Сборник статей и интервью 2009г (v1.12) - Борис Кагарлицкий

Татьяна Гурова, первый заместитель главного редактора журнала «Эксперт»

Выращивание конкурентоспособной национальной экономики - это сложная многолетняя работа, требующая союза государства и бизнеса. Эта деятельность больше похожа на брак, чем на флирт

Сегодня, когда паника первых месяцев кризиса схлынула, в околоправительственных кругах вновь начались теоретические дискуссии о пользе и возможностях чистого либерализма. К сожалению, в этих дискуссиях либерализм зачастую подается в таком учебно-книжном варианте, что и сам он дискредитируется, и антикризисная политика, на нем основанная, может оказаться слишком жестокой по отношению к российской экономике. И вообще удивительно, что уже почти двадцать лет, начиная с 1991 года, мы все вынуждены с грустью вспоминать фразу, якобы сказанную Милтоном Фридманом по поводу замысла российского либерализма: «Видимо, эти люди в детстве очень хорошо питались».

Опять конкурентоспособность

В чем состоят базовые постулаты очередной либеральной волны?

Первое и главное - российская экономика неконкурентоспособна, за время кризиса все остальные страны обязательно нарастят свою конкурентоспособность, и мы должны. Но мы не сделаем этого, если будем слишком сильно раскручивать кредитную активность. Рынок должен очиститься. На место тех компаний, которые оказались неэффективными, придут новые, эффективные. И тогда мы станем конкурентоспоcобны.

Этому тезису противостоит другой - контрлиберальный: мы не можем позволить себе разорение градообразующих компаний, потому что у нас вымрут целые города. Поэтому, какими бы ни были эти компании по эффективности, мы должны их поддержать. Попытаемся разобраться в этом конфликте тезисов.

С постулата о необходимости повысить конкурентоспособность российской экономики, кажется, начинало свою деятельность Министерство экономического развития 2000 года. И тот факт, что мы опять возвращаемся к нему девять лет спустя, с той же интонацией, заставляет проанализировать, почему благие цели не были реализованы. Главных причин, на мой взгляд, было две: дефицит денег и дефицит времени. Российская экономика всегда жила в условиях дефицита денег, и это было главным тормозом модернизации хозяйства. Как бы ни хотелось, нельзя построить новый завод, не имея кредита. Мне могут возразить, что Европа тоже начинала с очень ограниченного денежного предложения - и ничего, построила эффективный капитализм. Это так. Но, когда Европа начинала, она ни с кем не конкурировала, а российские игроки вынуждены конкурировать с уже существующими европейскими и прочими иностранцами, имеющими колоссальное преимущество в доступности капитала для развития на своих национальных рынках. Так что, не ставя перед собой цели расширения кредита, нельзя ни вывести экономику из кризиса, ни добиться роста ее конкурентоспособности. При этом стоит обратить внимание на то, что у нас в России уже пять месяцев продолжается сжатие денежной массы. И если до сих пор оно было оправданно - надо было дать рынку пережить панику, то дальнейшее сжатие уже опасно. При таком сильном уменьшении предложения денег денежные рынки локализуются, и выживут в этих условиях не самые конкурентоспособные, а случайные.

Другой важный фактор, от которого зависит конкурентоспособность компании, - ее возраст. Для создания эффективной конкурентоспособной компании требуется время. Есть в либеральных учебниках, например, такая вещь, как «кривая обучения». Она показывает, что со временем на осуществление одной и той же операции затрачивается все меньше ресурсов. Это означает, что любая компания со временем становится более эффективной. Но, чтобы это время иметь, компании нужны длинные кредиты, которых у нас никогда не было. Поэтому так мало у нас новых модернизированных компаний. Проводя недавно масштабное исследование среднего бизнеса в России, мы увидели, что структура среднего бизнеса по составу компаний сильно меняется год от года. Из 100% компаний за пять любых лет умирает 40%. И это при том, что в первые годы из этих 40% половина может расти очень быстрыми темпами. Это означает, что компании не успевают вырасти, у них не хватает денежного ресурса, чтобы преодолеть неизбежно возникающие сложности. О том же свидетельствует и размер наших средних компаний - они в среднем в десять раз меньше своих западных аналогов. Еще осенью «Деловая Россия» давала оценку возможных потерь компаний в течение этого кризиса - она составляла те самые 40%. Потерять так много - жалко. Это ведь потери не абстрактных неэффективных компаний, это потери реального капитала, кем-то с трудом созданного или развитого, реального капитала, который есть сумма оборудования, технологий, навыков и рыночных связей, которые были накоплены нашими предпринимателями за предыдущие годы. Если этот капитал будет разрушен, кому-то придется все начинать с начала. И самое интересное, что они окажутся все в тех же условиях: они никому не известны, у них нет кредитной истории, денег взаймы взять сложно, иностранцы давят на собственном рынке.

