Время платить по счетам (СИ) - Шу Алекс

— Родители этих, — Бобков чуть замешкался, подыскивая определение, — гм, юношей, начали тебя проверять. Подняли данные, узнали, кто продвигал вашу поездку в США. Связались со мной, рассказали ситуацию, начали задавать вопросы.

— Что же там за родители такие, что лично с первым зампредом КГБ на контакт выходят и могут позволить задавать вам вопросы? — я прищурился, с нетерпением ожидая ответа.

— Вообще-то я тебе этого говорить не должен, — поджал губы Бобков, — Но важно, чтобы ты понимал ситуацию, осознавал, с кем связался. Тогда не натворишь очередных глупостей. Поэтому я кратко кое-что поясню, без подробностей и персоналий. Слышал что-нибудь об «операторах»?

— Нет, — искренне ответил я. — А кто это такие?

— Люди, оперирующие нашими деньгами от продажи нефти, руководящие сетью фирм, открытых на подставных лиц на Западе. Они работают с огромными денежными потоками, скупают технологии, финансируют нашу работу, поддерживают «левые» движения во всем мире, вкладывают деньги в выгодные проекты. Эти ребята обладают большими возможностями, управляются непосредственно первыми лицами государства. Родители двоих пацанов, являются ключевыми фигурами в этих схемах. Они занимают незаметные должности замов в Управделами и Международного отдела ЦК КПСС, но на деле являются теневыми распорядителями средств, мозгами, разработчиками и двигателями всех крупных финансовых операций партии. С самим лично за руку здороваются и видятся постоянно. Третий пацан — сын крупного воротилы — большого начальника Минвнешторга. Папаша нашел подход к одной, скажем так, женщине, супруге одного из руководителей нашего государства. А она может сильно влиять на мужа.

— «Неужели к самой Райке Максимовне»⁈ — я мысленно ухмыльнулся. — «Она как сорока любит яркие тряпки и дорогие цацки. Так что, обладая обаянием, хорошо подвешенным языком, большими деньгами и возможностями подход к ней найти нетрудно. Миша Пятноголовый, что она скажет, то и будет делать. Недаром у него любимая фраза была: „Посоветуемся с Раисой Максимовной“. Если так, понимаю, почему товарищ Бобков такой мрачный».

— Там ещё четвертый был — лидер всей этой компании. На ближайшем повороте выскочил из машины, чтобы позвонить папочке.

— Зачем? — удивился я.

— Подозреваю, чтобы с подачи папаши загнать машину на левое СТО, перекрасить, поменять номера и по-быстрому скинуть за половину или треть цены. А потом заявить об угоне и отмазаться от ДТП. Такое только его папаша мог организовать, только у него имеются прочные и давние связи среди криминалитета. Вы эти планы разрушили, преследованием и задержанием пацанов. Он, кстати, наблюдал за вашей дракой и проинформировал родителя. Поэтому они так быстро и среагировали.

— А у него, кто папочка, из бандитов или крупных кооператоров?

— Ни то и ни другое, — покачал головой Бобков. — Отец в Министерстве Торговли работает. Курирует всю сеть общественного питания. Организовывает банкеты и праздники руководителей государства, больших чиновников и членов их семей. Накоротке со многими членами ЦК и даже Политбюро. Очень серьезный человек с большими связями. Бандиты тоже с его помощью свои делишки обделывают. Все эти ребята — настоящая государственная мафия, на самых верхах. Даже я предпочитаю с ними не связываться. Понял, с какими людьми зацепился? — Бобков впился в меня колючим взглядом.

— Понял, Филипп Денисович, — вздохнул я. — Я на конфликт не нарывался, так сложились обстоятельства.

— Всё ещё не поздно исправить, — многозначительно заявил зампред КГБ, — Достаточно немного изменить показания.

— Знаю, — невесело усмехнулся я. — Мне уже прокурорский всё популярно объяснил. Забыть о выкидном ноже, запахе перегара от вьюношей, о самом моменте аварии. Только показания я уже дал. Они запротоколированы и внесены в дело.

— Как внесли, так и вынесут, — отмахнулся генерал. — На том уровне, котором находятся родители этих малолетних дураков, это вообще не проблема, а тьфу. К тебе никаких претензий не будет. Даже забудут, что ты их отпрысков хорошенько отпинал. Сами напросились и заслуженно получили.

