, опять вспыхнула с новой силой.

Синьора Бьянкона тоже вернулась в город. Ее пребывание в С. закончилось так же быстро и неожиданно, как и отдых Рейнгольда в «Мирандо». Казалось, последнему вдруг надоело его любимое местопребывание. Почти сразу же после их неудачной морской прогулки он стал настаивать на том, чтобы вернуться к их первоначальному плану и отправиться на дачу в горы. Ни возражения, ни даже откровенно высказанная обида маркиза, рассчитывавшего, что композитор погостит дольше, не помогли; к тому же и Беатриче поспешила присоединиться к плану Рейнгольда. Таким образом, Чезарио остался в «Мирандо» один, так как Рейнгольд и Гуго вместе с Бьянконой переехали в горы, откуда сейчас возвратились в столицу.

Был полдень. Синьора Бьянкона сидела в своем будуаре, опершись головой на руку и погрузив пальцы в темные локоны, в позе внимательной слушательницы. Против нее сидел капельмейстер Джанелли. Как ни был он настроен против преследуемого всеобщей завистью Рейнгольда, все же он был достаточно умен, чтобы оказывать необходимое почтение всемогущему и в артистическом мире, и в обществе композитору. По отношению к красавице-примадонне он проявлял преданность и внимание, сказывавшиеся и в том тоне, каким он продолжал начатый разговор:

— Вы приказали, синьора, и этого было достаточно для меня, чтобы тотчас приложить все усилия. Я счастлив, что могу исполнить ваше желание и подробно доложить об известном вам предмете.

Беатриче оживленно подняла голову:

— Ну?

— Этот синьор Эрлау, — продолжал маэстро, — в самом деле, как вы и предполагали, — купец из Г. Должно быть, он очень богат, потому что ведет жизнь миллионера. Вблизи С. он снимал для себя и своей семьи всю виллу «Фиорина» и здесь также занимает один из самых дорогих особняков. Его дом поставлен на аристократическую ногу, большую часть слуг он привез с собой из Германии. У него большие связи в германском посольстве, но он не пользуется ими, так как болезненное состояние заставляет его вести замкнутый образ жизни. Переселился он сюда только затем, чтобы пользоваться советами одного из наших медицинских светил…

— Все это мне уже известно, — нетерпеливо перебила его Беатриче. — Как только я услышала имя, для меня уже не было никакого сомнения, что это тот самый консул, в доме которого я бывала во время своего пребывания в Г. Но кто эта дама, сопровождающая его, эта молодая синьора?

— Это… его племянница, — ответил Джанелли, умышленно сделав паузу после первого слова.

Певица задумалась.

— Она была представлена мне под именем синьоры Эрлау, следовательно, родственница. Я не видела ее тогда, она наверно бросилась бы мне в глаза, такие красавицы не ускользают от взгляда.

Маэстро зло усмехнулся:

— Допустим, что она носит то же имя, что и ее приемный отец; допустим, она — вдова; допустим, она уже много лет тому назад потеряла своего мужа. По крайней мере желают, чтобы здесь, в Италии, верили в это, и слугам дан строгий наказ отвечать так на расспросы любопытных.

Беатриче насторожилась при двусмысленном заявлении маэстро.

— Допустим? Но этого нет? Я чувствовала, что здесь кроется какая-то тайна. Вы раскрыли ее?

— Слуги никогда не молчат, нужно только уметь подступиться к ним, — насмешливо ответил Джанелли. — Мне кажется лишь… это такой щекотливый вопрос… и так как дело касается синьора Ринальдо…

— Ринальдо? — воскликнула Беатриче. — Почему? Причем здесь Ринальдо? Вы говорите, это касается Ринальдо?

Маэстро кивнул головой и продолжал, понизив голос почти до шепота:

— Следовательно, я ошибался, предположив, что именно синьор Ринальдо был причиной вашего желания подробнее разузнать о семействе Эрлау.

Певица прикусила губу. Давая свое поручение, она, конечно, должна была предвидеть, что от наблюдательного Джанелли не ускользнут побуждения, внушившие его.

— Оставим в покое Ринальдо! — стараясь сохранить спокойный вид, сказала Беатриче. — Вы хотели рассказать мне о синьоре Эрлау.

— Это, право, очень трудно разделить, — возразил Джанелли. — Я боюсь… синьор Ринальдо и без того не расположен ко мне, конечно, без всякого повода с моей стороны… я боюсь, что он очень рассердится, узнав, что именно я сообщил вам…

Он запнулся и, прикинувшись смущенным, стал тросточкой вычерчивать фигуры на полу.

— Мне? — сердито повторила Бьянкона. — Значит, сообщение предназначено не для меня? Говорите же в конце концов, синьор Джанелли! Вы не скроете от меня ни одного слова! Я желаю, я требую этого от вас!

— В таком случае… — Как видно, он только и ждал требования певицы, но игра была слишком интересна, чтобы сразу сдаться, и маэстро слишком часто страдал от капризов красавицы-примадонны, чтобы отказать себе в удовольствии еще немного помучить ее. — В таком случае… вы, конечно, знаете прежнее положение синьора Ринальдо. В Италии мало кому известно, да, пожалуй, и никому, что он был женат; я сам узнал об этом только теперь. Но вам это обстоятельство, наверное, известно.

— Да, я знаю это, — глухо промолвила Беатриче. — Что же здесь общего?

— Очень даже много. Вы не знакомы с супругой Ринальдо?

— Нет. Впрочем, я как-то мельком видела ее. В высшей степени ничтожная особа.

— По-видимому, здесь вовсе не находят этого, — снова шепотом заметил Джанелли. — Белокурая красавица, несмотря на свою замкнутую жизнь, привлекает к себе всеобщее внимание.

— Кто? — Беатриче так порывисто поднялась с кресла, что маэстро счел за лучшее отодвинуться вместе со стулом назад. — О ком вы говорите?