То есть мы опять пойдем по тому же порочному кругу. При этом хочется заметить, что концепция конкурентоспособности в условиях жестких денежных ограничений за десять лет не позволила возникнуть в России таким несложным и высокооборачиваемым производствам (существующим во всех странах мира), как производство одежды, обуви, посуды, техники для дома, ткацким производствам, деревообработке, производству бумаги. Что там говорить, заботящиеся о своем имидже производители зубной пасты вынуждены везти упаковку (!) из Японии. О какой конкурентоспособности тут можно говорить?

Представляется, что, желая сделать конкурентоспособной экономику, необходимо прежде всего думать о расширении денежного рынка, о предложении кредита, о протекционизме. Более того, все страны, которые, как считают истинные либералы, выйдут из кризиса с возросшей конкурентоспособностью, думают именно о расширении денежного рынка и о протекционизме. И это не только США, о чем на прошлой неделе прямо заявил Обама. Европа, Китай - все будут делать это.

Нужен ли нам дефицит бюджета

Второй тезис новой либеральной концепции: нельзя допустить большого дефицита бюджета. Впрочем, пока цифры дефицита звучат очень приличные - до 5%, и это радует, но тем не менее проанализируем эту опасность.

Конечно, очень страшно переходить от профицитного бюджета к дефицитному, но кажется, что главное здесь не цифра, а понимание, откуда исходит опасность и какая преследуется цель. Страх перед дефицитом - это наследие 90?х. Но надо оценить, как сильно изменилась наша экономика за это время. Налоговые сборы, уровень реального налогообложения бизнеса очень высоки. Государство имеет вполне стабильные источники пополнения бюджета, чего не было в 90?е. Так что страх надо бы преодолеть.

Цель. В условиях высокой конъюнктуры мы держали профицитный бюджет, чтобы не было инфляции. Разве ее не было? А если бы построили дороги или вложили бы государственные деньги в субсидирование закупок энергосберегающего оборудования - разве не логично предположить, что тогда за счет снижения издержек у нас снизилась бы инфляция? Логично. А социальная стабильность в городах-миллионниках, развитое здравоохранение, хорошие школы, большой рынок арендного жилья, развитый оборонный комплекс - разве все эти следствия дефицита бюджета не сделали ли бы нашу страну более конкурентоспособной и в экономическом, и в социальном смысле этого слова? Черт возьми, странно, что мы никогда, ни на одном слушании в парламенте не обсуждали тему дефицита или профицита бюджета с этой, нормальной, человеческой точки зрения.

Более того, и с «ненормальной», макроэкономической точки зрения дефицит бюджета полезен для экономики. На это в беседе с журналистами «Эксперта» обратил внимание [1] известный французский экономист Жак Сапир. (Хотя об этом говорят аналитики и внутри страны, нам спокойнее и привычнее доверять европейцам.) Господин Сапир говорит, что нам надо усилить свою банковскую систему. Для этого надо получить развитый межбанковский рынок. А для этого, в свою очередь, надо создать инструменты доверия между банками. Эту функцию во всех странах мира, с которыми мы хотим конкурировать (см. пункт первый), выполняют государственные казначейские облигации, которые выпускаются под финансирование дефицита бюджета. Круг замыкается: мы хотим сильных компаний - для этого нам нужен кредитный рынок - для этого нам нужна банковская система - для этого нам нужны гарантированные государством бумаги - для этого мы можем позволить себе дефицит бюджета, и счастливые здоровые образованные граждане будут работать на высокоэффективных современных предприятиях. Можем принять эту цепочку как «французскую положительную обратную связь». Но нам мешает тезис третий - макроэкономическая стабильность.