Дети оружия - Виктор Ночкин

Перед атакой некоторые кочевые спешились, чтобы бесшумно подобраться к ограде двухэтажного дома. Ляков с грохочущим сендером остался позади. В руках дикарей, готовящихся напасть первыми, старик заметил динамитные шашки с торчащими шнурами запалов. Он оглянулся в поисках того, кто мог бы ответить, откуда это добро у голозадых. Но Улла-Халгу рядом не оказалось, поблизости ошивались несколько дикарей, которым было велено не спускать глаз с ненадежного союзника.

— Это чего? — спросил Ляков и для верности указал пальцем.

Кочевые переглянулись, один высоко поднял руки и прорычал невразумительно, другой ответил:

— Это быть большая бух. Ворота бух-бух. Стена бух-бух. Очень большая.

Передовая группа ушла, держась тени вдоль заборов, ненадолго все стихло. Ляков представил себе, как кочевые подкрадываются к дому, в котором мог бы и он сам дрыхнуть. Ощущение получилось не из приятных. А ведь выходит, что карлик и девчонка смерть от него отвели. Ну ладно, без помощи Лякова «гатлинг» они бы не уволокли, но ведь сломали бы, вывели из строя… Не успел старик додумать печальных мыслей, впереди оглушительно прогремели взрывы, столб рыжего света на миг взметнулся в той стороне, куда ушел передовой отряд.

Манисы пронзительно зашипели, дикари подняли крик и, ударяя ящеров пятками в бока, погнали к центру поселка. Те, кто должен был находиться рядом с сендером, залопотали, завыли на разные голоса. Они сердито глядели на Лякова и указывали копьями: туда, значит, кати!

Старик послушно врубил передачу, фары вспыхнули, осветив пустырь между оградами ферм. Сами фермы молчали, ни звука, ни огонька. Местные честно блюли соглашение и не вмешивались. Сендер, взрыкивая мотором на низкой передаче, устремился к занятому бандой дому, где уже шла перестрелка. Ляков держался середины свободного пространства между заборами. Дикари, радостно улюлюкая, скакали справа и слева от него, рыжее пламя отражалось в глазах манисов.

Взрывом динамитных шашек ворота разнесло в щепу, взрыв оглушил караульных, стерегущих въезд. Передовой отряд дикарей уже ринулся в атаку, кочевые в боевой раскраске вбежали во двор. С крыши из обшитого досками укрытия захлопали выстрелы. Одного кочевника пуля свалила в воротах, он рухнул на груду тлеющих обломков, и те, кто бежал следом, перепрыгивали через неподвижное тело. Распахнулись окна на первом этаже, показались стволы. Нестройный залп свалил еще нескольких кочевых, но они прибывали и прибывали. В окна полетели копья, стрелы густо сыпались из-за забора. Оперенные древки словно появлялись из ниоткуда, когда попадали в полосы света, расходящиеся от окон, — и снова пропадали, канув в темноту.

Отряды подручных вождей бросились к забору с разных сторон. Пока шла перестрелка во дворе, кочевые карабкались на ограду, перекидывали веревки с крючьями, лезли по ним, упираясь пятками в стену…

Двор кишел загорелыми телами, выстрелы из окон косили дикарей, в такую толпу можно было палить, совсем не целясь, пули и дробь легко находили жертвы. Больше десятка кочевых подступили к входной двери, налегли плечами… Дверь держалась. Байгу Скат со страшным ревом ударился в нее всем телом, петли хрустнули под его напором…

Бандиты продолжали отстреливаться, им больше ничего не оставалось. Левана никто не видел, а разыскивать его не было времени. Несколько человек выбрались из окон с тыльной стороны здания, ножами и прикладами проложили путь к мотофургону, влезли под защиту стальных листов. Водитель завел мотоциклетку, и бронированная сцепка медленно покатила через двор, плюясь зарядами огня и свинца. Дикари бросались на обшитые железом борта, кололи копьями, лупили дубинками. Их расстреливали в упор, весь прицеп мгновенно оказался забрызган кровью.

В ворота вкатил сендер. Усиленный стальной полосой бампер ударил в бок мотоциклетку, смял защищавший водителя кожух и расколол раму. Дикари рванули к опрокинутой машине, стали наперебой тыкать копьями в щели; несколько человек вскарабкались на крышу бронированного прицепа, ножами поддели крышку люка, открыли… Первого смел заряд дроби, выпущенный снизу, но дикари подбегали со всех сторон, лезли на прицеп, прыгали в люк. Внутри поднялся крик, в тесноте юркие кочевники резали бандитов ножами из катраньих плавников…

Ляков встал, взялся за рукоять «гатлинга» и полоснул длинной очередью по окнам первого этажа, потом налег, задирая ствол, — очередь прошла наискось вверх, и пули прошили дощатое гнездо. С треском раскололись доски, выстрелы на крыше смолкли.