— Сюрреализм какой-то. Заместитель председателя КГБ предлагает мне нарушить закон и поменять показания, — скривил губы я. — Такое впечатление, словно сплю и вижу кошмарный сон.

— Реальность Миша, иной раз хуже и страшнее самых кошмарных снов, — наставительно произнес Филипп Денисович. — Когда в дело вступает большая власть, политика и личные отношения в верхах, законы уходят на второй план. Так, увы, было, есть и будет всегда. Не ерепенься, поменяй показания и никаких вопросов к тебе не будет.

Я вспомнил старика, лежащего в луже крови, тускло блестевшую в свете фонарей золотую звезду Героя Советского Союза, и уже понимая, чем чреват отказ, с сожалением покачал головой:

— Не могу, товарищ генерал. Рад бы, да не могу. Извините.

— Почему, не можешь? Что мешает? — раздраженно поинтересовался Бобков.

— Совесть, Филипп Денисович, она проклятая.

— Не смеши меня, Елизаров. Совесть у него, — злобно оскалился комитетчик. — У бывшего уголовника с двумя отсидками, прожженного кооператора-миллионера совесть проснулась. Ты меня совсем за дурака держишь?

— Думайте, что хотите, товарищ генерал. Как есть, так и сказал, — отрезал я.

Бобков молчал минуту, сверля меня тяжелым взглядом.

Затем буркнул:

— Ладно, отложим на время эту тему. А пока я хочу, чтобы ты кое-что прослушал.

Он встал, повернулся ко мне спиной, открыл небольшую тумбу в углу, достал магнитофон «Весна-202» и пару кассет, вернулся к столу.

Серебристый квадрат магнитофона лег на столешницу. Бобков нажал на кнопку, и крышка щелкнула, открываясь.

— Слушай внимательно, появятся вопросы, отвечу, — буркнул первый заместитель председатель КГБ.

— Ладно, — пожал плечами я. — Раз надо, послушаю.

Бобков вставил кассету в держатель и захлопнул крышку, нажал кнопку воспроизведения и впился в меня немигающим взглядом удава, отслеживая реакцию.

— Бадри, с этим что-то надо делать! Ты должен нам помочь, — сбивчиво протараторил возбужденный голос Березовского.

— В чем помочь, дорогой? — в отличие от захлебывающегося словами и эмоциями Бориса Абрамовича, невидимый собеседник отвечал спокойно, размеренно и уверенно.

— Этот подонок Елизаров со свой бандой, не угомонится. Его «ОСМА-авто» уже пускает корни на ВАЗе. Потом они будут избавляться от нас. Этого нельзя допустить! Его надо выбрасывать из завода первым. Да, да, не улыбайся так, именно выбрасывать. И как можно скорее! Немедленно! Слышишь, Бадри? Не-ме-длен-но!!! Сегодня «ОСМА-авто» намного опережают нас по продажам. А завтра выкинут из завода. Этого нельзя допустить!

— Борис, дорогой, чего ты нервничаешь? — голос Патаркацишвили по-прежнему звучал спокойно и добродушно. — Вы с Саматом уже договорились с Каданниковым и Зибаревым. Постепенно будете выдавливать «ОСМУ» с завода. Сначала уменьшите квоты, через месяц-другой, опять сократите. В таком случае, Елизаров к гэбэшникам не побежит, ведь формально он остается на заводе, а из-за уменьшения квот каждый раз дергать покровителей, опасно, могут послать. Глобальную проблему они решили, на завод завели, а со своими отношениями пусть сам разбирается. Во всяком случае, на их месте я бы так и сказал. А если и побежит жаловаться, и они впишутся, ничего страшного. Каданников и Зибарев кучу формальных доводов уменьшения квот приведут. Как у русских говорят? Комар носа не подточит. Чего ты суетишься? Все же нормально решили.

— Бадри, ты не знаешь этих подонков, — истеричные нотки в голосе Бориса Абрамовича нарастали, — Они способны на всё. Этот Елизаров и на вид вылитый бандюга. Смотрит, будто примеривается, куда нож воткнуть. А его ближайший дружок Барсамян, так разговаривает, словно я пустое место. Уверен — эта шайка меня уже списала. Тут всё просто: Боливар, как говорится, не вынесет двоих. На заводе будет либо «ЛОГОВАЗ» либо «ОСМА-авто», третьего не дано. Они, наверняка, что-то задумали, готовят какую-то пакость.