Искатель. 1982. Выпуск №2 - Евгений Габрилович

Дело оказалось самым ординарным. За Бедой, видимо, следили и неожиданно задержали на рынке. При обыске нашли двое золотых часов, которые значились в розыске. Потерпевшие опознали свои вещи. По их словам, ограбление совершили три преступника приблизительно одного и того же возраста. Купряшина они запомнили, судя по описанию примет, хорошо. Другим был Корочкин, впоследствии также ими опознанный, а третий остался неизвестным. Его примет потерпевшие почти не запомнили. Следователю пришлось немало повозиться, чтобы собрать доказательства вины преступников; Купряшин и Корочкин отрицали самые бесспорные факты. Купряшин сразу заявил, что часы купил на рынке у неизвестного, и гнул эту линию до конца. Виновность их тем не менее была доказана, и суд осудил обоих к семи годам лишения свободы. Третьего участника следователю установить не удалось, хотя подозревали нескольких. Наиболее подходящим оказался парень с допотопным именем — Филимон Куприянович Чернов. Его также предъявили на опознание обоим потерпевшим, и оба они сошлись во мнении, что он очень похож на третьего грабителя, но, к сожалению, твердо сказать не смогли. Не удалось установить также факты знакомства Чернова ни с Купряшиным, ни с Корочкиным. Чернов оказался замешанным в каких-то других делах, поэтому материалы на него выделили в отдельное производство.

Вершинин с досадой захлопнул папку — ничего нового.

В дверях появился Вареников.

— В сей комнате сильно пахнет грустью, — покрутил он носом.

— Радоваться пока нет оснований, — пожал Вячеслав протянутую ему руку. — Гоняемся за призраками.

— Похоже на то, — Вареников уселся поплотней, — но с одной лишь разницей, что у нас есть не только призраки, но и вполне реальные люди: Федька Купряшин и Митька Корочкин.

— Оптимист вы, Николай Иванович, — иронически скривил губы Вершинин. — Можно подумать, что за пазухой у вас ключ к разгадке.

— Ключа пока нет, иначе в этот кабинет я не вошел, а вкатился бы, но уверен — будет. В столице вот побывал, разузнал кое-что.

— Ну и как успехи? — В голосе Вячеслава мелькнула надежда.

— Расскажу по порядку. Сперва о Москве. Я просмотрел немало заявлений о без вести пропавших за три года после убийства, но, — он развел руками, — ничего интересующего нас не нашел, нет подходящего и в нашей области.

— Почему, же так? — Вячеслав был удручен. — Есть вполне реальный неопознанный труп, а заявления отсутствуют?

— Разные могут быть тому причины: может, она родственников не имела или заявление не зарегистрировали.

— Ясно, — Вершинин хмуро кивнул. — Остается слабая надежда на наш запрос.

— Ну-ну, не падайте духом, Вячеслав Владимирович. Теперь дальше: мой старый друг Федя Купряшин сидит в Сосновской колонии особого режима. Угодил туда после побега. Месяцев семь, кстати, пролежал в больнице с туберкулезом легких, вроде бы вылечился. И последнее — конец срока у него где-то через месяц. Дмитрий Корочкин освободился год и десять месяцев назад. В село жить не поехал — отец с матерью к тому времени у него умерли, и, как уже я говорил, работает слесарем на станкозаводе. Женился, недавно дочь родилась. Работает неплохо. Черт его знает, может, порвал с прежними делами. Я поручил посмотреть за ним повнимательней. Если все так, стоит попытаться воззвать к его совести, пока не появился Беда. Тут вы уж должны проявить свое мастерство.

— Сейчас рано. Никаких зацепок для серьезного разговора с ним нет, одни сплошные подозрения и недомолвки, а нужны факты, и серьезные.

Вершинин задумчиво постучал пальцем по обложке уголовного дела. Вареников перегнулся через стол и прочитал название.

— То самое? — спросил он. — Выудить ничего не удалось?

— Практически ничего. Упорные ребята.

— Времена меняются, и люди тоже, — задумчиво произнес Вареников, читая обвинительное заключение. — Смотрите-ка, третий остался неизвестным.

