Гений Зла Муссолини - Борис Тененбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, и письма домой они тоже писали…
Еще хуже было то, что вообще вся политика «экспорта труда» шла вразрез с основным положением фашизма: «собирание всех живых сил народа Италии под сенъю знамени великой родины».
Из Италии еще с XIX века шел непрерывный поток эмиграции — то в Аргентину, то в США, то даже в Австралию. И вся идея строительства Итальянской империи сводилась к тому, чтобы перенаправить этот поток в колонии. Когда стало очевидным, что как-то вот не получается уговорить итальянцев поселиться где-нибудь в Эритрее или в Ливии, и на заработки они по-прежнему едут в Америку, линия пропаганды сменилась, и газеты стали утверждать, что эмиграция — это не потеря населения страны, а, наоборот, прибыль.
Потому что эмигранты несут с собой на новые места идеи фашизма и тем их покоряют. Построение было патентованно абсурдным. Но в случае с Аргентиной или США его еще можно было как-то, с грехом пополам, обосновать тем, что итальянские землячества действительно существовали. Просто надо было объявить их ячейками фашистского общества, постепенно завоевывающего мир.
В случае Германии это объяснение, конечно, не работало.
III
11 августа 1939 года Чиано прилетел в Зальцбург. Он собирался поговорить с Риббентропом. Дело было в так называемом данцигском вопросе — еще в начале июля Германия стала требовать, помимо присоединения вольного города Данцига к рейху, еще и коридора к нему, проходящего по территории Польши.
Особой тревоги это не вызвало, вопрос казался незначительным — и Чиано улетел тогда в Испанию в надежде выколотить из генерала Франко хоть какой-то уплаты его долгов. Из восьми миллиардов лир, вколоченных Муссолини в его испанский проект, примерно половину составляли денежные займы — даже не оружие и не двойная фронтовая зарплата итальянским «добровольцам», а вот именно займы, в живых деньгах.
Ну, и Феличе Гварнери, хоть и без особой надежды на успех, хотел добиться хоть какой-то уплаты, и Чиано обещал «серьезно поговорить с генералом Франко».
Генерал, однако, оказался увертлив, как угорь.
В ходе гражданской войны в Испании у него сложились хорошие отношения с Муссолини.
Конечно, они не были равны рангом. Франциско Франко стал главой государства только весной 1939-го, а дуче к этому времени правил Италией уже семнадцатый год.
Так что Франко писал Муссолини письма, выдержанные в самых почтительных тонах, и часто обращался с просьбами — когда о совете, а когда о более материальных делах, вроде отсрочки платежей по долгам.
И вот в этом избранном жанре — письмах от бедного, но крайне почтительного родственника своему богатому дядюшке — Франко оказался очень талантливым литератором. Он льстил Муссолини, взывал к его рыцарским чувствам, много говорил о неоплатном долге благодарности, которым весь испанский народ — и он лично, генерал Франко, — обязан щедрости дуче, и добавлял, что он лично целиком и полностью готов к услугам Его Превосходительству, только вот денег в Испании сосем нет и не предвидится, потому что хозяйство ее расстроено войной и «Испании надо перевязать свои раны».
Зная дуче, генерал Франко сыграл на его слабостях, как на скрипке.
В итоге Чиано возвратился в Рим с пустыми руками, — а тут как раз подоспели депеши из Берлина. Аттолико, посол Италии в Германии, был очень встревожен и настаивал на том, что проблема с. Данцигом затягивается и дело идет к войне.
Чиано считал это большим преувеличением.
Во-первых, «Стальной пакт» в самой первой своей статье утверждал следующее:
<(Обе высокие договаривающиеся стороны постоянно остаются в контакте друг с другом, чтобы договариваться обо всех их общих интересах или вопросах, касающихся европейского общего положения».
Во-вторых, частным образом, в разговорах между дуче и фюрером было решено, что никакой большой войны в ближайшие три-четыре года не будет. Муссолини, собственно, сам говорил зятю, что начинать войну сейчас было бы невероятной глупостью — по его оценке, шансы на успех в 1939 году были бы в лучшем случае 50 %, а вот в 1942-м или 1943-м они возросли бы до 80 %.
Ну, а поскольку изменений в этих планах не было и дуче обо всем договорился лично с фюрером, и после этого никаких дополнительных консультаций с Италией не было и в помине, то Чиано прилетел в Зальцбург с легкой душой.
И при встрече только и спросил у Риббентропа: чего же Германия хочет на самом деле — только Данцига или все-таки будет настаивать и на «коридоре» к нему?
«Нет, — сказал Риббентроп, — мы хотим войны».
IV
Вечером 13 августа 1939 года итальянская делегация устроила своего рода совещание в ванной комнате гостиничного номера Чиано — говорили все шепотом, а краны наливали воду в ванну и включены были до отказа. Идея была простой: создать как можно больше шума. Чиано надеялся, что это поможет — он не сомневался, что его номер прослушивается гестапо, но шепотом и при сильно шумящей воде, может быть, все-таки можно будет поговорить[120].
Вопрос был важнейшим — война приближалась семимильными шагами.
Дело в том, что к 13 августа 1939 года Чиано, помимо Риббентропа, успел поговорить еще и с фюрером. И тот сказал ему, что да, именно сейчас и есть лучшее время для военных действий против Польши, и они начнутся не позднее 15 октября. Но это будет локальная война.
Италии не о чем беспокоиться. И показал телеграммы, полученные из Москвы. Они и правда звучали обнадеживающе — получалось, что некая договоренность с СССР будет достигнута, и коли так, западные демократии не решатся ни на что, и их гарантии Польше останутся пустым звуком.
Так что, хотя «Стальной пакт» обязывал Италию к действиям, фюрер на них не настаивал.
Однако Чиано был донельзя встревожен. Он не был уверен в том, что война останется локальной, но был абсолютно уверен в том, что Италия к войне не готова.
Галеаццо Чиано в Италии имел хорошо заслуженную репутацию плейбоя, щеголя и гуляки.
Тем не менее он был умным человеком, знал очень многих людей помимо партийных и государственных структур, и они были с ним более откровенны, чем с другими фашистскими иерархами. Например, в круг его окружения входил Луиджи Барзини-младший — тот самый, которого мы тут уже не раз цитировали. А тот не скрывал своих мнений о том, что фашистская Италия как система довольно гнила и коррумпирована.
В Италии, конечно, с природнымы