Байгу поднял здоровенный брус, служивший перекладиной ворог и отброшенный взрывами к входной двери. Дюжий дикарь с натугой вскинул это тяжелое бревно на плечо и, качнувшись всем корпусом, ударил в дверь. Балка, вождь и дверь — все кануло внутрь. Там, в глубине здания, пронзительно взвыли кухарки. Дикари устремились в открывшийся вход, другие полезли в окна.

Ляков не стал ждать окончания штурма. Воины, окружавшие сендер, позабыли приказы вождя и ломанулись в дом — там началась резня, и они не желали отставать в этом деле от сородичей. Старик врубил задний ход, сендер выкатился из створа ворог, развернулся на пустыре, мазнув светом фар по грязным изгородям фермерских подворий… Ляков ехал довольно медленно, он надеялся, что его бегство заметят не сразу, и опасался за разбитую во время утренней погони ходовую часть.

Сендер нырнул в проход между оградами, вырулил на дорогу. Из-под забора метнулись смазанные тени, Ляков с перепугу дал газ и, разгоняясь, промчался мимо движущихся силуэтов… Что-то тяжко ударило его в затылок, перед глазами поплыли разноцветные пятна, нога соскользнула с педали газа, старик рухнул грудью на рулевое колесо. Сендер мягко ткнулся в ограду и заглох.

Когда Леван выскочил в коридор, Йоля уже добралась к лестнице, ведущей на крышу. Обычная лестница, сбитая из прочных реек; сейчас девушка прытко скакала по ней, ноги в грязных сандалиях так и мелькали. Леван вскинул карабин, пуля расщепила верхнюю перекладину, но Йоля уже сунулась в люк и одним прыжком оказалась на кровле, выложенной черными пластинками.

Леван бросился следом. Вскарабкался за девчонкой, держа карабин перед собой. Выставил наружу ствол, потом осторожно выглянул.

Йоля стояла спиной к раздробленной пулями дощатой надстройке, «беретта» в ее руке была направлена на Левана, и ствол не дрожал.

— Дядька, глянь в небо, — предложила Йоля.

Леван невольно кинул взгляд поверх ее головы — из туманного сумрака к небу медленно приближались два горящих красных глаза, огромных, каждый размером с человеческую голову.

Красноватые отсветы легли на мигом побледневшее лицо Левана, он захрипел. Ладонь, сжимавшая карабин, разжалась, оружие выпало, треснув бандита по колену — он не почувствовал боли. Страх, дикий страх охватил его, сжал ледяной лапой сердце. Прошлое настигло, прошлое нашло его здесь, ночная тварь явилась за ним в новое убежище. Леван убегал от невыносимого страха, спрятался в этой всеми забытой долине, но страх отыскал его и здесь. Он больше не был атаманом, не был бесстрашным бойцом, способным в одиночку броситься на толпу врагов, он был маленьким, очень маленьким, да просто крошечным человеком, напуганным насмерть, а хотел бы стать еще меньше, забиться в темный угол, в щель, где его не заметить страху, плывущему с неба.

А красные огни надвигались, они видели Левана, такого маленького, такого крошечного, — всё равно видели! Ночь летела к нему, с шорохом и треском рассекая воздух.

Маленький испуганный Леван свалился, ударился о ступеньку, рухнул на пол и пополз прочь от люка. Он втягивал голову в плечи, он торопился изо всех сил, он спешил… куда? К Сане. К ее покорности, к ее мягким успокаивающим объятиям. Чего он хотел сейчас? То ли забыться в ее теплой постели, то ли ударить по лицу, увидеть страх в глазах, чтобы собственный испуг растворился в ее страхе.

Бледный, трясущийся, он вполз в комнату. Сана стояла одетая, на смятой постели лежал наспех увязанный узелок.

— Ты больше не будешь меня бить, — отчетливо произнесла она. И подняла пистолет.

— Сана… — прохрипел Леван. И не смог найти других слов.

— Ты больше не будешь меня бить, — повторила она, нажимая на спусковой крючок.

Байгу Скат всегда был первым в бою, вот и теперь первым ворвался в дом. Он скинул придавивший его тяжелый брус, которым вышиб дверь, и вскочил. Сорвал с пояса дубинку, усаженную загнутыми гвоздями, и заорал. Его крик был обращен одновременно к двум мирам — нижнему, где враги, и к верхнему, где духи предков. Враги обязаны были выйти на бой и дать себя убить, предки должны были радоваться тому, что у них такой славный наследник. Когда число убитых врагов превысит положенную меру, духи пришлют ската — чудовище, скользящее в буре, — и оно унесет отважного Байгу в верхний мир. Тогда другие будут орать для него внизу, а он, великий Байгу, станет радоваться боевым подвигам потомков.