Без тебя я не я - Маша Брежнева

на гребанную философию, видимо, пора и на яблочный сок переходить. И вообще, домой я поеду с сестрой и ее муженьком, а значит, меня никто не потеряет. Можно выключить телефон, чтобы не наделать ошибок и страдать из-за них потом. Не хочу.

Это помогает. Ночью, когда такси привозит нас к родителям, я просто вырубаюсь, не думаю ни о чем. И ни о ком, что еще важнее. Но у судьбы для меня вновь приготовлены злые шутки. Если я думал, что достаточно выключить телефон, чтобы не писать бывшей после того, как принял на грудь, то это все фигня.

Потому что первая, кого я вижу на следующий день на платформе перед отправлением поезда до Москвы, — Жека.

Совсем без вещей даже, с одной сумочкой. Без шапки, да еще и в пальто без капюшона. А мне сразу хочется хотя бы шарф накинуть, чтобы не мерзла. Не моя это забота, просто на подсознательном уровне.

— Ян? — замечает и удивляется. Еще бы. Неужели так реально бывает, что в городе, где живет пятьсот тысяч, мы встречаем друг друг ровно в тот день, когда оба здесь?

— Привет, Жень. Дома была?

— Ездила к маме. Она так и не поправилась до конца, а все врала, чтобы я не беспокоилась. Но я приехала и отвела к врачу, мне так спокойнее.

— Молодец, это правильно. Но одно плохо. Что-то часто мама у тебя болеть стала.

— Она сдала, Ян, и сдала прилично, хотя еще и не такой страшный возраст.

Ей тяжело, это видно. Сначала потеряла отца, а теперь мать лишается здоровья, а ведь ей только пятьдесят. Прекрасно понимаю, как сейчас у Жеки тревожно на душе.

— А ты дома какими судьбами?

— Свадьба Эрики.

— Да? И как, хороший праздник вышел? Редко кто женится в январе.

— Было круто. И ты же ее знаешь, она любит делать все необычно и по-своему. Ладно, Жень, уже поезд виден, надо бы вперед пройти. У меня первый вагон.

— Надо же…

— Что такое?

— И у меня первый.

Глава 33

Женя

В пятницу вечером после спектакля звоню маме. Давненько со мной такого не было, я с ней в позднее время обычно уже не созваниваюсь, тем более, если сама устала после работы. Но тут как чувствовала, что нужно. Мама невнятно что-то прокашляла мне в трубку, хотя до этого клятвенно убеждала, что уже здорова, а ее кашель — это лишь остаточное явление.

Хорошо, что я не поверила и поняла, что надо срочно брать все в свои руки. Увы, билетов на поезд уже не было, и я взяла на первый утренний самолет. Прилетела даже без вещей, чисто с одной сумкой с документами, телефоном и карточкой.

Взяла такси из аэропорта и сразу начала искать в телефоне платные клиники, где можно было бы записаться к врачу на этот же день. Да, выбор не такой и большой, а найти окошко в расписании едва реально, но я смогла. Отвезла маму на прием, там же ей сделали флюорографию и потом назначили лечение. Мы купили все необходимое в аптеке, и я заставила маму пообещать мне не игнорировать предписания врачей и лечиться, раз это так важно. Мне ведь нужно, чтобы ее болезнь полностью прошла, а не развилась и переросла во что-нибудь хроническое. Надеюсь, она справится. А мне пора возвращаться в Москву.

Темнеет в январе рано, вечер холодный и морозный. На платформе как-то зябко. Ветер продувает насквозь, а я без шапки. Руки прячу в рукавах пальто, подтянув их вниз, и переступаю с ноги на ногу. Я осматриваюсь по сторонам, оценивая, много ли пассажиров будет садиться в поезд, и тут вижу его. Не может быть…

Ян. Нет, это точно он, я плохим зрением не страдаю. Боже, я соскучилась! Не имею на это права, но скучаю. А ведь мы виделись две недели назад, когда он приезжал и говорил, что бросил бы ради меня все.

Самойленко… Он просто чертовски красив сейчас. Новая прическа идет ему даже больше, чем те кудри, которые он в ранней молодости носил. Такой мужчина прямо. Все больше и больше становится похож на отца. И стоит только зависнуть на нем взглядом, как внутри меня все скручивается от разных чувств. Это и дикая боль, разрывающая меня, и сильнейшее желание побыть рядом хотя бы две минуты.

Судьба шутит над нами, и мы оказываемся в одном вагоне и даже на соседних местах. Друг за другом, если быть точнее. Рядом со мной усаживается маленький пацан, которому на вид лет пять, а рядом с Яном — мама этого мальчика. Когда Самойленко закидывает свои вещи на узкую стеклянную полку над сидениями, к нему обращается эта женщина.

— Молодой человек, да вы извините, мне и просить неудобно. Но не можете ли вы поменяться с моим сыном? Понимаете, я не смогла взять соседние места для нас, и теперь ему придется ехать несколько часов без моего присмотра, а я переживаю.

Ян так и зависает, держась руками за верхнюю полку. Смотрит на меня, одним взглядом спрашивая, можно ли.

Можно, но не нужно. Не сейчас. Нам нельзя находиться так близко… Но Боже, как хочется!

Это же не я сейчас специально его прошу? Это просто так совпало. Пусть садится, конечно, его же попросили. Я не могу запретить, даже понимая, что предпочла бы сидеть с мелким, чем с парнем, которого все еще люблю, но с которым уже никогда не смогу быть вместе.

Киваю, и Ян, забрав из кармана куртки телефон, соглашается и переходит ко мне. Пропускаю его и даю ему усесться ближе к окну, а сама отворачиваюсь к проходу, хотя дико тянет смотреть на него. Вспоминается вечер, когда мы с Яном в конце сентября возвращались вместе в Москву на его машине. Тогда еще мы могли разговаривать о чем-то, делая вид, что мы просто старые знакомые. Теперь не можем. Слишком много чего изменилось. Например, тогда мы еще не понимали, что чувства живы до сих пор, а сейчас знаем это. Тогда еще не прозвучали слова, сказанные за эти месяцы. И вот теперь стало совсем больно от осознания, что все это — лишь случайность, а иначе и быть не может.

Двери вагона закрываются, поезд трогается с места. У нас повторно проверяют паспорта, машинист приветствует всех на борту, проводники выкатывают тележку с напитками и перекусами.

— Кофе будешь? — спрашивает Самойленко. — Мне после вчерашнего точно нужно. Так что можешь за компанию.

— Спасибо, я