Близкий свет - Фридрих Незнанский

Едва очередной труп «выехал» на лотке из холодильной камеры, как помощник следователя убедился в том, что это и есть разыскиваемый Бруно Розенберг. Фотография, взятая в театре, не оставляла ни у кого ни малейших сомнений.

Вопрос теперь состоял в другом: каким образом тело покойного попало сюда, в морг, на каком основании и по чьему распоряжению? И вообще, был ли этот человек покойным, когда его укладывали на лоток? Для больницы, пользующейся хорошей репутацией, этот факт оказался просто ужасающим!

А ответить на многочисленные «как» и «почему» в данной ситуации мог лишь один человек. Но он по-прежнему и лыка не вязал, находясь уже в камере предварительного заключения при Управлении уголовной полиции. А если учитывать, что езда до Риги, а потом и до Управления составляла в обшей сложности около часа, но тот так и не пришел в себя, можно было представить, какую дозу «принял на грудь» медицинский работник по кличке Санитар.

В общем, сплошной конфуз и, в перспективе, — крупные неприятности…

Александр Борисович между тем, договорившись с Лазарем Иосифовичем о том, что тот его еще сегодня проинформирует о тех событиях, которые могли бы произойти в процессе дальнейшего расследования, раскланялся со следователем Лацисом о отбыл домой. В конце концов, он ведь в отпуске. А помощь — это дело сугубо добровольное. И кроме того, что-то похожее на интуицию подсказывало ему, что оставлять дома двух малознакомых, красивых женщин наедине друг с дружкой — не самый лучший, в том числе, и безопасный, вариант. В то время как своим присутствием он мог бы сглаживать возникающие шероховатости между женщинами, очевидно прекрасно понимающими, что происходит на белом свете. Одним словом, что поделаешь, когда ничего не поделаешь?

Турецкий понимал, что Инга, скорее всего, могла бы уже возвращаться в свой дом. Главная опасность от нее отведена в сторону. Но что-то ему все-таки мешало. Раздумывая, пока возвращался в такси домой, он пришел к выводу, что мешали два фактора. Первый — уже поздно, и значит, придется провожать «девушку» домой, и на этом пути столько соблазнов, что он, пожалуй, и не совладал бы с собой. А второй заключался в том, что, несмотря на аресты, никто не мог предположить, сколько тех бандитов еще оставалось на свободе. А потому как раз Инга и могла бы стать у них «разменной монетой», если бы они начали торговлю с полицией. Уж лучше риск душевный, решил он, нежели смертельный…

Женщины не спали, ждали, как он понял, новостей. Глядя на них, Александр Борисович не заметил каких-либо сложностей морального плана: сидели две невольные подружки, пили чай.

Он коротко проинформировал и добавил, что, возможно, скоро позвонит Лазарь, который вместе со следователем Лацисом и его помощником заканчивал допросы на вилле преступника.

— Ну, хоть ночью-то можно было бы успокоиться? — неприязненно заметила Ирина. — Или вы с ним еще не наговорились за целый день?

Инга молчала, но смотрела и слушала с интересом, Саша отметил это. Тактичная «девушка». И он, как бы проверяя себя, стал рассказывать им в весьма общих чертах о своих предложениях, которые собирался высказать адвокату. Заодно отметил и реакцию Лациса — для полноты картины. Особенно на известие от Пурвиекса, уже переговорившего с Костей Меркуловым.

Ирина, морщась, заявила, что все это — абсолютно лишнее. Шурик сам себе вешает на шею уголовное дело, которых у него и дома — выше крыши! Спор мог разгореться, правда, без участия Инги, чему-то таинственно улыбавшейся. Но, как выражался Александр Борисович, его мобильник «сыграл из Моцарта».

Он развел руками с видом победителя и взял телефонную трубку.

— Я на связи, Лазарь. Чем закончили? — и потом долго молча слушал «доклад» адвоката.

По всему выходило, что новые соображения Турецкого смогли бы сдвинуть застрявшее на месте расследование. Но для этого требовалось его активное личное участие. Не в качестве наблюдателя и консультанта, а как самостоятельного действующего лица. Но только чтоб потом не было ни обид, ни возражений. Если Лацис готов пойти на этот шаг, он возьмется. Если нет, пусть решает и ищет улики сам. Ирина права, дома масса незаконченных дел, да и в отпуске теперь нет нужды. Ну, в том смысле, что примирение уже произошло, и самое время закреплять мир активными обоюдными, встречными действиями.

