Колдовской мир - 3: Полет мести - Андрэ Нортон

Деррен остановился перед Нолар.

— Леди, — искренне пожаловался он, — боюсь, что меня никто не ждет в Карстене. Мы уже говорили о моем возвращении, и ты дала мне великую надежду на восстановление лесов. Но я подумал об этом и о том, что знаю о людях. Карстен сейчас в смятении. Армии Пагара погибли в Повороте. У людей теперь нет времени для посадки деревьев и восстановления дикой жизни. Все будут стараться воспользоваться положением, никто не подумает о нуждах живых. Мне сейчас лучше там не показываться. Я тоже вернусь в Лормт, леди. Я думаю, ученые там смогут воспользоваться моей помощью, как раньше. Я чувствую… что мое место там. — Он помолчал, лицо у него покраснело. — И еще я хотел бы научиться читать, если это возможно.

Нолар схватила его за руку, вспомнив собственное желание и благожелательную помощь Остбора.

— Если захочешь, я с радостью научу тебя. Ты говоришь правду: я тоже чувствую, что мое место в Лормте. Для меня это редкое чувство, и я боюсь ему доверять. Если ты проводишь меня назад в Лормт, я уверена, что Морфью и Вессел примут тебя с радостью и в тот же день дадут работу. Идем со мной, как только устроим тут тетю.

Деррен взял другую руку Нолар.

— Леди, от всего сердца, — поклялся он.

— А теперь, когда все решено, — вмешалась волшебница, — не будете ли вы добры отыскать мне посох и плащ, если такой остался в багаже? Маги, заточившие в старину сюда Талла, не подумали, как холодно будет тем, кто не подвластен их чарам.

Нолар почувствовала себя счастливой. Вслед за ранней зимой наступит весна, и снова зацветут луга вокруг Лормта, распустятся полуденные и полуночные цветы. Возможно, она сумеет собрать их для мастера Пруетта. Она повернулась к Элгарет.

— Тетя, возьми мой шарф. Не думаю, чтобы теперь мне понадобилось прятать лицо. Приехав в Лормт, я буду среди товарищей, а сейчас я тем более среди самых верных друзей.

Летописец

Время от времени мы получали известия от волшебницы Элгарет. Деррен отвозил ей припасы, несмотря на особенно сильные зимние бури. Однажды я поехал с ним. И когда смотрел на камень Коннард, произошли две вещи. Во-первых, перестала болеть нога, которая раньше постоянно тревожила меня. Конечно, рана заросла не совсем, потому что одна нога была короче другой. Но что гораздо важнее, я почувствовал (вначале я испытал страх, потому что встреча с неизвестным всегда пугает), что передо мной открываются двери. И мой дар необыкновенно усилился, я теперь мог без слов общаться не только с животными, но и с людьми. Зная, что это небезопасно и кое-кому может показаться вторжением в частную жизнь, я пользовался своим новым даром только в случаях крайней необходимости.

И только однажды использовал я этот дар в гневе: ведь я знал, что гнев ослабляет владение им.

Произошло это, когда в Лормт приехала молодая девушка и объявила, что она Арона, дочь Бетиша. Она была хранительницей архивов в одной из женских деревень фальконеров. После падения Гнезда жительницы деревни вынуждены были переселиться в другое место. В этой деревне ненавидели мужчин. Девушка потребовала, чтобы ее проводили к «ученой», и проявила величайшее отвращение к представителям мужского пола. Нолар проводила ее к Нарет, которая тоже не любила нас, хотя сама жила среди ученых.

Нолар вернулась очень молчаливой, а я встревожился. Девушка села напротив меня за стол, за которым я работал. Потом, словно говоря о чем-то неприятном, она поведала:

— Дуратан, вместе с ней пришла горечь. Может, она и оправдана ее прошлым. Но мы не должны допустить, чтобы она воздействовала на нас. Испытай ее!

Я задумался. Потом решил, что она права. Такой глубокий гнев может означать серьезную опасность.

— Но как она может повредить нам? — спросил я — и Нолар, и себя самого. — Горечь выедает нутро тех, кто ее носит.

— Это правда, однако… — Она помолчала и спрятала руку в карман, в котором, как я знал, всегда носит осколок камня Коннард. Для нее он словно камень для волшебницы. — Однако я чувствую.

Больше она не сказала ни тогда, ни много времени спустя, а Арона, дочь Бетиша, продолжала жить у леди Нарет, мы ее почти не видели, особенно после появления фальконера, который изучал историю своего народа. Арона даже не встречалась с Пирой. Иногда я вообще о ней забывал, потому что в Лормте множество комнат и коридоров. Можно прожить год, ни разу не встретив того, кого не хочешь видеть.

Нолар отыскала записи, привезенные от Остбора. Нам пришлось искать их долго, потому что их сложили вместе с недавно найденными сокровищами. Мы вместе искали то, что могло бы помочь птичьему воину, который мне нравился и которого я искренне уважал.

Арона могла бы помочь нам, но не захотела, хотя Нолар пыталась что-нибудь разузнать у нее. Она откровенно сказала, что когда попросила Арону о помощи, та посмотрела на нее с презрением, как некогда мачеха: словно она запачкана. А меня девушка вообще отказалась слушать.

Однако я продолжал надеяться. До того утра, когда, думая о фальконере, бросил свои камешки и вскочил.

Появилась стрела, указывающая на меня — а может, на Лормт, — красная стрела, цвета крови.

Я выслал ищущую мысль. Телесная боль… боль мысленная… невероятная поспешность в попытках уйти от смерти. Я позвал Пиру, потому что мне потребовалась помощь, любая, какую мне смогут оказать. И в это время к нам вторично явился фальконер.

Полин М. Гриффин

Надежда сокола

Глава первая

Тарлах низко склонился в седле, чтобы уберечься от ветра, и крепче прижал к себе женщину, вероятно, умирающую.

Он ехал так уже два дня, почти три, не останавливаясь даже для того, чтобы поесть и напиться или отдохнуть, кроме нескольких минут, необходимых для смены лошади, когда та уже больше не выдерживала.

Мозг его так затянут туманом усталости и страха, что он не мог бы сказать, сколько времени провел в пути — часы или недели, если бы не было необходимости потом во всех подробностях сообщить о случившемся. А для этого все нужно сохранить в памяти, и только эта необходимость и ужас остались в сознании. Не скоро сумеет он избавиться от ужасной картины перед глазами: огромный камень срывается с казавшегося устойчивым склона горы и обрушивается на владелицу Морской Крепости.

Он не придавил леди Уну — никто не смог бы выжить в таком случае, но задел ее, и задел сильно. Когда фальконер с товарищами добрались до пострадавшей, стало очевидно, что у нее серьезные внутренние повреждения. Она жива, но не приходит в себя и не придет без той помощи, которую они не способны ей оказать.