— Подозревали некоего Чернова, но так и не доказали.

— Чернов? Уж не Филька ли Черный? — заинтересовался Вареников, торопливо просматривая анкетные данные. — Точно, он. И здесь его уши…

Заметив недоуменный взгляд собеседника, капитан пояснил:

— Я с ним последнее время много занимался. Трижды судим, в основном за квартирные кражи, но не брезгует и грабежами.

Сейчас на свободе. Судя по всему, остался прежним Филькой.

Я поинтересуюсь, не был ли он знаком с нашими приятелями.

— Я в Окуневе побывал вчера, — перебил его Вячеслав и рассказал о своей поездке.

— Это уже кое-что, Голикова слов на ватер бросать не будет, ну а с железнодорожником, — он сделал паузу, — думаю, простое совпадение, не больше. Вообще, хорошо бы нам собраться где-нибудь всем вместе и помозговать.

— Давайте у Шустова в райотделе.

— С удовольствием.

— Я бы хотел с вами до вокзала добраться. Не возражаете?

— Добро, шофер вас подбросит.

Минут через тридцать Вершинин уже входил в помещение линейного отдела, где работал теперь его однокашник Виктор Стрельников. На вопрос о Стрельникове дежурный махнул в сторону лестницы, ведущей в подвал. Там размещались архив и другие подсобные службы.

Небольшая комната без окон была заставлена самодельными стеллажами, на которых пылились папки различных окрасок, с явным преобладанием мрачных: темно-синих и темно-коричневых. Тускло светила единственная лампа. Стрельников восседал на письменном столе и перелистывал страницы небольшой папки: десятка три других лежали рядом.

— Привет, старик! — обрадовался он, салютуя свободной рукой. — Не выдержал все-таки, прикатил. Зря волнуешься, поручение твоё я выполнил. — Виктор помахал папкой в воздухе. — Хотя, прямо надо сказать, пришлось нелегко, хронология здесь соблюдается далеко не всегда.

Вершинин почти вырвал папку из рук приятеля и, прислонившись плечом к стеллажу, стал просматривать прошитые суровой ниткой листы. Вскоре Вячеслав уныло закрыл папку и бросил ее на стол в общую кипу.

Проверку обстоятельств гибели Свирина дознаватель провел достаточно полно. Он установил, что в день смерти тот ездил в отделение дороги за зарплатой. Получив деньги, путевой обходчик вечером, перед отъездом, выпил с двумя приятелями литр водки и последней электричкой в 20 часов 13 минут поехал домой. В вагоне вместе с ним находилось несколько человек. Все опрошенные в один голос подтвердили, что Свирин был сильно пьян, беспрестанно вставал и ходил по проходу, часто выходил в тамбур покурить. В этом же вагоне ехало еще трое окуневских — пожилой колхозник Усачев с женой и товаровед райпотребсоюза Фролков. Все они видели, как Свирин, качаясь из стороны в сторону, в который раз пошел в тамбур, мусоля во рту самокрутку. Внезапно резкая остановка поезда сбросила многих со своих мест. Пассажиры поднимались с пола, не понимая, что произошло. Оказалось, стоп-кран сорвал Усачев. Как он пояснил, ему внезапно послышался вскрик и звук открываемой двери. Усачев выскочил в тамбур, но там никого не оказалось, лишь на полу валялась форменная железнодорожная фуражка. Решив, что произошел несчастный случай, он немедленно сорвал стоп-кран. Путевого обходчика нашли в двух километрах восьмистах метрах от хвоста поезда. Он был мертв. Судебно-медицинская экспертиза не обнаружила на его теле никаких других телесных повреждений, кроме характерных для падения с движущегося поезда. Судя по большому содержанию алкоголя в крови, Свирин в момент смерти находился в состоянии сильного опьянения. Иными словами, произошла пребанальнейшая история. Изрядно выпивший человек стал открывать на ходу дверь электрички, возможно, для того, чтобы выбросить окурок, не рассчитал своих сил, вывалился и погиб. На умышленное убийство этот случай непохож.