Зимнее чудо для босса - Юлия Гауф

вполне прилично. Иногда это для меня загадка: трачу по два часа на внешность, и недовольна, а когда времени нет, умудряюсь нарисовать себе и ровные стрелки, и прическу соорудить красивую. Видимо, профессия секретаря сказывается, когда лучше всего работа спорится в стрессовых ситуациях.

— Все, детка, идем праздновать, – я хотела взять Лизу за ладошку, но она вдруг схватила свой альбом, и лишь затем взяла меня за руку.

— Я рисунки приготовила. Неприлично без подарков ведь, – по-взрослому заявила дочка, и мы пошли к дому.

На часах уже без пятнадцати двенадцать, скоро начнут показывать обращение президента, а затем настанет новый год. От этого праздника принято ждать чудес, и мое чудо уже свершилось, Дедушка Мороз ко мне был щедр. Жаловаться не на что.

Потому я, улыбаясь, подошла к столу, и приобняла Никиту, когда Лида отвернулась. Он окинул меня жгучим, жадным взглядом, чисто мужским. Я даже смутилась, и на секунду пожалела, что надела именно это платье. Очень уж оно облегает. Не намек, а громкое заявление: «сними с меня это платье, дорогой».

Я буквально картинку в глазах Никиты увидела, как ему не терпится остаться со мной наедине, и медленно снять с меня этот наряд, а затем распустить прическу, любуясь темными прядями волос на светлой коже… как в нашу первую ночь.

Также голодно смотрит, как тогда.

Я отшатнулась от Ника, когда Лида обернулась к нам.

— Чувствую себя школьником каким-то. Надь, я уже сказал ей, можешь не скрываться, – хмыкнул Никита, и помог Лизе забраться на стул с парой высоких подушечек.

— Как, сказал? – я внимательно оглядела свою «соперницу», почему-то не бьющуюся в истерике, и не устраивающую погром, а вполне мирно переговаривающуюся с Ольгой Андреевной. — Мы же договорились, что потом скажем ей про свадьбу. И… почему она так спокойна?

— Я решил, что скрываться от нее глупо. В конце концов, Лида нам никто. Пока ты занята была, я подозвал ее, и все объяснил, как есть, – пожал Никита плечами. — Доходчиво донес, что у нее шансов не было, и не будет, и что мы с тобой очень скоро женимся. Она это приняла.

Никита, не скрываясь, потянулся ко мне, и поцеловал. Не слишком интимно, чтобы не смущать сидящую рядом дочку, но все равно нежно, собственнически. Лида взглянула на нас, и… отвернулась. Неужели так просто переболела? Поняла, что Никита с ней никогда не будет, и отступила?

Ох, хорошо бы.

Борис Ефимович включил телевизор, а Никита тем временем начал разливать по бокалам искристый напиток. Лизе достался яблочный сок, но она поглядывала на наши бокалы, и слегка дулась. Все торопится вырасти зачем-то. Я и сама такой была, а затем с грустью мечтала вернуться в беззаботное детство.

— О чем вы с Лизой секретничали-то? – шепнула я.

Никита хитро улыбнулся, и покачал головой.

— Не скажешь? Серьезно?

— Посмотрим на твое поведение. И на твою покладистость, – промурлыкал он, как довольный котяра. — Может, если ты будешь хорошей… хотя, к черту эту «хорошесть». Если будешь плохой, очень плохой девочкой, я тебе расскажу, – Никита сидит рядом, я вдыхаю запах его парфюма, задыхаюсь от горячего, смущающего меня взгляда.

Он провоцирует, ничуть не таясь родственников. И Никите нравится меня смущать, он весь самодовольством пышет… и его горячая ладонь опускается на мое бедро.

— Никита! – прошипела я.

— Что, дорогая? – довольно спросил он, и сделал невинное лицо.

Я сижу, не шевелясь. Мне приятно, жар внутри разливается, а еще дико неудобно – вдруг кто увидит?! Это уже совсем за гранью, а его ладонь все выше, и выше, на кромке моего белья… Я не выдержала, и отпихнула от себя его ладонь. Вернее, попыталась, его попробуй-ка, отпихни. Вымахал вон какой, будто на стероидах рос.

Никита вдруг взял наполненный бокал со стола, обхватил мою ладонь, и кивнул родственникам:

— Мы на улице встретим Новый Год. Отец, позаботься о малышке, – указал он на Лизу, которая итак прилипла к Борису Ефимовичу, заваливая его вопросами, на которые у него хватало терпения отвечать.

Мы оделись, и вышли на улицу. До полуночи всего пара минут, любимый мужчина совсем рядом, в сердце плещется счастье. Оно и в воздухе разлито вместе с ароматом хвои и апельсинов.

— Загадай желание, – прошептал Никита, отведя меня за дом, где он днем уже расчистил снег.

Поднес к моим губам бокал, и я сделала глоток. А затем вполне искренне загадала простое желание: «Хочу счастья рядом с этим мужчиной. Быть счастливой и сделать его счастливым»

— Теперь ты, – также прошептала я, боясь разрушить тишину.

Никита поднес к своим губам бокал, пригубил напиток, и на пару секунд спрятал глаза.

Не знаю, куда вдруг делся бокал из его ладони, но в следующее мгновение меня уже крепко обнимали мужские руки. Прижимали к своему телу как великую ценность – хрупкую и любимую, дорогую и желанную… ох, как же меня прижимали. Да и я сама прижималась, доказывая, что не такая я и хрупкая, а вполне себе инициативная.

— С Новым Годом, – одними губами произнес Никита, и обрушил на меня поцелуй.

Сначала нежный, ласкающий. Пробующий меня на вкус. А затем дурманящий и голодный, очень глубокий и личный. Поцелуй, от которого подгибаются колени, и тело становится ватным. Поцелуй, после которого женщину нужно поднять на руки, и нести в спальню, а затем делать с ней что угодно. Сейчас я именно на это и согласна – на все, что Никита захочет. На все, что он предложит, что потребует.

Я целовала в ответ, не уступая Никите в напоре, и услышала, как вдали начали раздаваться громыхающий выстрелы от фейерверков. Позади раздались голоса – семья Никиты вышла из-за стола, чтобы посмотреть на салют, а мы не могли оторваться друг от друга. Целовались, дышали одним воздухом, и снова сближались.

Я нашла в себе силы отстраниться от Никиты, и даже выскользнула из кольца его рук.

— Лиза любит фейерверки, – срывающимся голосом пояснила я. — У поднимаю ее обычно, чтобы она лучше видела небо. Я к ней.

Я успела сделать два шага к Борису Ефимовичу, державшему мою малышку за руку.

— Надь, я сам малышку подниму, – услышала я веселый, чуть хриплый после поцелуя голос Никиты, а заем он вскрикнул: — Какого черта ты творишь, идиотка?

Я растерялась, обернулась, и мельком успела увидеть лицо Лиды, стоящей неподалеку.