Неуловимая невеста - Стефани Лоуренс

А потом возврата уже не было.

Она оказалась тесной. Достаточно тесной, чтобы он затрепетал. Чтобы задержал дыхание, когда продолжал входить в нее. Напрягая каждую мышцу. Наполняя лоно, растягивавшееся, чтобы принять его.

Он как раз дошел до ее девственной преграды и, осторожно выйдя, почувствовал, как она лихорадочно пытается притянуть его к себе. Но Гарет изогнулся, прежде чем сделать короткий резкий выпад, войдя в нее до самого конца.

И замер. Сверхъестественным усилием воли заставил себя не шевелиться.

Эмили застыла. Не крикнула, потому что он прижимался губами к ее губам, но застыла. Инстинктивная реакция на острую боль. Он ждал. Молился о том, чтобы боль была не слишком сильной. Чтобы она…

Он забыл обо всем, когда она пошевелилась. Мало-помалу ей становилось легче. И тут он почувствовал в ней то, для чего не сразу нашел имя.

Завороженность.

Она словно очарована. Не только его телом, но и ощущением их слияния. Ощущением его плоти, погрузившейся так глубоко в ее лоно.

Он нежно поцеловал ее и стал двигаться, выходя и входя снова и снова. И ее возбуждение, ее завороженность все росли.

Эмили отдавалась восторгу их соития, вне себя от радости, от счастья, что она наконец здесь, с ним, и все это куда лучше, чем ей представлялось, чем описывали сестры.

Задыхаясь от счастья, она подстегивала его. Двигалась в ритме с ним. Делала все, чтобы понять, что ему нравится, пользовалась всяческой возможностью, чтобы разделить с Гаретом невыразимое наслаждение, которое он ей дарил… И ответить тем же.

Потому что любить — значит разделять, она знала это с абсолютной точностью. И пользовалась своим телом, словно инструментом, чтобы подарить ему это наслаждение. Как он пользовался своим телом, чтобы подарить наслаждение ей.

Их губы оставались сплавленными воедино, но стоило ему поднять голову, и она упивалась прерывистыми звуками их дыхания, нетерпением, охватившим Гарета. Охватившим ее.

А потом они снова ныряли в поцелуй, в пламя, в возрастающий неописуемый жар. И хотя для Эмили это было впервые, она принимала Гарета со всем пылом… пока кровь не закипела, пока кожа не запылала, пока он не застонал, не вонзился в нее жестко и глубоко…

Взрыв ощущений сотряс ее. Разнес в мельчайшие осколки наслаждения, такого острого, что они сверкали, летя по каждому нерву, каждой вене.

Пока она не взлетела, свободная от земного притяжения, захваченная безумным экстазом.

Гарет смаковал ее разрядку. Не больше двух мгновений. Стиснув зубы. Отчаянно сдерживаясь. Но ощутив мелкие конвульсии лона, сжимавшего его плоть, дал себе волю. И стал изливаться в нее короткими, быстрыми толчками, последовав за ней в царство блаженства.

Блаженство.

Эмили решила, что нет другого слова для описания ее ощущений. Лежа в разворошенной постели, под тяжестью Гарета, она смотрела в потолок и улыбалась. В сердце царил необычайный покой, какого до сих пор она не знала.

Так вот что это такое — отзвуки прошедшей бури. Ее сестры никогда не могли найти для этого подходящих слов и твердили, что она сама поймет, когда окажется на их месте.

Он обмяк, но нашел в себе силы отодвинуться, чтобы не вдавить ее в матрас. Не то чтобы она возражала… ей нравилось ощущение его массивного тела.

Возможно, потому, что это она довела его до такого состояния.

Очень медленно он приподнялся на локтях, повернул голову и посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом…

Волосы забавно взъерошены, лицо ошеломленное, расслабленное, без обычной сосредоточенной решимости.

Она почувствовала, как поднялись в улыбке уголки губ, и позволила себе улыбнуться. Солнечно и счастливо. Именно так было у нее на душе.

— Это было чудесно…

Он снова взглянул на нее. Издал странный звук, нечто между ворчаньем и фырканьем, и сменил позу, чтобы лучше ее разглядеть. Выражение лица мгновенно стало обычно-повелительным.

— Мы, разумеется, поженимся, как только доберемся до Англии, — объявил он.

Она вскинула брови, хотя ничуть не удивилась, поскольку ожидала чего-то в этом роде. Ни положенного обычаем предложения. Ни попытки встать на колено. Никаких клятв в вечной, пылкой любви.

Но если она что и вынесла из этой ночи, это безусловную убежденность в том, что он действительно Единственный, тот, кто предназначен судьбой ей в мужья.

Но знает ли он о том, что и она предназначена ему?

Трудный вопрос, не получив ответа на который она не может пойти к алтарю. Не может… пока не поймет, почему он хочет жениться на ней.

Он человек, для которого честь не пустое слово. То, что честь повелит жениться на девушке, отдавшей ему свою невинность, было вполне предсказуемо. Но она не позволит ему спрятаться за честью, как за ширмой! Если он любит ее так же сильно, как любит его она, у него хватит мужества признаться в этом.

Если он воистину любит ее.

На меньшее она не согласна.

Глядя ему в глаза, она мило улыбнулась:

— Возможно. — И, погладив его по груди, закрыла глаза и добавила: — Нам нужно поспать.

Она устроилась поудобнее и ощутила, как расслабилась.

Гарет в полном недоумении уставился на нее.

«Возможно»?! И какого дьявола это означает?

По мнению Гарета, все очень просто. Он хотел жениться на ней и знал это с той минуты, когда впервые увидел а офицерском баре в Бомбее. И теперь она отдалась ему… почти обольстила — так что вопрос решен. Они поженятся.

Мрачно хмурясь, он лег на спину и уставился в потолок.

Она была девственницей, она хотела его и получила желаемое. У этой истории может быть один, вполне естественный конец. Брак.

Почему же «возможно»?

В голову пришла крайне неприятная мысль, посыпавшая солью и без того незажившую рану. Что, если она хотела Макфарлана, но когда судьба лишила ее любимого человека, решила обратиться к нему, как к подходящей замене? Может именно поэтому она ни в чем не уверена?

Он вспоминал, гадал и наконец спросил:

— Почему ты последовала за мной в Аден?

Эмили ответила сразу же. Не открывая глаз.

— Думала, что это… — она жестом обвела их обнаженные тела, — может быть записано в наших судьбах. Однако сначала мне нужно было узнать тебя получше. До…

— До?! — Он продолжал хмуриться. И это ответ на его вопрос?

Но судя по всему, она переживает впечатления от только что испытанного.

— Хотелось бы знать… после этого всегда чувствуешь себя сонной… нет, абсолютно обессиленной?

Он ощутил чисто мужское, близкое к гордости удовлетворение.

— Да, именно так и должно быть.

Не было никакого смысла добиваться от нее сейчас честного ответа.