Турецкий говорил об этом с юмором, рассчитывая, прежде всего, на реакцию жены. А Инга должна была просто иметь в виду, что на свете не так все просто, как порой представляется. По искоркам, вспыхивающим в ее хрустальных глазах, он видел, что ничего решительно нового он конкретно для нее не открыл. Встречные — так встречные, активные — так активные, пусть и обоюдные, но к ней самой все это не имеет ни малейшего отношения. Как не играет и сколько-нибудь серьезной роли. Сильная женщина, однако…

А смысл предложения Турецкого заключался в следующем. Чтобы снова не утомлять своих невольных слушательниц, он предложил отдать ему для повторных допросов Андриса Грибоваса, ну, Андрея Грибова. А перед этим следует произвести самый тщательный обыск в его жилище и опросить соседей о его образе жизни. На этот счет у Александра Борисовича были свои соображения, о которых он раньше времени не хотел бы говорить. Впрочем, Лазарь не исключался из числа присутствующих при допросах. А вот Лацис и прочие… могли бы немного подождать. Какая мотивация? Очень простая. Турецкий и Грибов — русские. Им легче понять друг друга и договориться. Но с условием, что договор должен быть «железным», то есть выданные обещания по части послабления, а может и вообще вынесения условного приговора, должны быть признаны действительными. Но все материалы следствия, касающиеся конкретно Грибова, должны лечь на стол Турецкого, после чего необходимо будет согласовать со следователем возможные уступки.

Другими словами, Турецкий собирался в прямом поединке «расколоть» Грибова и представить следователю все нужные для продолжения расследования материалы. Условия понятны? Прекрасно! Спокойной ночи, Лазарь, попытайтесь прийти к консенсусу…

— У тебя такая уверенность, что ты можешь заставить того длинноволосого сказать правду? — недоверчиво спросила Инга.

— А почему бы нет?

— Ну, знаете, — морщась, возможно, от усталости, сказала Ирина, — если вам очень интересно обсуждать, на ночь глядя, следственный процесс, извольте! А я хочу спать. И вообще, насчет обоюдных, всяких там активных и прочих… ты, Шурочка, все же подумай. Нечего без конца лозунгами разбрасываться! — и она ушла, показав язык.

Оставшиеся за чайным столом засмеялись.

— Она права, Саша, — негромко сказала Инга. — Я все больше убеждаюсь, что поставила перед собой непосильную задачу. Не думай об этом. Делай, что тебе нужно. А мне, наверное, пора возвращаться, да?

— Я как раз думал об этом, и, боюсь, рано. Во всяком случае, до решения вопроса с этим Андрисом.

— А чего ты добиваешься? Вернее, хочешь добиться?

— Видишь ли, я посмотрел на всю эту гоп-компанию. Могу заявить ответственно, что Андрис — притом, что он — один из них, — на мой взгляд, вещь в себе, как говорят философы. И, по-моему, кроме общих, бандитских дел и обязанностей, у него имеются и другие, более важные занятия. Даже чисто внешне он, как бывший участковый милиционер, сильно отличается от прочих «качков». А я знаю, что далеко не всегда в процессе превращения работников правоохранительных органов в «оборотней», как их теперь называют, главную роль играла жажда наживы, скажем так. Сами власти немало постарались, чтобы верные «служаки» послали ее на все четыре стороны. И этот фактор надо учитывать. Не всегда тут нет возврата назад. Вот и все. Хочу проверить. Получится, будет результат. Не выйдет, извинюсь и уеду домой, в Москву. Ирка права, там подобных дел не перечтешь… И чего, в самом деле, я должен «загранице» помогать, да?

Он в упор взглянул ей в глаза и увидел, как она лукаво ухмыльнулась. Потом подмигнула слегка и покивала.

— Конечно, ты прав. Но и «заграница» твоя — рукой подать, да? — скопировала его и положила на стол обе руки ладошками вверх. Быстро окинула взглядом прикрытые двери в другие комнаты и, наклонившись ближе, почти шепотом спросила: — А кто из вас последним назначил очередь?

Он только и мог — покачать с укором головой. Эта «отъявленная хулиганка» продолжала тянуть свою линию. Она ведь была в курсе того, что у него с Эвой однажды, как бы сам собой, «заключился» договор. Их встречи назначаются по очереди. К примеру, он случайно тогда в Воронеже встретил ее в аэропорту, значит, очередь не считается. А когда они утром расстались, и он позже позвонил ей из аэропорта, и Эва была еще жива и здорова, ее последней фразой был вопрос: «Следующий ход мой?» Это они так бесконечно долго разыгрывали шахматную партию своих встреч. Он ей ответил: «Разумеется…» Последний краткий диалог в их жизни. И теперь Инга, знавшая об этой игре, спрашивала: чья очередь? Что отвечать на прямой вопрос? От него зависело и очень многое, и, с другой стороны, абсолютно ничего, — это как посмотреть. Он помолчал и ответил: