Сокровенное таинство - Эллис Питерс

— Тот, кто во главе процессии, наверное, и есть Мадог? — спросил Николас у шерифа.

Хью молча кивнул. Видно, Мадог кликнул на помощь своих друзей из предместья. Те, кто помогал отнести покойного в монастырь, скорее всего были валлийцами по крови, как и сам Ловец Утопленников. Мадог был подавлен, но распоряжался процессией, следя за соблюдением подобающих приличий.

— А где тот, другой, — брат Фиделис? — спросил Николас, припоминая безмолвного монаха, державшегося в тени, но всегда готового услужить. Он почувствовал укол совести оттого, что, скорбя о своем лорде, чуть не позабыл об этом молодом человеке. А ведь Фиделис по доброй воле посвятил себя служению лорду Годфриду.

Хью только пожал плечами. Второго монаха нигде не было видно.

Они пересекли мост и двинулись к монастырским воротам, оставив по левую руку Гайю, а по правую — мельничный пруд и мельницу. Затем носильщики свернули направо, под арку, и внесли тело во двор, где их уже ждали собравшиеся братья. Печальная новость достигла аббатства, когда монахи пришли с вечерни. Сейчас они все были здесь — от аббата и приора до юных послушников, которым, быть может, впервые выпало воочию узреть смерть и задуматься о бренности бытия. Горожане, следовавшие за процессией, столпились поодаль у ворот в трепетном благоговейном молчании.

Мадог подошел к аббату и поведал ему обо всем, что случилось. Говорил он просто, без подобострастия, ибо как истинный валлиец почитал всех людей равными, независимо от сана. Выслушав его, Радульфус только развел руками и обратил взор к небу, признавая неисповедимость воли Господней и тщету людских помыслов. Затем он склонился над спеленатым телом, окинул его долгим взглядом и наконец откинул покрывало с лица покойного.

Казалось, смерть вернула Хумилису его настоящие годы. Лицо его, как и в последние дни жизни, было исхудалым и изможденным, но он больше не выглядел стариком. Прежде чем аббат вновь опустил ткань, Хью и Николас успели заметить, как преобразился прославленный крестоносец — лик его был полон умиротворения и покоя. Затем аббат Радульфус осенил крестным знамением носилки и носильщиков и дал знак поджидавшим братьям. Они подняли тело и понесли в часовню, где должно было состояться отпевание.

Только сейчас, заметив, что брат Эдмунд озирается по сторонам, явно ища человека, который вместе с пропавшим Фиделисом заботился о покойном, Хью понял, кого недостает среди собравшейся братии. Странно: Кадфаэль так близко к сердцу принимал все, что касалось Хумилиса, и вдруг в такой момент его нет рядом. Однако Хью не стал заострять на этом внимание — в свое время все прояснится. Возможно, отсутствие Кадфаэля связано с исполнением воли Хумилиса, и то, что делает сейчас травник, для покойного важнее, чем внимание, оказанное его мертвому телу.

Хью и Николас приблизились к аббату, почтительно выразили свои соболезнования, и шериф заверил, что его люди будут продолжать поиски Фиделиса вниз по течению, пока остается хоть малейшая надежда, что он жив. А если нет, они найдут его тело. Затем они сели на коней и неспешным шагом направились обратно в город. Вечерело, сгущались сумерки, но небо было безоблачным и чистым, а в воздухе веяло ласковой прохладой. В доме Берингара их встретила приветливая Элин и распорядилась подать ужин. Все было как обычно, только в конюшне не хватало одной лошади, правда, Хью этого даже не заметил. Он велел конюхам отвести лошадей в стойла и занялся Николасом.

— Вам лучше всего остановиться у нас, — сказал он за ужином, — вы ведь все равно останетесь на похороны. Я пошлю весточку Крусу, он, возможно, захочет проститься с тем, кто должен был стать его зятем, к тому же мне надо известить его о том, как обстоят дела с Гериетом.

При этих словах Элин навострила уши.

— А что там такое с Гериетом? — спросила она, — Право, сегодня день такой сумасшедший, что я совсем забыла расспросить о новостях. Но вы, сэр, — обратилась Элин к Николасу, — говорили, что привезли дурные вести, и так рвались в замок, что и ливень был вам нипочем. Так в чем же дело?

И они рассказали ей обо всем — начав с того, что открылось Николасу в Винчестере, и кончив тем, как они прервали допрос Гериета, получив сообщение о несчастье с лодкой Мадога. В конце их рассказа Элин нахмурилась, и по лицу ее промелькнула едва заметная тень тревоги.

— Выходит, этот стражник ввалился и давай кричать, что двое монахов потонули в реке? Он, наверное, и имена их назвал? А Гериет все это слышал?

— Точно не скажу, но вроде бы имена я сам назвал, — отвечал Хью. — Должен заметить, что известие это подоспело для Гериета прямо-таки вовремя. У него уже сил не оставалось больше изворачиваться. Теперь, конечно, он соберется с мыслями, хотя я сомневаюсь, что это ему поможет.

Элин умолкла и больше не возобновляла этот разговор, пока Николас, совершенно измотанный бурей, долгой поездкой верхом и всеми потрясениями прошедшего дня, не отправился спать. Когда он ушел, Элин отложила свое рукоделье, подошла к мужу, присела рядом с ним на стоявшую у неразожженного очага скамью и нежно обняла его.

— Хью, милый, — шепнула она, — мне надо тебе кое-что сказать. Но только тебе — Николас не должен ничего знать, во всяком случае пока все не уляжется и не станет на свои места. Может, ему лучше было бы вообще так ничего и не узнать, но он, наверное, со временем сам догадается, по крайней мере кое о чем. Но ты нам сейчас очень нужен.

— Кому это нам? — спросил Хью, обнимая жену за талию и привлекая ее к себе. Он как будто не был слишком удивлен словами Элин.

— Мне и брату Кадфаэлю, кому же еще?

— Так я и думал, — с улыбкой сказал Хью, — а я-то сдуру еще недоумевал: ведь он больше всех хлопотал вокруг Хумилиса, носился с этой поездкой, а потом сгинул невесть куда. Непохоже это на него, наш Кадфаэль никогда не бросает дело на полпути.

— А он и не бросил. Сейчас он заботится как раз о том, чтобы оно благополучно завершилось. Так что, если малость попозже услышишь, что кто-то возится в конюшне, не спеши поднимать тревогу. Будь уверен, это Кадфаэль ставит лошадь в стойло, а ты ведь его знаешь — он сначала о коне подумает, а уж потом о себе.

— Сдается мне, что твоя история будет долгой, — промолвил Хью, — не худо, чтобы она оказалась к тому же и интересной.

Нежные, шелковистые волосы Элин коснулись его щеки. Он обернулся и ласково поцеловал ее в губы.

— Конечно, тебе будет интересно, ведь речь пойдет о жизни и смерти. И вот еще — раз уж вышло так, что Адам Гериет узнал о гибели больного крестоносца и его спутника, тебе придется завтра же с утра поспешить к нему и сказать, чтобы он не горевал, — все обстоит не так уж трагично.

— Ну-ка, — попросил Хью, ухмыляясь, — расскажи мне, как же все обстоит на самом деле.

Элин уютно устроилась в объятиях мужа и поведала ему обо всем.

Более двух дней по обоим берегам реки множество людей без устали искали тело Фиделиса. Обшарили все места, куда обычно выносит течением то, что попало в воду, но единственным, что удалось обнаружить, оказалась монашеская сандалия, выброшенная на песчаную отмель близ Атчема. Видать, ее сорвало с ноги несчастного утопленника. В большинстве случаев тела утонувших в Северне выносило на берег, но на сей раз вышло иначе. Никому, никогда и нигде не суждено было больше увидеть брата Фиделиса.

Глава четырнадцатая

На похороны брата Хумилиса в аббатство Святых Петра и Павла съехалась вся шропширская знать и представители большинства бенедиктинских обителей графства. От Шрусбери присутствовали шериф и провост города, старейшины цехов и именитые купцы. Большинство из них никогда не встречалось с Хумилисом, но трагические обстоятельства его гибели никого не оставили равнодушным, к тому же все знали, какую славу стяжал он в Святой Земле, прежде чем облачился в рясу. А поскольку столь замечательный человек родился и закончил свои дни в этих краях, жители Шрусбери считали его своим земляком и гордились этим. Похороны обещали стать заметным событием, тем паче что покойного должны были предать земле в самом храме — высокая честь, какой удостаивали очень немногих.

За день до церемонии из Лэ прискакал Реджинальд Крус. Он испытывал мстительную радость, узнав, что злодей, осмелившийся поднять руку на его сестру, заключен в темницу и не избежит заслуженной кары. Реджинальд был убежден, что суд признает его виновным, и шериф не дал ему повода усомниться в этом.

Реджинальд с интересом разглядывал затейливое колечко с эмалевым узором, лежавшее сейчас на его широкой ладони.

— Да, да, я его помню, — сказал он Николасу. — Странно, что преступника вывела на чистую воду именно эта маленькая вещица. А ведь у Джулианы, помнится, было и другое колечко, тем она дорожила куда больше. Может быть, оттого, что оно было подарено ей еще в детстве. Годфрид прислал его ей в знак обручения. Это было старинное кольцо, семейная реликвия Мареско — из поколения в поколение старший в роду вручал его своей невесте. У Джулианы тогда и пальчики-то были тоненькими — колечко свалилось — так она, по словам отца, прицепила его на цепочку и носила на шее. Я уверен, что его она тоже взяла с собой.